Неизведанные пути - Виталий Бодров

И память. Лани снова и снова слышался его хриплый голос и веселый смех. Снова и снова. Смех, голос… голос, смех. Казалось невероятным, невозможным, что его больше нет.

В какой-то момент она поняла, что не в силах больше оставаться в этой комнате. Просто не в силах, и все. Слишком много напоминает ей здесь о Рубае. О человеке, который не был ее возлюбленным, не был даже другом. И уже никогда не станет. О человеке, который стал ей близок слишком поздно, и ничего уже не изменить.

Тоска и безысходность с новой силой набросились на ее кровоточащее сердечко. Лани встала и, открыв дверь, вышла в коридор. Спустилась вниз по лестнице, заняла привычный столик у окна. Тот самый, где они сидели прошлым утром.

За окном занимался новый день. Солнечные лучи уже заглядывали в окно, ласково касаясь заплаканных глаз. Ненавижу солнце, подумала Лани. Все будет вновь и вновь, солнце, дождь, ветер, снег… А он этого уже не увидит. Как он там сказал? «А ты, солнышко, не торопись. Тебе еще… жить». Я буду жить, буду видеть закаты и рассветы, людей и города, а он…

Лани жестом подозвала сонного корчмаря. Тот, похоже, только что проснулся, отпустив отдыхать уставшую за ночь прислугу.

– Принеси, что ли, пиво, – устало попросила Лани.

Тот удивленно посмотрел на нее. Корчмари, как правило, неплохо знают вкусы своих постояльцев, и этот исключением не был. Что такое должно было случиться у этой усталой, измученной девушки из третьей комнаты, что она попросила пиво? Которое терпеть не может…

Но корчмари еще и никогда не спорят со своими постояльцами, и не лезут в их дела. Поэтому он просто пожал плечами и принес требуемый напиток.

Лани сама не знала, почему заказала пиво. Просто Рубай всегда предпочитал его вину, каким бы дрянным пиво ни было. Единственная слабость, которой он не мог противостоять. А ей… может быть, ей просто хотелось выпить в память о нем?

Корчмарь принес ей кружку с белой шапкой пены сверху. Лани кивком поблагодарила его, заранее сморщившись, пригубила. Неожиданно поймала себя на мысли, что ей нравится этот вкус. Горьковатый. Противный. Но он ей нравится. Словно память…

И еще она поняла, что теперь всегда будет предпочитать пиво вину. Вкус пива для нее отныне – вкус потери, вкус чего-то, что ушло, безвозвратно ушло… но оно все же было, было!

Женщина в алой одежде вошла в корчму и остановилась на пороге. Лани равнодушно отметила, что одета она безвкусно, алый цвет ей вовсе не идет. Впрочем, она тут же перестала об этом думать, уставившись в кружку с пивом.

– За тебя, Рубай! – сказала она тихонько, сделав небольшой глоток.

Стало легче. Будто он не ушел навсегда, а остался где-то рядом. В мыслях, в памяти… в этой кружке с паршивым леданским пивом. Как говорила тетя Мафья перед смертью? «Я – в памяти твоей. Я – в делах и поступках твоих. Я никогда тебя не покину…» Она была права, тысячу раз права. Если смерть все равно приходит за каждым, самым ценным становится память. Память о тех, кто тебе дорог и кого уже не вернешь.

Сами собой стали складываться в голове строки. Лани достала из кармашка куртки грифель и клочок бумаги. Она часто записывала свои стихи вот так, за столиком корчмы.

Смерть, позволь мне пожать твою руку,Мои теплые пальцы сожми в кулаке,Ты все время приходишь нежданно, без стука,И бредешь по дороге одна, налегке.

Да, именно так. Что ее бояться, одинокую несчастную старуху с косой? Она приходит, когда должна, не в ее власти отложить человеческий срок.

Смерть, нальем-ка вина за знакомство,Можно даже не чокаться, чтоб не пролить.Нам с тобою не нужны ни фальшь, ни притворство,

Так давай-ка бокалы поднимем за жизнь.

Лучше бы, конечно, написать «пива», а не «вина». Но так рифмуется плохо. Поэтому лучше написать все же «вина», а самой отхлебнуть еще глоток.

Смерть, лишь ты меня помнишь и любишь,Не спеши уходить и со мной посиди,Если ты вдруг дорогу ко мне позабудешь,Подскажи, где и как тебя можно найти.

Вот эта строфа, возможно, и лишняя. Нет у Лани сейчас никакого желания искать смерть. Теперь уже нет. Но вышло красиво, а значит, менять не надо. Пусть это будет реквием по Рубаю. Пусть он услышит там, за Пределом, и улыбнется…

Слезы, наконец, прорвали запруду глаз, проторив на щеках мокрые дорожки. Лани не стыдилась и не вытирала их. Пригубила еще пива, ладонью вытерла губы. Надо бы, конечно, платочком, но сегодня – плевать! Плевать на условности, плевать на этикет. Рубай всегда вытирал ладонью либо вовсе рукавом.

