Запойное чтиво № 1 - Александр Крыласов

— Дружище, с прогрессом нельзя бороться, с ним можно только смириться, — заметил Бурмакин.

— Западные ценности претят свободным славянам. Они никогда не будут здесь.

— Они уже здесь.

— Ничего подобного. У славян осталась их широкая душа, их природная вольница, их любовь к бражке. Им по-прежнему ненавистны деньги, нудная работа и зажиточные соседи. И худосочных дев они не любят, в отличие от англосаксов.

— Я, кстати, тоже худеньких девушек люблю, а не полных — признался Ваня.

— Во-о-от, видишь, и в тебя проникло их тлетворное влияние. Профукаете, долдоны, великую культуру, и поминай, как звали.

— Ты прям сермяжный славянофил. Долой мокасины и джинсы! Даёшь зипун и лапти!

— Остолоп, дубина стоеросовая, вы свою самобытность теряете.

— Аутентичность, — поправил Бурмакин.

— Во-о-от! — взбеленился Переплут, — вот, оно до чего у тебя дошло. Ты опять иноземное слово ввернул, тебя уже исконно-русские слова не устраивают. Все эти ваши лайки, эсемэски, фейсбуки, дивайсы, гаджеты…

— Эскалаторы, рефрижераторы, бамперы, — подхватил Ваня, — а, может, ты хочешь, как Солженицын аэропланы леталками называть?

— Почему нет? Всё лучше, чем на поводу у америкосов идти. Им надо, пусть они и конкурируют между собой, а нас не замай.

— Хочешь прикол? — заржал Бурмакин, — я раз видел, как два американца в бадминтон играли. Насмерть рубились, никто не хотел проигрывать. Проигравший тут же требовал переиграть партию и стремился любой ценой победить соперника. У нас проиграл и проиграл, ничего страшного, не коровам проиграл. А они так махались ракетками, будто их судьба решалась.

3. Отходная речь

Входная дверь распахнулась. Переплут и Ваня непроизвольно взглянули на часы, на циферблате две стрелки слились в один чёрный восклицательный знак.

— Готовы?! — в квартиру вломились Сиволап и Рог, конвоируя грустного Припекалу.

— Всегда готовы! — откликнулись анчутки, вскидывая руки в пионерском приветствии.

Оказывается, они давно уже сидели на полу и строили друг другу рожи.

— Ну, рассказывайте, дьяволята, где были? — зловещим голосом поинтересовался Рог, — что поделывали?

— Где были, где были? Гуляли, хвостом виляли, — нахамил Еря.

Рог заткнул палицу за пояс, схватил анчуток за шкирку и принялся нещадно трясти, те повисли в его лапах, словно два нашкодивших котяры.

— Я вам устрою исправительные работы, доможилы!

Трясущийся Еря подмигнул Спире.

— А классно мы на Хорька посикали.

Тот, несмотря на болтанку, захихикал.

— А как Ванятку с голыми бабами провели.

Еря закатился.

— А как похметолога докоряли.

Спиря отвесил брату комплимент.

— А здорово ты Афанасьичу оливку в рот залепил, почти как Марадона.

— Каков пас, таков и гол.

— Заткнитесь, бесы! — рявкнул карачун, — не то палицей хрястну!

— Не пужай, пёс шелудивый, — огрызнулся Ермолай, — опричник.

— Вертухай, — поддержал Спиридон, — жандарм, держиморда.

Сиволап распахнул окно настежь. Рог, держа анчуток в вытянутых руках, забрался на подоконник и резко взмыл в воздух. Сверху донёсся исчезающий писк.

— Будет хоть что вспо-о-омнить.

Переплут вышел на середину комнаты.

— Могу я слово молвить?

— Твоё право, — кивнул Сиволап, снимая байкерский сапог и дуя на мозоль, — какой только лиходей эту обувку придумал?

— А вот коты в сапогах ходят, и ничего, — хмыкнул Припекала.

— Попридержи язык, плыйбой, — окрысился карачун.

— Прощайте, потомки свободных славян, — расправил плечи Переплут, — мы уходим от вас навсегда, мы вам не нужны. Даны и бриты, тевтоны и галлы оказались сильнее, хитрее и проворнее, победа за ними. Ни Пётр Первый, ни Октябрьская революция, ни лихие девяностые, ни даже тучные нулевые не смогли вытравить славянский дух, но нынешние годы нас доконали. В школе отроки не дают списывать, чтобы не давать фору своим конкурентам. В институте, вьюноши, вместо того, чтобы шаболдыжничать и лоботрясничать, строят партийную карьеру. В офисах холдингов и билдингов, тьфу, слова-то какие поганые, все усердно насекомят планктоном, выплачивая ипотеку и кредиты.

— Про дев скажи, — стал науськивать Припекала, — а то обхудали, словно вешалки. Ни сиськи, ни пиписьки и жопа с кулачок.

