Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - Михал Огинский

Примите и т. п.

Игельстром».

В тот же день Игельстром приказал Постоянному совету собраться в восемь часов утра, и уже в одиннадцать часов послал им предписание арестовать двадцать наиболее значительных лиц, которых он указал.

Совет поручил великому канцлеру князю Сулковскому передать устное возражение генералу Игельстрому, но тот разразился угрозами и потребовал, чтобы его приказ был неукоснительно выполнен. Князь Сулковский, вернувшись в Совет, получил апоплексический удар и через некоторое время умер. Совет не замедлил сделал то, чего от него требовал Игельстром.

Автор «Мемуаров о польском восстании, найденных в Берлине», упоминает о двадцати шести арестованных вместо двадцати и датирует это событие днем раньше, чем я. Он пишет: «Требование, составленное в сильных выражениях, которое генерал Игельстром направил Постоянному совету 15 апреля и в котором требовал ареста двадцати шести подозрительных лиц, способствовало, несомненно, возбуждению умов и ускорило вспышку восстания».

Генерал Игельстром счел долгом направить часть своих войск из Варшавы навстречу повстанцам и не переставал торопить прусского генерала Шверина присоединиться к корпусу Денисова и идти маршем на Краков. В то же время он написал прусскому генералу, который командовал несколькими частями в окрестностях Закрошима, перейти Вислу и расположить их в селах вблизи Варшавы. Вероятно, он опасался лишь приближения армии Костюшко и не был готов к восстанию в самой Варшаве, где были приняты настолько продуманные меры, что перед самым началом восстания обстановка в городе казалась совершенно спокойной.

Впрочем, Игельстром решил все же разоружить польский гарнизон, и, чтобы осуществить свой план, он сообщил о нем гетману Короны Озаровскому и польному гетману Литвы Забелло[33]. Он наметил для этого 18 апреля, так как это был праздничный день, и генерал предполагал, что, поскольку все будут в костелах, у него есть меньше оснований опасаться сопротивления.

По его приказу, все костелы должны были быть закрыты и охраняемы. Все казармы, арсенал и склады пороха – заняты русскими войсками, разоружение польского гарнизона должно было осуществиться как можно быстрее.

Те, кому Игельстром доверил свои намерения, направили секретный приказ командующему полком инфантерии Короны присоединиться к русским и остановить поляков, если среди них начнется движение. Кроме того, был отдан приказ казакам поджечь четыре квартала города, чтобы пожаром отвлечь внимание жителей, в этой суматохе вывезти короля и облегчить выполнение плана генерала в целом.

Этот план мог иметь самые трагические последствия для армии Костюшко, против которой были бы затем брошены все силы русских и пруссаков, если бы в столице восстановилось спокойствие. Но произошло то, что в тот же день, когда эти приказы были отданы, все посвященные в замысел восстания отправились к Килинскому, чтобы держать совет о том, что следует предпринять.

Времени нельзя было терять, особенно тем, кто был занесен в проскрипционный список, так как Игельстром назначил исполнение своего плана на 18 апреля. Решено было упредить его и начать восстание 17-го числа.

В этой спешке не было возможности составить свой продуманный план восстания, так как не было того главного, кто мог бы его набросать за столь короткое время и передать нужные распоряжения польским воинским частям, а также жителям различных кварталов города. Таким образом, оставалось только одно – отдаться на волю Провидения и довериться усердию каждого из восставших. В успехе никто не сомневался, так как все, кто должен был действовать, были едины в своих стремлениях. Отчаяние дало толчок, а случай помог одному из самых дерзких предприятий, когда-либо совершавшихся.

Единственной мерой, которую приняли заговорщики, собравшиеся у Килинского, – было решение связаться с офицерами польских частей, чтобы убедиться в их верности и договориться с ними о захвате арсенала. Начать нужно было именно с этого захвата. Он должен был стать сигналом к восстанию и в то же время необходимым шагом, чтобы опередить русских, обеспечить себя пушками и вооружить всем необходимым народ.

Заговорщики разошлись, поклявшись победить или умереть за родину.

