Хитрая злая лиса (СИ) - Марс Остин

— Вы слишком добры, — нежно прошептала Вера, он рассмеялся, посмотрел на неё и сказал:

— А если серьёзно?

— Попробуйте мыслить логически. Я понимаю, что это сложно, но вы попытайтесь. Я вам сейчас расскажу охренительную историю, а вы потом, когда поедите и отдохнёте, будете хорошо над этим всем думать, а пока просто слушайте и запоминайте. Готовы?

— Вперёд.

— Жила-была в древнем мире одна мудрая правительница. Был у неё город с высокими стенами, настоящая крепость, тогда все так жили, полисами, это типа город-государство. И однажды под её стены пришла большая армия, которая хотела этот город взять, в идеале — без боя, если не получится — осадой. Они знали, что в крепости есть колодцы, но поставки продовольствия они отрезали, перекрыв все пути, и были уверены, что скоро в крепости начнётся голод, и тогда они либо сами сдадутся, либо их будет легко взять штурмом. Предводитель вызвал на переговоры правительницу крепости, обрисовал ей ситуацию и предложил сдаться. Она сказала: «Глупый ты мужик, у меня в городе столько запасов еды, что ты устанешь тут лагерем стоять, и припасы кончатся у тебя первого. И когда твоя армия окончательно ослабеет от голода, жары и безысходности, я выйду со своим свежим и сытым войском из замка и вырежу вас как щенят. Так что иди-ка ты с миром, пока имеешь возможность уйти по-хорошему». Он решил, что она врёт, и приказал продолжать осаду. А она приказала взять двух овец, до отвала накормить их самым лучшим зерном, и сделать вид, что они как бы убежали от пастуха — это выглядело правдоподобно в то время. Пастух как бы погнался за овцами, но там уже стояла вражеская армия и он вернулся в замок. Вражеская армия этих овец радостно поймала и решила съесть, но когда их вскрыли, они увидели, что в желудках овец полно очень хорошего зерна. Они рассказали об этом командиру, и командир подумал — если в этом замке даже несчастных овец кормят так щедро, значит, там припасов и правда хватает. Он снял осаду и ушёл. Мораль сами угадаете?

— Говорите.

— Это было последнее зерно в крепости.

Он усмехнулся, опять мечтательно запрокинул голову и стал изучать фонарики, через время посмотрел на Веру и спросил:

— И что дальше?

— А дальше вы включите логику и попытаетесь точно вспомнить, сколько конкретно ваших подарков бросила вам под ноги ваша матушка. Все ли там были, или некоторые она всё-таки пожалела, или просто уже продала. Вы их забрали, кстати?

— Нет.

— Зря. Я бы посмотрела на её лицо.

Он мрачно рассмеялся, покачал головой и сказал:

— Она знала, что я не заберу. Она не в первый раз это делает. И не в десятый, пожалуй.

— Бросает одни и те же вещи?

— Я не обращал внимания.

— Они у неё где-то в специальном ящике хранятся, типа «вещи для бросания», в которых она уверена, что они это выдержат, и потом их можно будет от пыли протереть и дальше пользоваться, пока для нового бросания не пригодятся?

Министр опять рассмеялся, потом задумался и рассмеялся ещё сильнее, медленно качая головой и шепча:

— Боги, Вера, вы правы... Она не бросает вещи с драгоценными камнями. Только золотые и серебряные, которые можно потом отполировать. Чёрт, Вера! Я никогда не думал об этом. Я не могу логически мыслить, когда на меня орут. И сидеть составлять таблицы брошенных мне под ноги подарков мне никогда в голову не приходило. Чёрт... Я чувствую себя таким дураком, Вера, безнадёжным. Когда я стою перед ней и слушаю её, я уверен — она права, и я её понимаю, и сочувствую, и готов сделать для неё что угодно. Потом прихожу к вам, слушаю вас, и думаю — вы правы, это же логично, и я всегда это знал, и догадался бы обо всём, что вы говорите, даже если бы вы об этом не сказали, я бы сам дошёл. Но потом я пойду к ней и передумаю, я уверен. И вы меня как мяч буцаете туда-сюда, и я чувствую себя всё большим идиотом с каждым следующим пинком. Начинаю понимать, почему семьи не живут в одном доме несколькими поколениями — это же издевательство. Чёрт, Вера, что мне делать?

— Заимейте себе собственное мнение.

