Алхимия единорога - Антонио Хименес

— Пей, — произнесла девушка. — Тебе это необходимо.

— Я не замечал.

— А я заметила. Если хочешь попасть туда, куда тебе было велено, ты должен пить его по меньшей мере раз в месяц. А если станешь принимать по глотку в неделю, это будет еще лучше для твоего организма.

Меня передернуло. «Тебе было велено», «тебе было велено» — гулким эхом отдавались слова в моем мозгу, пока наконец не затихли. Значит, на меня возложена священная миссия, и теперь мне отдают распоряжения. «Амстердам повелевает!»; «Выкрасть ценную книгу!»; «Доставить ее в Музей изумрудной скрижали!» Это дело казалось мне опрометчивым, безумным. Как нелепо, что я сам сунулся в пасть волка!

Я и раньше чувствовал, что Джейн и Виолета манипулируют мной, а сейчас мои подозрения подтвердились. Возможно, Джейн устала вести тонкую игру или просто решила сбросить маску. А еще я убедился, что в наши отношения может быть замешано что угодно — секс, деньги, — только не любовь. Один взгляд, один жест все расставили по местам.

Но я должен был оказаться умнее Джейн (несомненно, так оно и было) и, прикинувшись слепцом, притвориться, что такая роль мне просто не по зубам.

Поэтому я натянуто улыбнулся, словно одумавшись и смирившись, и поднял бокал. Стекло негромко звякнуло о стекло, мы выпили — и тотчас огонь эликсира побежал по моим венам и нервам, как электрический ток. Жидкость очистила мою кровь, проникла в каждую клеточку тела. Воздействие эликсира было могучим, мгновенным, живительным. Во мне словно включили свет, я почувствовал, как он добрался до пальцев на ногах, до каждого волоска на коже, до ноздрей, желудка и глаз. Мое зрение сразу стало острым, теперь очки от близорукости только мешали, делая все очертания размытым. Сперва я принял это за воздействие алкоголя и протер глаза.

— Плохо видишь?

— Все как-то смазывается. Наверное, перепил.

Я снова заморгал, и тогда Джейн плавным жестом сняла с моего носа очки. Без них было куда удобнее; я стал очень зорким, даже чересчур. Слух тоже обострился — теперь я различал жужжание каждой мошки, голоса сверчков, кваканье лягушек, пение ночных птиц, возню поваров на кухне, дыхание людей за соседним столиком. Мне стала четко видна каждая черточка лица Джейн: мою подругу переполняли здоровье, радость жизни и вожделение.

— Когда заберем книгу? — спросила Джейн после ужина.

— В субботу.

— У нас мало времени.

— Я боюсь! Мне не хочется лезть в чужой дом и воровать.

— Не беспокойся. Чего не сумеешь сделать ты, сделаю я. Если хочешь, давай завтра съездим в Лиссабон, побродим возле дома, изучим все входы и выходы.

— Как скажешь, — обреченно вздохнул я.

Несмотря на то что ситуация изменилась, в ту ночь я не смог противиться любовному пылу Джейн и погрузился в наслаждение — будто окончательно запутался в паутине или с головой ушел в зыбучие пески. Ночь превратилась в поле сражения, начавшегося в час и продолжавшегося до самого рассвета. Полагаю, дело было в эликсире, который Джейн заставила меня выпить с вином, или же она загипнотизировала меня. Так или иначе, я уподобился бедняге Кристоферу Риву, свалившемуся с лошади, Супермену в инвалидной коляске.[66]

На следующий день я был готов принять новый бой, однако надлежало соизмерять силы, чтобы удовольствие не перешло в отвращение.

Джейн спала ангельским сном, благоухая райскими ароматами. Мне бы хотелось остаться с Джейн на всю жизнь: возможно, это и был достойный человека рай. Мог бы быть. Однако сердце подсказывало мне, что не все то золото, что блестит, что остались еще темные тайны, в которых я пока не разобрался; тайны, усложнявшие наши прямые и радостные отношения.

Сколько мужчин отдали бы жизнь за эту девушку!

Мне снова захотелось заняться с ней любовью, и я бесцеремонно, как зверь по весне, пристроился к ней сзади и попытался войти. Джейн тотчас проснулась и раскрылась, чтобы облегчить мне проникновение. И вот я снова сотрясаюсь, как одержимый, стремясь достичь быстрого оргазма, освободившего бы меня от яда лишних мыслей. Я был настолько нетерпелив, что излился очень быстро, мое семя выстрелило в ее лоно как струя из водяного пистолета.

Я был полностью удовлетворен — но, боюсь, о Джейн нельзя было сказать того же. Я успел заметить лишь одно сладостное содрогание ее плоти, как будто привидевшееся мне. Мне стало так хорошо, что я снова уснул.

Прошло, наверное, часа два, прежде чем меня разбудила тяжесть, навалившаяся на живот. Мне снилось, что я занимаюсь любовью с Виолетой, а когда я раскрыл глаза, оказалось, что меня оседлала Джейн и мы снова совокупляемся. Как новоявленный Казанова, со сладостной покорностью судьбе я постарался сделать все, на что был способен, пока эта женщина наконец-то не прекратила скачку. Она сделала это, скорее подчиняясь необходимости — ведь жизнь продолжалась, и нам следовало исполнить свой долг, — чем из-за усталости и пресыщения.

Однако мой «воин» никак не хотел ложиться, и Джейн неустанно целовала меня и ласкала. Она то сосала мочку моего уха, то пробегала языком по моему телу, то щекотала меня в паху, то исхитрялась довести до таких сладостных содроганий, что все начиналось по новой.

Не знаю, сколько эякуляций способен выдержать мужчина, но я уже сбился со счета. Любовь с этой женщиной казалась сверхъестественной, мне никогда не доводилось испытывать с другими того, что я испытал в те дни.

В дверь позвонили — молодая работница, явившаяся, чтобы прибраться в доме, попросила нас освободить помещение. На часах было полтретьего, и, видимо, Витор сказал девушке, что мы живем в его доме. А может, она просто услышала наши вопли. У нее имелись ключи от всех дверей, поэтому мы должны были проявить благопристойность и воздержаться от своего основного занятия.

— Я вернусь через полчаса, — заявила работница на малопонятном для меня португальском.

Я сразу отправился в душ; дверь запирать не стал. Секунду спустя Джейн уже плескалась рядом со мной, и, судя по ее взгляду, пощады ждать не приходилось. Включив музыку на полную громкость, она ритмично покачивала нагими бедрами, ее ягодицы терлись о мой вставший член. Боль и наслаждение смешались воедино, и вскоре мы поймали ритм нового соития. Джейн была как в лихорадке, ее охватил огонь, которого я больше не мог выносить. Оставалось всего десять минут до конца отсрочки, дарованной нам племянницей сеньоры Оливейры, а потом весь дом окажется в распоряжении работницы.

— Пожалуйста, Джейн, пора остановиться, — произнес я, как только из меня выплеснулась спасительная струя.

— Ухх… Твоя правда, Рамон. Пора остановиться. Я пристрастилась к тебе, как к наркотику, и готова заниматься с тобой любовью двадцать четыре часа в сутки.