Глава V

Я опускаю в своих записках описание кровавых событий, имевших место в Варшаве 17 и 18 апреля 1794 года. Мне достаточно привести здесь отрывок из «Мемуаров» Пистора, главного квартирмейстера российского войска при генерале Игельстроме, чтобы дать представление о первых шагах восстания. Тогда меня, как поляка, нельзя будет обвинить в предвзятости, поскольку я привожу здесь слово в слово рассказ русского офицера – свидетеля событий.

«Накануне восстания, – пишет он, – я, как обычно, оставался у генерала Игельстрома до одиннадцати часов вечера. Уйдя от него, я еще зашел к прусскому посланнику и покинул того после полуночи.

На улицах было спокойно; чем ближе было к началу восстания, тем менее было похоже на то, что оно должно вскоре разразиться. Говорят, однако, что вечером 16-го более пятидесяти тысяч патронов передали из рук в руки в разных кварталах города.

После трех часов утра было замечено движение в арсенале. После четырех часов отряд конной гвардии вышел из казармы и атаковал наш пикет, стоявший с двумя полевыми орудиями между этой казармой и железными воротами сада Саксонского дворца.

Пикет защищался и дважды выстрелил из пушки в неприятельский отряд, но тот был больше численно и принудил наш пикет отступить. Отряд изрубил на куски колеса наших пушек и вернулся в казарму. Вскоре выступила вся конная гвардия: два эскадрона отправились в арсенал, и два – на склады пороха.

Этой атакой были начаты открытые враждебные действия поляков против наших войск. Затем от арсенала послышалось несколько пушечных залпов – это были сигналы польским частям стать на свои места, а также сигналы для сбора населения.

Генерал Цихоцкий прежде всего послал приказ полку Дзялинского войти в город и идти ко дворцу. Он кричал из своих окон народу: «К оружию! К оружию!»

В арсенале раздавали сабли и ружья всем, кто хотел. Их бросали даже из окон прохожим.

Гвардейский полк Короны тоже вышел из своей казармы и с большой решимостью направился к складам пороха. Оттуда один батальон отправился ко дворцу, а другой – к арсеналу, после того как три отряда ополчения казначейства сменили их у складов пороха.

Эти отряды рано утром переправились через Вислу на лодках и пошли к арсеналу, где их снабдили оружием, а оттуда они направились к складам пороха. По дороге в арсенал они прошли мимо двух групп русских, стоявших на Долгой улице. Когда об этом доложили генералу Игельстрому, он приказал пропустить их, так как не хотел начинать боевые действия вблизи от своего квартала.

Эскадроны национальной кавалерии, расположенные в Праге, также пересекли Вислу и направились к арсеналу. Сначала они занимали посты на улицах, прилегающих к арсеналу, затем стали сражаться спешившись и рассыпались по домам, чтобы из окон стрелять по русским.

Генерал Игельстром, которому доложили о враждебных действиях отряда конных гвардейцев против нашего пикета, приказал сначала генерал-лейтенанту Апраксину расставить наши войска на посты. В то же время он направил послание королю, чтобы узнать у него о причинах происходящего.

Я не знаю, каков был ответ короля; Е[го] В[еличество] и генерал Игельстром обменялись несколькими посланиями.

Бывший главный капеллан, князь Казимир Понятовский один раз приходил к генералу от имени короля, но мне неизвестно содержание всех этих посланий … и т. п. и т. д.»[34]

В этих «Мемуарах», отрывок из которых я привел, можно найти подробное описание передвижений всех польских частей, а также описание мер жесткого сопротивления, оказанного им. Там же можно найти рассказ о боях, имевших место на улицах Варшавы, о нападении на резиденцию генерала Игельстрома и персонала российской дипломатической миссии и об ожесточенной ее защите.

В этих же «Мемуарах» можно найти советы, которые автор, офицер службы при Игельстроме, давал ему насчет того, как следует действовать в такой критической ситуации; наконец, рассказ о том, как было устроено бегство генерала, чтобы спасти его от неминуемой гибели.

Бесполезно искать в них доброго отношения к полякам, на которых у автора было столько причин жаловаться. Удивительно, однако, читать в ремарках Пистора, следующих за этими трагическими картинами, что число людей из народа и военных, действовавших тогда против русских, было намного меньше количества войск, которые были у Игельстрома в городе и которые он мог употребить против поляков. Перечисляя польские воинские части и отряды вооруженного населения, находившиеся в разных местах города, он указывает число около тысячи двухсот у первых и около тысячи – у вторых.