Стальное лето - Сильвия Аваллоне

— Да сам не знаю…

Алессио засмеялся.

Маттиа давил на газ и думал, что Анне безумно понравится на Эльбе.

— Я говорю, съездим на Эльбу на денек.

— Зачем?

— Не знаю, так просто…

— Ладно, посмотрим, может, послезавтра?

— А на обеде мы увидимся?

— Не знаю.

— А почему ты не зна…

Послышался шум. Странный шум — не голос, а что-то вроде толчка. Помеха на линии, наверное.

— Алессио, ты здесь? Алло! Алессио! Алло! Алло! Алло алло алло алло алло…

Сколько можно повторять это бессмысленное слово, если точно знаешь, что тебя не слышат? Битую минуту она повторяла и повторяла «алло», а потом бросила трубку и побледнела. Она вовсе не собиралась прерывать разговор…

Голос Элены раздавался из мобильного телефона Алессио еще целую минуту, между 10:06 и 10:07.

Маттиа представлял счастливую Анну на пароме, плывущем к Эльбе, когда под колеса погрузчика попало что-то объемное. Он не сразу понял, что произошло, и не сразу выключил двигатель. Совершенно осоловевший от жары, он слез с погрузчика. И уже собирался выругаться, когда заметил, что из-под колес вытекает красный ручеек.

Солнце немилосердно палило. Маттиа, безвольно свесив руки, смотрел на землю. Он ожидал увидеть камень или балку — какое-то препятствие, которое он не мог разглядеть через загроможденное лобовое стекло. Но что б такое… В полной прострации он простоял несколько минут, вытирая предплечьем пот со лба.

Потом кто-то окликнул его.

— Маттиа! — кричал его приятель, выходя из будки. — Тут твой друг приходил, искал тебя.

Подойдя поближе, мужик замедлил шаг.

— Я говорю, Алессио был… — сказал он и замолчал. Потом спросил: — Что здесь случилось?

Подул ветер, с неба сыпалась металлическая стружка.

— Похоже, я кошку задавил.

Кошку… Эти кошки живут в трубопроводах, под цехами и ангарами и иногда, видимо из-за ядовитых испарений, рождаются трехлапыми. Кошку задавил. Но красный ручеек все струился, и под палящим солнцем натекла целая лужа.

— Отодвинь-ка погрузчик, — севшим голосом произнес мужик.

Не говоря ни слова, Маттиа сел за руль, включил двигатель и сдал назад. Потом спустился и подумал, что от раздавленной кошки не может быть столько крови. Присмотревшись, он заметил что-то вроде подошвы, что-то вроде ботинка. И спрессованный комок светлых волос.

Глядя на это месиво, Маттиа никак не мог сообразить, в чем дело. Мужик, стоявший рядом с ним, побелел и закричал:

— Алессио! Алессио!

Потом забегал вокруг будки, вопя во весь голос:

— Алессио! Алессио!

Потом позвонил начальнику цеха и наконец вернулся к застывшему у погрузчика Маттиа:

— Боже мой! Боже мой! Что ты наделал!

Не мысль, а лишь ее тень промелькнула в мозгу Маттиа, будто капля в сливе раковины.

Это месиво — раздавленная кошка. Только и всего.

— Что ты наделал… — Мужской голос звучал все тише и тише.

В расширившихся зрачках отражалось мерцание кровавой лужи под равнодушным солнцем. Комки плоти и обломки костей… Это не может быть человек. Так не бывает…

Элена сидела за столом в прохладном офисе с трубкой в руках и пустыми глазами смотрела в стену. Потом очень медленно встала, вышла на лестницу и помчалась вниз, все быстрей и быстрей, спотыкаясь на высоких каблуках. Она бежала и кричала всем, кто попадался на пути:

— Пришлите машину, пожалуйста!

Она спотыкалась, падала, поднималась и кричала, кричала:

— Пожалуйста, срочно пришлите машину! Мне нужно в цех металлозаготовок!

Маттиа, не шевелясь, смотрел на лужу. Вся это кровь — это от кошки, одной из тех, что спариваются между собой в подвалах, а потом болеют чесоткой, бешенством, СПИДом… Или от лисицы, которая приходит сюда в шесть утра. Алессио видел ее во рву. Алессио, которого повсюду искали и никак не могли найти.

Он не искал.

Он и не собирался искать Алессио — чего его искать, если тот сидит на мостовом кране. В два часа они встретятся в раздевалке, выкурят по сигаретке, потреплются о том о сем, а этот ботинок и эта лужа… это от кошки. От кошки — крутилось в его мозгу. От кошки… От кошки…

Кто-то дозвонился до цеха, где был мостовой кран. Алессио там не оказалось; ремонтники видели его в последний раз полчаса тому назад. А регулировщик видел его три или четыре минуты назад.

