Лейла. По ту сторону Босфора - Тереза Ревэй

— Ладно, полагаю, нам больше не о чем говорить, — устало произнес Луи. — Будь любезна сообщить, когда решишь вернуться.

— Не знаю, вернусь ли я вообще в Константинополь. Вероятно, потом я поеду во Францию.

— Напоминаю тебе, что мы женаты.

— А я тебе — что ты клялся мне в верности.

Он залпом выпил содержимое стакана, спрашивая себя, испытает ли облегчение, если бросит стакан через плечо, как это делали прилично выпившие русские.

— Я должен валяться у тебя в ногах? Мне жаль, что ты стала свидетельницей той встречи. Я не хотел тебя унизить. И я огорчен, что заставил тебя страдать.

— Очень мило с твоей стороны! — с издевкой выпалила она. — Но могу ли я тебе верить? Я больше не знаю, когда ты говоришь правду, а когда лжешь. Не ведаю также, со сколькими проститутками ты встречался и как давно. Если, конечно, речь не идет об одной и той же, в которую ты, может быть, влюбился? От этой мысли мне было бы еще больнее.

Она отвернулась. Только бы не заплакать перед ним! Как они могли так опуститься? Хлопнула дверь, и Роза сжала кулаки. Трус! Ушел и ничего не ответил.

За несколько минут до отъезда Роза в последний раз взглянула на сад через окно селямлика. Небо было затянуто дымкой, бледное солнце цеплялось за золотые звезды и месяц над куполами мечетей. На крышах лежал снег. Чуть дальше над обгоревшими руинами поднимались клубы дыма. «Кто там может жить в такой холод?» — подумала она. Ей никогда не понять этот город. Ее пугали восточный беспорядок и его контрасты, обманчивая беспечность, беспорядочная похоть. Она чувствовала себя здесь чужой, была не в силах постичь здешние тайны. А если бы она сумела приручить и мужа, и этот город, то все вышло бы иначе? Смогла бы она обучиться каким-нибудь чарам, чтобы вернуть сбившегося с пути супруга?

— Я хотела убедиться, что все в порядке, — прозвучал тихий голос за ее спиной. — Недим уже приехал за вами. Он проведет вас до поезда.

На Лейле-ханым было элегантное платье из шерстяного крепа цвета беж, корсаж которого опускался до бедер. Жемчужная кайма украшала манжеты. Два черепаховых гребня удерживали строгий узел волос, что подчеркивало чистую красоту ее лица и затылка.

— Я готова, — с легкой улыбкой сказала Роза. — Лейла, благодарю вас за все. Вы стали для меня подругой, хотя я этого не заслуживаю.

Лейла обняла ее и поцеловала в щеку. Роза закрыла глаза, наслаждаясь тонкими нотками аромата розы. Османская женщина, которую француженка так резко критиковала, стала наверняка единственной, кто жалел мадам Гардель. Лейла-ханым могла бы порассказать многое о жизни и о мужчинах.

— Роза, нужно научиться прощать.

— Как вы простили Селима за то, что он взял себе вторую жену? Я знаю, что Нилюфер-ханым теперь живет со своим сыном у вас. И вы это принимаете?

Лейла вздохнула.

— Иногда о турецких женах говорят, что их мужья — это их господа, что женщина дают то, что мужчина от нее просит, свою любовь и также любовь других женщин, если он того пожелает.

— Как вы терпите подобные вещи? — ошеломленно воскликнула Роза. — Любовь не делится. Это обязательство. Обещание. В горе и в радости.

Лейла напряглась. Не по душе ей были слишком личные вопросы, и она не привыкла кому-либо жаловаться — тем более иностранке, даже если та не могла ее ни в чем обвинить. На некоторое время Лейла застыла, всматриваясь в море.

— Согласно старой легенде, когда Сатана захотел искусить Иисуса, он показал ему Босфор, — сказала турчанка и хрипло продолжила: — Я потребовала у мужа развод, но я не презираю его и не желаю зла ни ему, ни Нилюфер-ханым.

Роза вытаращила глаза:

— Развод? Но как вы собираетесь это сделать?

— Мусульманские женщины намного свободнее, чем вы думаете, — весело ответила Лейла. — В замужестве мы сохраняем за собой право на свое имущество. Мы не несчастные жертвы, как любят нас описывать европейцы.

— А Селим-бей позволит вам уйти? Он подарит вам свободу?

Плечи Лейлы поникли.

— Я не теряю надежду… Смерть Перихан потрясла нас обоих. Нам нужно немного времени. Его Величество решил отправить Селима в Берлин с дипломатическим поручением. Он предложил ехать вместе с ним, и я согласилась.

Роза вздрогнула. Она никогда не сможет побороть инстинктивное недоверие, которое ей внушали немцы.

— Мне вас жаль. Это ужасные люди.

