Собрание сочинений. Т.2. Марсельские тайны. Мадлена Фера - Эмиль Золя

Остаток пути прошел тоже очень весело. Около полуночи, проезжая мимо поместья Альбертас, они снова сделали привал, чтобы дать передышку лошади и самим отдохнуть под кущей деревьев, справа от дороги. Наконец в три часа ночи они въехали в Экс. Несмотря на все проволочки, они попали туда слишком рано. Чтобы не возбудить подозрений, юная чета решила отправиться в тюрьму только с наступлением темноты. Оставив одноколку на какой-то безлюдной улице под присмотром своей спутницы, Мариус пошел просить помощи у своего родственника Иснара. Тот поставил бричку в сарай и дал слово, что ровно в полночь прикатит ее на холм Арк. После того как были приняты все меры предосторожности, парочка наша спряталась до вечера.

Когда Мариус с Финой сворачивали на улицу, где помещалась лавка Иснара, в которой они должны были оставаться до наступления темноты, молодой человек чуть не столкнулся лицом к лицу с г-ном де Казалисом. Юноша нагнул голову и ускорил шаг. Депутат не заметил его. Но Мариуса эта встреча привела в отчаяние; сердце заныло в нем от смутной тревоги, он испугался, как бы какая-нибудь новая беда не помешала выполнению его задачи. Г-н де Казалис, несомненно, приехал в Экс, чтобы приблизить час своего мщения, и вполне возможно, что он в этом преуспел.

До самого вечера Мариус не находил себе места. Самые невероятные мысли лезли ему в голову. Теперь, когда у него были деньги, он боялся встретить другие препятствия. Но вот он и Фина наконец отправились в тюрьму. Было девять часов. Молодые люди постучались в тяжелую дверь. Послышались грузные шаги, и чей-то ворчливый голос спросил: «Что надо?»

— Это мы, дядюшка, — сказала Фина. — Откройте нам.

— Поскорее откройте, господин Ревертега, — прошептал в свою очередь Мариус.

Послышалось брюзжание и невнятный ответ:

— Господина Ревертега здесь больше нет, он болен.

Глазок закрылся. Безмолвные и подавленные, остались Мариус и Фина перед запертой дверью.

За четыре месяца цветочница ни разу не сочла нужным написать своему дядюшке. Она заручилась его обещанием и на том успокоилась. Поэтому весть о его болезни как громом поразила девушку и ее спутника. Им ни разу не приходило в голову, что старик мог захворать. И вот все их усилия разбивались о непредвиденное препятствие. У них были деньги, чтобы выкупить Филиппа, но не было ключа, чтобы его освободить.

Когда горестное изумление несколько рассеялось, Фина взяла себя в руки.

— Идемте, — сказала она, — дядюшка, наверное, находится у одной из своих двоюродных сестер, на улице Глясьер.

— Стоит ли? — возразил Мариус, — все пропало.

— Нет, нет, идемте.

Пришибленный горем, поплелся он за ней. Она шагала бодро, не допуская мысли, чтобы судьба была к ним так жестока.

Ревертега действительно находился у своей двоюродной сестры на улице Глясьер. Он лежал уже две недели. Увидев входивших Фину и Мариуса, тюремщик сразу понял, зачем они пришли. Приподнявшись, он поцеловал племянницу в лоб и с улыбкой сказал:

— Ну, что? Пробил час?

— Мы ходили в тюрьму, — ответила девушка. — Там нам сказали, что вы хвораете.

— Господи! Хоть бы вы нас известили! — жалобно воскликнул Мариус. — Мы бы поторопились.

— Да, — снова заговорила цветочница, — что же нам теперь делать, раз вы уже больше не тюремщик?

Ревертега смотрел и удивлялся их отчаянию.

— Почему вы так сокрушаетесь? — спросил он наконец. — Мне, правда, нездоровится, пришлось попросить отпуск, но меня же не уволили, завтра вечером я к вашим услугам, если хотите.

Радостный возглас вырвался у Мариуса и Фины.

— Тот, кто вам так ответил, — продолжал Ревертега, — несколько дней заменял меня. Завтра утром я приступлю к своим обязанностям; меня еще немного лихорадит, но это не страшно, я могу уже выйти. Тем более что дело ваше не терпит отлагательства.

— Я знала, что не следует отчаиваться! — торжествующе воскликнула цветочница.

Мариус весь трепетал от волнения.

— Вы правильно сделали, что пришли ко мне нынче, — снова заговорил тюремщик после короткой паузы, — сегодня я узнал, что господин де Казалис приезжал в Экс, чтобы приблизить день выставления… Он добился своего: мне сказали, что это произойдет через три дня. В распоряжении господина Филиппа остается одна ночь, больше я не смогу ничего для нею сделать, потому что послезавтра его перевезут в марсельскую тюрьму.