— Девы стали морить себя голодом и петь под западную дуду, стали алчными и меркантильными. Вместо любви подавай им доллары и евро.

— Вот, вот, — влез Припекала, — и жопа с кулачок.

— Не встревай, забабенник, — одёрнул его Сиволап, — не мешай торжеству момента.

— А что я такого сказал?

Переплут откашлялся и продолжил обличительную речь.

— Славяне, вы стали, как янки, смотреть на окружающий мир поверх ведёрка с попкорном! Я проклинаю вас и ваш век, век алчных, бессовестных менагеров, где люди торгуют одним — полным отсутствием совести. Ироды, вы разучились творить шедевры и производить товары, вы умеете лишь продавать. Торговать квадратными метрами и брошенными детьми, нарисованными дипломами и чужими отелями, плохими романами и слабыми фильмами, и, что самое ужасное, своей великой Родиной.

— Эк, тебя разобрало, — присвистнул Припекала.

— Пора, — буркнул карачун, — Велес ждать не любит.

Три точки растворились в ночном небе мгновенно, как крупинки сахара в чашке кофе. Из облаков донеслось еле слышное.

— Ива-а-ашка! Не поминай ли-и-ихом!

Часть третья

Правь

Глава 21. Чиновник и отщепенец

Сиволап вёл Переплута по каменному тоннелю, освещённому редкими факелами. Под ногами бесхозно валялись алмазы, рубины и золотые самородки. Бог Пьянства несколько раз споткнулся и выругался:

— Чёрт побери! Велес мог бы и электричество здесь провести. Того, что под ногами валяется, хватит на освещение всего Пекла. Как думаешь, карачун?

— Не моего ума это дело, — отчеканил конвоир.

— Это точно, с твоим умом лучше сидеть и не вякать.

— Уй! — карачун налетел на золотой самородок размером с футбольный мяч и пожаловался, — любимой мозолью врезался.

— Больной палец — самый длинный, — утешил Переплут и как бы невзначай наступил карачуну на многострадальную лапу.

— Ы-ы-ый! — взвыл Сиволап, — осторожнее!

— Извини, братан, был неправ, вспылил, искуплю, заглажу.

— Дальше один пойдёшь. Мне в Правь ходу нет, — простонал карачун.

— И правильно. Нечего там всяким блохастым шлындать.

— Ты бы поостерёгся служителю Фемиды так дерзить, Переплут. Неизвестно ещё, как твоя дальнейшая судьба сложится. Ведь ты уже не Бог Всемогущий, а без пяти минут арестант.

— За посадками будут побеги, — хохотнул Бог пьянства.

— Из Пекла побегов не было.

— Будут.

Переплут пошагал дальше, а карачун, тихо чертыхаясь, поковылял обратно. Через пять минут Бог пьянства очутился в каменном гроте, унизанном сталактитами и сталагмитами. В центре, в кресле из урана восседал Велес с посохом в правой руке, над ним висел портрет Сварога в огненной раме. Велес грозно нахмурил брови и приказал:

— Ну, рассказывай, охальник.

— О чём?

— Обо всём. Как в самоволку сходил, как подвал пивом затопил, как электричку и холдинг бражкой накачал.

— Откуда сведения?

— Припекала тебя с потрохами сдал.

— Вот поганец.

— Глаза — бирюза, а душа — сажа, — согласился Велес, — заложи и ты его. Глядишь, на Суде зачтётся.

— Не стану.

— Пугаешь ты меня, Переплут, — признался Велес, — ты из последней ходки другим вернулся. Раньше был просто неслух и прохвост, а сейчас каким-то идейным стал.

— Тебе кажется.

— Когда кажется — похмеляться нужно, — съязвил Велес, — ничего мне не кажется, грядущее рождение ребёнка делает тебя таким. Ты ведаешь, что у тебя будет мальчик?

— Хорошо бы.

— Так Вера сказала, а волхвицы не ошибаются. Меня царица тогда сразу предупредила — у нас будет пацан, так оно и вышло.

Бог Тёмных Сил погрузился в воспоминания.

— Помог бы, — выдавил из себя Переплут, — как отец отцу.

— Как поможешь, — развёл руками Велес, — Совет Высшей Стражи сразу взбеленится, мол, сам Полубога в своё время настрогал, теперь такому же отступнику потворствует. Не-е-ет, Переплут, я тебя на Суде топить буду.

— Вассалов боишься? — усмехнулся Переплут, — какой же ты после этого соверен? Нет, Велес, никакой ты не командир.

— Хорошо тебе, озорнику и анархисту рассуждать, а мне, номенклатурному работнику, приличия нужно блюсти.

— Ну, так блюди.

Велес усмехнулся в бороду и предупредил.

— Переплут, тебе шьют неповиновение и неуважение к Высшим Богам. Учитывая, что ты злостный рецидивист и десять раз получал взыскания, тебе светит тысяча лет в Пекле.