— Он был здесь, черт побери! Боже мой, он по телефону разговаривал! — исступленно кричал тот начальнику цеха.

Маттиа все так же стоял жгучим солнцем. Как в бреду, он повторял лишь одно слово — кошка.

Постепенно весть о том, что что-то стряслось, облетела цеха. Многие, оставив работу, бежали к будке.

Там кто-то разговаривал по телефону, а теперь его больше нет.

— Ты что, бредишь? — рявкнул Кристиано на Джанфранко и выключил двигатель «Катерпиллера».

Вскоре весь металлопрокатный цех прекратил работу. Алессио, Алессио, перешептывались в толпе.

Не Алессио, а кошка.

Элена вылезла из машины и стала пробиваться сквозь толпу. Потом она закричала.

— Что ты несешь! — возмущался Кристиано, слезая с экскаватора. — На заводе уйма всяких Алессио. Фамилия, фамилия какая?

— Не знаю, — бормотал Джанфранко.

— Где это произошло?

— У цеха проволочных заготовок.

— Там работает Маттиа, а не Алессио! — Кристиано вытер пот со лба. — Черт побери, Джанфранко! Что ты мелешь! Алессио работает на мостовом кране!

— Пойдем посмотрим. Кран сейчас ремонтируют…

Ты уже знаешь. Ты с самого начала знал, нутром чувствовал. Поэтому ты бежишь, мчишься сломя голову и про себя повторяешь одно короткое слово: НЕТ!

Кристиано кричал так, что сам оглох от своего крика.

Ему надо было обнять друга, убедиться, что с ним все хорошо, похлопать по плечу и сказать: «Ну и напугали меня эти ублюдки!» И все — больше ничего.

Рабочие продолжали стекаться к месту трагедии. Начальник смены вызвал «скорую», начальник цеха позвонил руководителю регионального комитета по предотвращению несчастных случаев на производстве, представителю Федерации рабочих-металлургов. Кто-то связался с представителями Итальянской конфедерации труда, Конфедерации профсоюзов, Итальянского трудового объединения… Зачем тут «скорая», идиоты!

— Нужно вызвать санитарную службу.

— Не трогайте здесь ничего, не трогайте!

— Сейчас эту зону оцепят!

— Полиция, карабинеры уже в пути.

— Вечером из Ливорно приедет прокурор.

— Не толпитесь, дайте пройти! Расступитесь!

— Нужно оповестить родных…

Маттиа стоял как вкопанный. За все это время он не сдвинулся ни на сантиметр.

— Не нужно задавать ему вопросов сейчас.

— Это единственный свидетель!

— Не сейчас…

— Так это он сидел за рулем?

— Разве вы не видите — он не в себе.

Кристиано, еле дыша, проталкивался вперед. Уже приехали полицейские и карабинеры; руководителя регионального комитета по предотвращению несчастных случаев не пропустила администрация завода.

Озираясь вокруг, Кристиано и искал Алессио. Где же Алессио? Он вглядывался в лица рабочих, на которых читался ужас.

Ты помнишь, Кристиано? Помнишь ту зиму, когда снег выпал? Какой это был год — девяносто четвертый? девяносто пятый? Помнишь? Снежинки как снежинки, а если присмотреться, внутри можно разобрать символ Ильвы…

Он увидел Маттиа и рванул к нему, залепив по морде карабинеру, который пытался его задержать. Добравшись до погрузчика, Кристиано схватил Маттиа за плечи и стал трясти его, заглядывая в глаза:

— Маттиа, где Алессио? Скажи мне, где Алессио, и мы сразу пойдем домой.

Маттиа пошатнулся и, глядя в пустоту, произнес:

— Кошка.

В груди Кристиано разверзлась пропасть.

— Уведите его! Дайте успокоительное!

Кристиано опустил глаза и только теперь увидел кровавую кашицу, запекшуюся под солнцем.

— Это не он! — раздался его крик. — Это не он! Этого не может быть! Вы ничего не поняли! НЕ ОН!!!

Тем временем карабинеры оттесняли людей с площадки.

Маттиа наконец увели.

Кристиано все твердил и твердил:

— Это не он, не он…

Его пытались успокоить, кто-то дал ему воды, кто-то удерживал его, но он вырвался и ринулся к погрузчику.

В припадке слепой ярости Кристиано принялся пинать машину. Он бился лбом о металл до тех пор, пока кровь не залила глаза.

Нет нам прощения — будет написано завтра на пятой странице «Тирренской газеты». Прощай, Алессио, — нет нам прощения.