Лейла улыбнулась. Неужели Роза Гардель так никогда ничему и не научится? Зачем судить людей и целые народы? Хотя и у Лейлы был такой же недостаток…

Новость, которую сообщил Селим, застигла ее врасплох. После смерти Перихан Лейла вела затворнический образ жизни, не находя в себе сил выйти на улицу. Поначалу она спала целыми днями. Отныне ее жизнь состояла из странных помутнений сознания, из которых она с трудом выныривала. Только Аллах даровал ей какое-то облегчение. Несколько раз в день она расстилала коврик для молитв, покрывала голову белой муслиновой вуалью и взывала к благодетелю.

Селим, обеспокоенный отрешенностью супруги, решил предложить ей отправиться с ним. Он также искал способ отблагодарить ее за то, что она приютила Нилюфер. А Лейла была удивлена его благодарностью. Было бы жестоко бросить молодую мать в несчастье. Что касается свекрови, та восприняла ее жест как естественный и логичный. Послушная Нилюфер сразу же пришлась по душе Гюльбахар-ханым, а малыш Риза доставлял радость всем женщинам гаремлика. По правде говоря, единственный, кого удивляло присутствие обеих жен, — сам Селим.

Как бы Лейла ни боялась отправиться в западный город, любопытство брало вверх над сомнениями. Как можно устоять перед искушением увидеть родину Ханса? Каждый день она молилась о том, чтобы он был жив и здоров. Их отношения оставались в тайне. Орхан узнавал кое-какие новости через партизан, но очень скоро сведения перестали приходить. Ханс словно исчез с лица земли. Такая скрытность была вполне в характере немца. Лейла старалась к этому привыкнуть. «А если он вернулся в Германию?» — иногда думала она. От этой мысли у нее голова шла кругом.

На пороге гостиной появилась Мария и бросилась к ней в объятия.

— Лейла-ханым, я больше никогда вас не увижу!

— Почему это? — весело ответила она. — Если ты скажешь такую глупость Ахмету, он будет крайне огорчен. Уверена, что вы вернетесь через пару недель. Двери моего дома всегда открыты для вас, моя милая красавица.

Появился Али Ага и сообщил, что для отъезда все готово. Лейла провела Розу и Марию до дверей, где ждал Ахмет. Он хотел подарить подруге коробку лукума. Луи попрощался с дочерью еще утром, перед тем как отправиться на службу. Лейла наблюдала, как француженки спешили по тропинке к воротам. С улыбкой турчанка в последний раз махнула им на прощание.

— Все, кого я люблю, покидают меня, — печально произнес Ахмет.

Лейла присела перед ним и нежно убрала со лба прядь волос. В первые дни после возвращения матери мальчик был испуган тем, как она переживает смерть Перихан. Женщина корила себя за то, что ее страдания отразились на Ахмете. Ему нравилось забираться на руки к Лейле и нежиться подолгу. Лишь благодаря неизменной преданности сына женщина смогла понемногу вынырнуть из своей печали. Чтобы успокоить его, Лейла пыталась выразить простыми словами свои чувства. В свою очередь Ахмет доказал свою невиданную зрелость. Они вдвоем пережили этот темный период, поддерживая друг друга.

— Мы с отцом побудем в Берлине всего пару месяцев, и я каждый день буду тебе писать.

— Прошлый раз, когда ты уехала, умерла Перихан, — сказал сын с тревогой в глазах.

— Знаю, мой любимый львенок. Но жизнь должна продолжаться, понимаешь? Не стоит бояться. Я скоро вернусь. И с милостью Аллаха не случится никакого несчастья, обещаю тебе.

Глава 11

Ханс Кестнер вышел на станции метро Фридрихштрассе и глубже натянул шапку. Пронзительный ветер гулял по проспекту Унтер ден Линден. Мужчина был в жутком настроении. Вместо того чтобы спокойно работать дома, Ханс терял время из-за регулярных отключений электроэнергии, выпрашивая у хозяйки квартиры уголь утром и по возвращении домой в конце рабочего дня. И это приводило в отчаяние.

Он шагал по улице, приковав взгляд к тротуару, чтобы не поскользнуться на льду, и браня бездельников из городских служб. Он был еще слаб после ранения в ногу в последнем сражении в Анатолии. Как обычно, перед воротами университета сидел инвалид войны с потрескавшимся от мороза лицом. Он окликнул Ханса, тот порылся в кармане в поисках мелочи, которую специально оставлял для однорукого. Он не подавал милостыню другим попрошайкам, поскольку его зарплата была не настолько велика. Но по возвращении на родину, в Берлин, Ханса удручала окружающая нищета.

В величественном холле мужчина развязал шерстяной платок, который служил ему шарфом. Университетский сторож в поношенном пиджаке кивнул ему и, подшучивая, сообщил, что аудитория опять полна.