— Отличный план. И как я сам не догадался?

— Чем я могу вам помочь?

— Вы всё сделаете? — он посмотрел на неё хитро, она шутливо погрозила пальцем:

— Так дела не делаются. Сначала обсуждаются условия, потом принимается решение. Что вы хотите получить?

— Я хочу, чтобы вы сели вот сюда, — он похлопал себя по колену, как будто кошку приглашал, Вера подняла брови, министр развёл руками, очерчивая пруд и каменную горку: — Это место называется Павильон Размышлений, оно предназначено для одного человека, здесь негде сесть вдвоём.

— Вам полегчает, если я это сделаю?

Он медленно кивнул с бездной уверенности, Вера подошла ближе и положила ладонь ему на плечо, спросила:

— Не страшно?

— Нет. — Он медленно провёл взглядом по её руке, посмотрел в глаза и сказал с намёком на шутку: — Я не планирую делать ничего опасного. Или вы планируете?

— Я — точно нет.

— Тогда садитесь. Мы осторожно. Как вы говорили? Рассмотрим варианты, выберем что-нибудь для эксперимента.

— Ого, вы созрели? — она впечатлённо распахнула глаза, он смутился и рассмеялся, сказал с иронией:

— Нет, я зелёный и невкусный. И очень злой. И если я не успокоюсь прямо сейчас, то точно с кем-нибудь подерусь, а не хотелось бы, мы так хорошо начали, полезть в драку сейчас — это испортить всё впечатление. А ваше присутствие успокаивает. Чем ближе, тем спокойнее.

Она усмехнулась и прошептала, осторожно садясь к нему на колени:

— Вы, наверное, первый человек в моей жизни, кого моё присутствие успокаивает. Гораздо чаще я всех бешу, изредка вдохновляю или придаю ускорение. Чтобы успокоить, мне надо прямо постараться, спеть, например, или почитать что-то тихо.

— О, это было бы вообще прекрасно, — он усадил её удобнее, погладил по колену и дальше вниз, спросил с недоверчивым восхищением: — Как вам удалось так долго просидеть в позе лотоса? Или у вас это по-другому называется? В той позе, которую вы изобразили перед старшей Кан.

— Так и называется, поза лотоса. Неужели йогу тоже в ваш мир принёс Призванный?

— Я навёл справки после того раза, с круассанами, но мало что выяснил. Это древнее искусство, почти утерянное, им владеют только особенные просвещённые монахи в тайных монастырях. В цыньянском и ридийском фольклоре сохранились только названия десятка поз и дыхательные упражнения для контроля гнева. Нихрена не помогают, если честно, — он рассмеялся, она тоже улыбнулась, пожала плечами:

— У нас это модная гимнастика, ею все занимаются. Я могу долго в этой позе просидеть, я занимаюсь с тренером раз в неделю, и сама дома по желанию, обычно растяжкой минимум раз в день, это приятно. У меня же сидячая работа, спина устаёт, ноги затекают. Йога помогает справиться с болью и профилактировать болезни суставов. Ну и приятно просто, такие системные потягушки.

Он опять рассмеялся, медленно погладил её колено и сказал:

— Мне придётся очень хорошо размяться, чтобы так сесть. И если я просижу так пять минут, я об этом пожалею.

— Ну и не надо. Зачем оно вам?

— Действительно, — он опять рассмеялся, вздохнул и добавил шёпотом: — Как у вас всё просто...

— Жизнь вообще простая штука. Если начинаются сложности, значит, кого-то хотят обмануть и использовать.

— Да сколько в вас мудрости, а? — он рассмеялся, прижал её к себе крепче, помолчал и тихо спросил: — О чём вы говорили с Сун Оном?

— Он говорил в основном. Завуалированно назвал вас агрессивным психом, а меня — красивой стервой, прямым текстом. Сказал, что для него было истинным удовольствием с вами воевать. Для самооценки его, видимо. Наградами хвастался. Умением прыгать по крышам. Забавный дядька, я думаю, мы перетащим его на свою сторону, если сможем убедить, что победа стопудово будет за нами. Но он всё равно будет шпионить на два фронта до победного.

— Почему вы так думаете?

— Такая натура, — пожала плечами Вера. — Но это не плохо. Я думаю, если бы цыньянцы заполучили себе вас, вы бы тоже шпионили. Это глупо — брать такого человека и отказываться от возможностей, которые он может дать.