Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона - Анна Листопад

Торжественно перенесли в Святое святых и водрузили в нем Ковчег Завета – золотой ящик со Скрижалями Завета. Огромные золотые херувимы простирали над ним свои крылья, охраняя его.

После этого созвал царь Соломон всех старейшин Израиля, глав колен, родов и радостно объявил им о завершении строительства и назначил празднование освящения Храма: «Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, чтобы пребывать Тебе во веки» (3 Цар.8:12ДЗ). «Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил» (3 Цар.8:27).

Когда началось торжество, вышел царь Соломон к иудейскому народу, будто он был первосвященник, поздравил свой народ и прочитал хвалебную молитву великому Богу.

«И стоя благословил все собрание Израильтян, громким голосом говоря: благословен Господь, который дал покой народу Своему Израилю, как говорил, не осталось не исполненным ни одно слово из всех благих слов Его, которые Он изрек чрез раба Своего Моисея… и да будут слова сии, которыми я молился пред Господом, близки к Господу Богу нашему день и ночь, дабы Он делал, что потребно для раба Своего и что потребно для народа Своего Израиля, изо дня в день, чтобы все народы познали, что Господь есть Бог и нет кроме Его; да будет сердце ваше вполне предано Господу, Богу нашему, чтобы ходить по уставам Его и соблюдать заповеди Его, как и ныне» (3 Цар. 8:55–61).

После чего царь Соломон обратился к народу и призвал к любви единому Богу. Четырнадцать дней длилось празднование освящения Храма и приносились богатые жертвоприношения от всех двенадцати колен, чтобы мясом жертвенных животных можно было накормить всех, кто пришел в Иерусалим на праздник.

«…медный жертвенник, который пред Господом, был мал для помещения всесожжения, и хлебного приношения, и тука мирных жертв» (3 Цар. 8:64).

И все это время радовались и веселились люди: и старые, и молодые. А «когда окончил Соломон молитву, сошел огонь с неба и поглотил всесожжение и жертвы, и слава Господня наполнила дом. И не могли священники войти в дом Господень, потому что слава Господня наполнила дом Господень. И все сыны Израилевы, видя, как сошел огонь и слава Господня на дом, пали лицом на землю, на помост, и поклонились, и славословили Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его» (2 Пар. 7:1–3).

Ибо сказано: что нашел теперь Господь себе Дом в Храме. И отныне и вовеки свет первого Храма навсегда освящает для всех иудеев святую и обетованную Иерусалимскую землю.

Глава 5. Яаков и Рахиль

«Соломон владел всеми царствами от реки Евфрата до земли Филистимской и до пределов Египта». «…И был у него мир со всеми окрестными странами. И жили Иуда и Израиль спокойно, каждый под виноградником своим и под смоковницею своею… во все дни» Соломона (3 Цар.4:21,24,25).

Минуло более двадцати лет, после того как был воздвигнут Храм царя Соломона и дворец рядом с ним. И каждое утро всякого дня со всех сторон Израильского царства, простиравшегося от Нила до великой реки Евфрата, устремлялись к Храму и царскому дворцу тысячи людей полюбоваться и поклониться ему.

Загадочный и величественный Храм, подобный ограненному алмазу, сверкал в лучах ослепительного южного солнца, притягивая к себе взоры не только сильных мира, но и простых людей, щедро одаривая всех своей непревзойденной и чарующей красотой. Огненно-красный диск солнца только-только поднимался над далеким песчаным горизонтом и золотыми дворцовыми крышами, а воздух с каждым следующим лучом становился все жарче и раскаленней, обещая в течение всего дня нестерпимый обжигающий жар.

Многие из тех, кто прошел долгие римские мили через бесплодную пустыню и палестинские земли, сидели или лежали сейчас на соломенных циновках возле своих усталых, но верных спутников – ослов или мулов. И люди, и животные берегли свои силы. Некоторые бедняки спали прямо на голой земле, не обращая никакого внимания на суету вокруг. Все они терпеливо дожидались, когда отворятся тяжелые железные ворота и высокие рослые стражники пропустят вперед.

Рядом с отдыхающими людьми и животными громоздились горы сложенных шатров, которые сослужили им добрую службу и стали убежищем во время длительных переходов по пустыне. Почти никто из тех, кто пришел издалека, а сейчас лежал или сидел на земле, не разговаривал между собой из-за усталости.

Богатство того или иного иудейского мужа легко определялось на глаз – по отделке его красного кафтана, амулету на шее или различным драгоценностям, нашитым на пояс. Завораживающий блеск украшений слепил глаза. Роскошные льняные или шерстяные пояса, расшитые золотом и драгоценными камнями с массивными золотыми пряжками в середине, опоясывали талии богачей и вызывали жгучую зависть у бедняков, стоящих или сидящих вокруг. Их талии опоясывали пояса скромней – они были пошиты из кожи или сваляны из грубого войлока. Богачи приехали к дворцу в повозках, запряженных волами или на колесницах. Это были люди, разодетые в ярко-красные кафтаны, расшитые золотой нитью и яркой тесьмой по низу одеяния. Некоторые из богачей были похожи на важных и хвастливых павлинов, они яростно спорили между собой, у кого знатней и богаче род.

Однако каким бы ни был по рангу человек, смиренно приблизившийся к воротам великого Иерусалима, – богатым или бедным, как только он поднимал голову и останавливал свой взор на блистающей в синем небе крыше Храма, как всякая хвастливая или рассерженная речь тотчас стихала, а душа говорившего смиренно замирала в восхищенном и благоговейном трепете.

Среди сидящих на грязных и пыльных циновках бедняков выделялась одна многочисленная бедная семья, состоящая из сурового и внушительного на вид мужа и окружавшей его шумной и бурливой, будто горная река, ватаги сыновей. Это была семья виноградаря Тувьи. Двое его младших сыновей забавлялись тем, что вольно бегали друг за другом между людьми и животными, мешая тем спать. А двое других – те, что постарше, – стояли возле сидевших в тени смоковницы юноши и маленькой девочки и слушали, как тот играет на дудочке.

Юношу, который играл, звали Яаков. На вид ему было четырнадцать лет, и он совершенно был непохож на остальных своих темноволосых и черноглазых братьев. У него были красивые и благородные черты лица, синие глаза и светлые вьющиеся волосы. Он сидел, прислонившись гибкой спиной к крепкой смоковнице и, не обращая внимания на шум и гвалт, одной рукой прижимал к губам тростниковую дудочку, на которой тихо наигрывал только что сочиненную красивую, но грустную мелодию. Другой рукой юноша обнимал девочку лет десяти, мирно дремавшую у него на коленях.

– Эй, Яаков, что за новую песню ты теперь сочиняешь и поешь для нашей маленькой Рахили? У нас нет денег, чтобы заплатить судье. Может быть, твоя песня послужит разменной монетой? Спой сегодня на суде свою песню великому царю Соломону! Быть может, ему так понравится твоя песня, что он окажет милость и рассудит спор в нашу пользу? А тебя за твои труды наградит хотя бы одним талантом золота? – насмешливо спросил один из братьев, которого звали Амитай, и подтолкнул другого брата локтем. Оба стоящих юноши были старше его, рослые и упитанные, не то что стройный и гибкий, как тростник, Яаков. Амитай был самый бойкий на язык и задиристый среди остальных братьев и никогда не упускал случая, чтобы задеть или подтрунить над слабым или простаком. И застенчивый Яаков казался ему подходящей мишенью. Тем более что и сам Яаков своим доверчивым нравом и честными простодушными речами частенько давал повод подтрунивать над собой.