Женщина в красном внимательно приглядывалась к ней. Жест Лани заставил ее презрительно поджать губы, но интереса не убавил. Она села за соседний столик и заказала себе вина, бросая короткие взгляды в сторону девушки. Безучастно Лани отметила, как быстро был выполнен заказ незнакомки. Корчмарь, разом растеряв свою утреннюю сонливость, метался по зале со скоростью фараданского скакуна. Вероятно, дама эта была достаточно важной особой, чтобы нагнать такого страха.

Неожиданно, словно приняв какое-то решение, она поднялась и подошла к столику Лани.

– Вы позволите?

Лани кивнула, посмотрев на нее безо всякого интереса.

– Это ведь вы были в особняке на Аллее Стрелков.

Вот тут ее проняло по-настоящему. Даже смерть Рубая отодвинулась на второй план.

– А почему вы это спрашиваете?

– Я знаю, что это были вы. Он рассказал мне о драконьей крови.

– Вы… тоже? – Лани была потрясена. На вампира женщина нисколько не походила. Правда, красный цвет платья… Но вампиры не выносят солнечного света! А лучи били в окна уже достаточно сильно.

– Нет. Но он выполнял для меня кое-какие мелкие поручения. Встреча с вами так его потрясла, что он рассказал все. Мне интересна драконья кровь в человеке. Точнее, в женщине, потому что наш Орден негативно относится к мужчинам, обладающим Силой. Мы, Направляющие, считаем, что мужчинам нельзя доверять.

– Орден? Направляющие?

– Нас еще называют «ассисяй». Хотя нам это название не нравится по понятным причинам. Но об этом мы поговорим позже.

– Что вы хотите от меня?

– Чтобы вы последовали за мной в резиденцию Ордена. Я хочу вам предложить платье ученицы и в будущем – членство в Ордене, если выяснится, что вы обладаете магической Силой. В чем лично я совершенно убеждена.

Лани была ошеломлена. Взять и вот так в одночасье поменять жизнь, стать полноправной колдуньей? А почему бы и нет? Что ей светит в этом захолустье? Стать вором, быть на побегушках у Серого и жизнь закончить на виселице? Сплясать с пеньковой любовницей, как выражается Голова? Этого ли она хочет от жизни?

– Звучит заманчиво. Я стану настоящей колдуньей?

– Думаю, да. Кстати, не пора ли нам познакомиться… и перейти на «ты»? Мы же обе женщины, а эта чопорная вежливость – чисто мужские манеры.

– Лани, – представилась девушка.

– Аретта. – Женщина в красном протянула ей руку, Лани пожала ее. Она впервые задумалось, сколько лет ее новой знакомой. Обычно одна женщина сразу угадывает про другую подобные вещи достаточно точно. Но сейчас… Лицо молодое, красивое, а глаза… не старухи, нет, но повидавшие мир, опытные глаза. Лишенные иллюзий молодости. – Выпьем за знакомство, Лани?

– Выпьем, – согласилась та. Они чокнулись, Аретта бокалом вина, Лани – кружкой пива.

– Так что ты скажешь насчет моего предложения, Лани? Принимаешь?

– Я не знаю. Можно я подумаю?

– Хорошо. У тебя есть время до вечера. Думай. Мне кажется, тебя надо оставить сейчас наедине с твоими мыслями. Встретимся за час до заката здесь же, идет?

– Да, – согласилась Лани, мысли ее метались и путались.

– Тогда – до вечера.

Она ушла. Лани сидела в молчании, допивая теплое пиво. Прости, Рубай. Прости, Голова. Вы останетесь со мной навсегда, в моей памяти. Но мне надо идти дальше. Надо строить свою жизнь. Вы оба мне очень дороги, но… пришло время расстаться. Как с Добрелом. Как с тетей Мафьей. Как с Чапой. Мое прошлое – оно со мной, но нельзя же вечно жить прошлым…

Лани встала из-за стола. Решение было принято.

Глава 13

Дождь лил уже третий день. Докучливый, проливной, почти что осенний, он то затихал на время, то вновь принимался выбивать пузыри на разлившихся лужах. Август – граница лета, последние благословенные деньки. Пройдет еще немного времени – и серое небо над головой станет неотъемлемой частью мира. Этот занудливый, бесконечный дождь – только начало, предвестник перемен, первый гонец осени.

Ларгет сидел в клетке. Какая-никакая крыша над головой была, конечно, и это лучше, чем ничего. Только вот протекала она немилосердно, и тогда струйки воды начинали искать дорогу к Талю. Ветер же и вовсе чувствовал себя здесь хозяином, он залетал между прутьями клетки, забирался под мокрую одежду, унося остатки тепла. Ларгет зябко ежился, третий день у него не было возможности согреться. Радовало одно – отвратительная похлебка, которой их кормили два раза в день, была все-таки теплой, иногда даже – горячей. В такие минуты Таль чувствовал себя почти счастливым, согревая озябшие ладони теплом глиняной чашки.