Офицер. Сильные впечатления - Сергей Морозов

— И зачем, спрашивается?

— Как это зачем? Чтобы быть уверенным, что ты забеременеешь. Предупреждаю тебя, я полон решимости довести это дело до конца. Я нашел твою проклятую диафрагму и спустил ее в унитаз!

Эдик храбрился. В его голосе слышалась явная неуверенность. Он не знал, как может отреагировать жена на его смелую инициативу. Он ожидал бурной реакции с ее стороны и даже подготовил некоторые упредительные меры. Поэтому его удивило, когда Маша лишь вяло замотала головой, словно не понимая, о чем речь.

— Ты меня поняла? — поинтересовался он. — Я буду копить силы и спать с тобой только в строго определённые дни. Тогда уж я буду стараться, обещаю тебе. Кроме того, тебе нужно будет пользоваться специальным термометром. Я все узнал. — Он потянулся к ночному столику и показал ей новоприобретенное приспособление. — Анальное измерение температуры требует большой точности. Мы будем рисовать соответствующий график…

Ему и в голову не могло прийти, что еще три месяца тому назад она порешила прибегнуть к собственным упредительным мерам и свести его шансы к нулю. Она начала принимать новейшие и надежнейшие противозачаточные пилюли, которые хранила, конечно, не дома, а в сейфе на работе.

В настоящий момент ее волновало совсем другое.

— Прекрасно, — милостиво кивнула она. — Не забудь только, пожалуйста, и меня предупредить, когда у нас с тобой очередное ответственное мероприятие…

— Как раз сегодня! — торжественно сообщил Эдик. — Только сначала, любовь моя, нужно измерить температуру… — добавил он, взяв ее за руку с намерением тут же и приступить к делу.

Несколько секунд она находилась в столбнячном состоянии от изумления, а придя в себя, процедила ледяным тоном:

— Сам засунь его себе в…

Было ясно, ее речевой центр все еще находился под воздействием известных факторов.

XIX

— Наблюдая за твоей «семейной» жизнью, я иногда испытывала ужас, — призналась Рита, закуривая. — Мне казалось, что ты вообще никогда не бросишь Эдика, Это могло тянуться вечно…

— Нет, что ты! — поежилась Маша. — Рано или поздно я бы от него ушла. Просто мне нужно было поднабраться уверенности в себе. Почувствовать себя профессионалом.

— А по-моему, ты всегда верила в свою звезду, чтобы опасаться, что развод или другие личные дрязги как-то отразятся на твоей работе.

— Это так только со стороны кажется, — вздохнула Маша. — А впрочем…

— Интересно, — вдруг сказала Рита, — этот твой полковник Волк возбуждает в тебе те же чувства, что и Борис?

Маша немного помедлила, а потом задумчиво проговорила:

— Нет, с ним все по-другому… Но в Бориса я тоже была влюблена. Определенно. Если ты именно это имеешь в виду. Ведь он открыл мне то, о чем я и понятия не имела… Как будто с самого начала я знала, что сама этого добиваюсь. Можно сказать, я вела себя чисто по-мужски. Ведь это для мужчин постель — главная награда за труды. Для женщин — это нечто такое, без чего, как многие из них считают, можно и перебиться. Женщины стремятся к таким вещам, как любовь, уважение и замужество. Причем, если им предлагают руку, они почему-то считают это основным признаком хорошего к себе отношения… А Борис, он мне открыл…

— Интересно, — снова сказала Рита, — что такого он сподобился тебе открыть, кроме оргазма?

— Господи, Рита! — покраснев, улыбнулась Маша. — Для тебя нет ничего святого!

— Если оргазм — это святое, то прошу прощения… — усмехнулась Рита. — Тогда мне тебя просто жаль.

— Допустим, ты права, но… — вздохнула Маша.

— Конечно, я права.

— Но все-таки это не такой уж и пустяк.

— А кто говорит, что это пустяк? Я только хотела поинтересоваться, как у тебя обстоит дело с этим «не пустяком», когда ты общаешься с полковником. Не тот ли самый «не пустяк» открыл тебе Борис? Если ты затрудняешься ответить на такой простой вопрос, то ты глупая девчонка и больше ничего!

Маше никак не хотелось выглядеть в глазах подруги глупой девчонкой, и, озадаченная, она погрузилась в размышления об этих двух мужчинах.

Ей даже в голову не приходило, что их можно сравнивать. Однако Рита Макарова настаивала, что только так с мужчинами и следует обращаться. Если не хочешь лишиться своего последнего бедного умишка. Они этого заслуживают. Нельзя же, в самом деле, переспав с мужчиной, делать вид, что все прочие мужчины на свете вообще перестали для тебя существовать. Тогда это становится весьма похоже на добровольное сумасшествие — вроде алкоголя. Если бы Маша могла вообразить, какому придирчивому, разветвленному, циничному и бессовестному анализу и сравнению с другими женщинами подвергают мужчины свою партнершу, в том числе и ее, конечно, у нее бы просто волосы дыбом встали.

Итак, эти двое.

Во-первых, Борис много моложе полковника. Почти ее ровесник. Несмотря на то, что она не только была замужем, но даже успела родить, оргазм как таковой оставался для нее вещью в себе. Во-вторых, она и теперь не сомневалась в том, что влюбилась в Бориса всей душой. Хотя в тот момент ее душа занимала весьма специфическое, в анатомическом смысле, местоположение. И никаких мыслей по этому поводу у нее поначалу не возникало. В тот странный день он действительно вылепился для нее, словно материальное воплощение наивных девичьих фантазий. Это проявилось даже в его сходстве с известным киногероем. Все, что у нее было, это ее физические ощущения, которые по сравнению с гигиеническим мастурбированием представлялись сказочным откровением. Именно ради таких ощущений большинство женщин готовы навлечь на себя любые неприятности. Именно так начиналось у нее и с Волком… И все-таки с Волком с самого начала все складывалось иначе. Дело не в том, что душа сменила местоположение. Дело в том, что, даже теряя рассудок, Маша продолжала сознавать, что находится в объятиях определенного мужчины. И это было самым главным. Используя расхожий технический термин, можно сказать, что то, чем они занимались, было, конечно, ничем иным как сексом. Но они занимались этим, не закрывая глаз. Они смотрели друг другу в глаза, потому что видеть наслаждение в глазах друг друга было важнее, чем пережить его самому… С логической точки зрения в этом было нечто парадоксальное. Разве можно назвать счастьем то, что можно увидеть, потрогать? То, что поддавалось осмыслению и осознанию?.. Чувствовала ли Маша себя счастливой с Борисом? Она просто забывала обо всем на свете, словно находясь в припадке любовной эпилепсии. Если экстазное беспамятство и воссоединение с природой-матушкой и есть счастье, то Маша испытала его. Почему же тогда мучительные терзания, которые преследовали ее при мысли о Волке, были несравнимо милее чувственного забвения, которым она упивалась с Борисом?