Мариус вздрогнул. Он подоспел вовремя. Молодой человек договорился обо всем с тюремщиком, и они условились встретиться завтра вечером. Затем он помчался предупредить Иснара, что побег отложен.

Весь следующий день влюбленные просидели взаперти. Однако на душе у них было гораздо спокойнее, они чувствовали какую-то уверенность. Побег был назначен на одиннадцать часов вечера. К десяти часам они отправились в тюрьму. Ревертега был на своем посту, он неслышно открыл им и проводил их в сторожку.

— Все готово, — сказал он.

— Брат предупрежден? — спросил Мариус.

— Да… Мне пришлось принять кое-какие меры предосторожности. Я боюсь, что меня привлекут к ответу, и хотел, насколько это возможно, чтобы все выглядело так, будто узник бежал из окна своей камеры…

— Вот желание, которое делает вам честь, дядюшка, — пошутила Фина.

— Поэтому, продолжал Ревертега, — сегодня после полудня я зашел в камеру господина Филиппа и собственноручно подпилил один из прутьев оконной решетки.

— Неужели брату придется спускаться из окна? — забеспокоился Мариус.

— Вовсе нет; мы пойдем за ним, и он выйдет вместе с вами в дверь… Я только выну подпиленный прут и привяжу к решетке веревку. Завтра все подумают, что заключенный бежал через окно… Так или иначе меня ждет отставка, но таким образом я избавлюсь от крупных неприятностей.

Ревертега зажег потайной фонарь и повел молодых людей в камеру Филиппа. Они нашли заключенного на ногах, готового к побегу. Мариус с трудом узнал брата, так он исхудал и побледнел. Они обнялись, не промолвив ни слова, избегая малейшего шума. Тюремщик подошел к окну, вынул прут и привязал веревку. Фина осталась караулить в коридоре. Узкими переходами они вчетвером медленно пробирались вдоль стен, стараясь в темноте не наскочить друг на друга.

Мариус крепко держал Филиппа за руку. Вернувшись в сторожку, он укутал его плащом и хотел сразу же увезти. Теперь, когда они были почти у цели, он боялся, как бы им что-нибудь не помешало. От малейшего шороха он вздрагивал. Ревертега стоило больших усилий уговорить его запастись терпением еще на десять минут; не было уверенности, что шум их шагов в коридоре никого не разбудил, и тюремщик хотел, прежде чем отпереть дверь, убедиться в полной безопасности. Глубокая тишина царила в тюрьме, и он решился отодвинуть засовы.

Братья быстро выскользнули; низко опустив голову, они направились к площади Доминиканцев. Фина на минуту задержалась, чтобы вручить дядюшке пятнадцать тысяч франков. Она догнала своих спутников уже почти в самом конце улочки Сен-Жан.

Затем они свернули на проспект, утопавший в непроницаемой тени деревьев. Только одно тревожило беглецов: в этот час городские ворота были уже заперты и охранялись сторожами; вот здесь-то можно было глупейшим образом попасть впросак.

Они все шли и шли, озираясь вокруг, сторонясь прохожих, изредка попадавшихся им навстречу. На самом верху неровной улицы Кармелитов они заметили, что кто-то нагоняет их. Каждый почувствовал, что сердце у него заколотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет.

Внезапно незнакомец ускорил шаг и бойко хлопнул Мариуса по плечу.

— Э! Так я не ошибся, — проговорил неизвестный, — это вы, мой юный друг. Какой черт занес вас в этот час на проспект?

Мариус, охваченный глухим бешенством, уже сжимал кулаки, когда по голосу узнал г-на де Жируса.

— Как видите, прогуливаюсь, — пробормотал он в ответ.

— Ах, прогуливаетесь, — лукаво усмехнулся граф.

Мельком посмотрел он на Фину и задержал свой взгляд на Филиппе, укутанном с головой в плащ.

— А вот эта фигура мне знакома, — прошептал он. — И прибавил со своей обычной дружеской резкостью: — Проводить вас? Вам не терпится выбраться из Экса, не так ли?.. Ворота открывают далеко не всем. Я знаю одного сторожа. Идемте.

Мариус с благодарностью принял это предложение. Перед г-ном де Жирусом ворота легко распахнулись. Ни одного слова больше не сказал он молодым людям. На площади Ротонды старик, пожав руку Мариусу, проговорил:

— Я вернусь через Орбительские ворота. Счастливого пути. — Затем слегка наклонился и, понизив голос, прибавил: — Кто-кто, а уж я от души посмеюсь завтра над рожей, какую скорчит де Казалис.

С волнением поглядел Мариус вслед этому великодушному человеку, который прятал доброе сердце под личиной угрюмого, чудаковатого ворчуна.