Газета Завтра 981 (38 2012) - Газета Завтра Газета

От имени простого русского человека, своего подданного Императрица продолжает : «Акт “великаго и святого” собора с проклятиями и угрозами истязаний повелевает мне креститься непременно тремя перстами. Но что если двуперстно слагать знамение креста научила меня дорогая мне мать, поясняя, что это слагание есть завет Церкви и предков, что, храня этот обряд, я чту их память и, сохраняя уважение к Церкви, привлекаю на себя благословение неба? Недаром, ведь, Бог еще в Ветхом завете проглаголал: “Чти отца твоего и матерь”. Но можно ли чтить отца и мать, и плевать на бабку и деда, на ближних и отдаленнейших предков, если учение их не отступало от учения Церкви. Это я говорю, входя в чувство каждой гражданки, дочери и матери. Теперь скажу, как Императрица. Основание государственности есть семья, крепость семьи, почтительная преданность родителям, крепость всей совокупности семьи, крепость государства, благоговейное отношение к памяти предков. Дозволим же ли мы кому-то ни было разрушить сию важнейшую из основ государственности, бросая грязью и огненныя стрелы в верования, обычаи и в справедливый обряд предков?»

После сего, по описаниям, Екатерина трижды осенила себя двуперстным крестом, и продолжала: «Что такое наш раскол? Что такое старообрядчество? Припоминаю события и их последовательность. Русский православный народ искони крестился двуперстно. Не перечисляю других обрядов. Все это было прекрасно, все превосходно, богоугодно и спасительно. Нам не было надобности до обрядности греков, а равно и грекам до нашей. Обе церкви, — и греческая и наша, — жили в мире и общении. Восточные отцы, епископы, митрополиты, патриархи, бывая у нас на Москве, прославляли благочестие Руси, сравнивая с солнцем, освещающим вселенную. Но вот, с восшествия на патриарший престол Никона, начинают наезжать на Русь греческие и киевские отцы. Посыпались сначала “зазирания” и “осуждения” нашего до этого года для самих греков честнаго и святого двуперстия. За Никоном последовал собинный друг его, государь Алексей Михайлович. “Зазирания и осуждения” превратились в прямыя запрещения. Затем последовали анафема и проклятия; за ними — “телесныя озлобления” или истязания и наконец, гражданския казнения, т.е. смертельныя казни. Что же это значит? Значит, что эти “зазирания” встретили в русском народе возражения и негодования, коими правительство и церковное, и — увы! — светское пренебрегло. Этого мало. Правительство перешло на сторону чужеземных агитаторов и авантюристов, правительство стало против своего народа и потребовало от него отречения от двуперстия и стараго обряда, отречения от свободы, от своего достоинства, от предков, от благочестия и народности. Правительство в полном составе изменило отечеству и этой измены потребовало от народа».

Дальше начиналось самое главное, Рассказав о том, как она понимает древнее Русское благочестие, общее для Царей, Церкви и народа, Государыня продолжала : «Но вот настал Никон; признаюсь, личность возбуждающая во мне отвращение. Счастливее бы была, если бы не слыхала о имени его. Он начал реформировать свою церковь, перестраивать ее по своему. Какия же начала вложил он в основу своих перестроек? Безусловное подчинение народа духовенству, духовенства — архипастырям, архипастырей — патриархам. Подчинить себе пытался Никон и Государя: он хотел сделаться папой. Порабощение народа ясно сказывается в насильственном отнятии у него обряда его предков, поддержанном клятвами, истязаниями и казнями; порабощение архипастырей — в беззаконном единоличном низложении епископа коломенскаго Павла и глубочайшей тайной прикрытаго умерщвления его; порабощение государей — внедрением в них убеждения, яко бы они обязаны мечем своим служить всевластительскому папе-патриарху, мечем смирять непокорение папе-патриарху народа и епископов. Что же вышло? Народ возстал за древнюю, под видом обряда Никоном окончательно разрушенную, апостольскую церковность, и за древнюю сердечную взаимно единость, основанную на вере, благочестии, любви и свободе. Возстал против соединения в лице патриарха обеих властей и епископа и царя. Никон внес смуту и разделения в отечественную мирную до него и целостно единую церковь. На одной стороне стали архипастыри со своими реформами и насилием, с своими триперстием и проклятиями, а с другой — народ с обычною всем народам инстинктивною наклонностью охранять все унаследованное от предков, а прежде и паче всего свободу. Известный обряд, как и всякий предмет, даже обряд православный, богоугодный и спасительный, но в руках насильных и жестоких властей ставший поводом и орудием порабощения народа, становится ему ненавистным, как знамя и символ его порабощения. Входим в чувства народа, таковым для последняго должно быть и триперстие, навязанное нам греками при помощи проклятий, истязаний и смертельных казней. Для народа оно стало символом порабощения, для архипастырей — знаком его победы и торжества над народом. Ежели перенесемся на тот момент, когда совершались реформы и заглянем в совесть каждаго из тех, кому пришлось отечественное двуперстие менять на указанное триперстие, то в большинстве увидим невежество, которое прямодушно поверило реформаторам, будто двуперстие есть обряд погрешительный, неправославный, небогоугодный и неспасительный, и благодушно последовало за правительством, затем — покорность из страха истязаний; то не похвально, а это уже совсем предосудительно. Теперь разберем, к которому из этих разрядов принадлежит предок каждаго из нас, господа. Переменившим двуперстие на триперстие, во всяком случае не думаю, чтобы можно было каждому из нас гордиться его доблестью, и если при этом припомним, какая идея была соединяема со введением триперстия, то поймем и смысл, и правость, и неодолимость, поймем родной протест и предупреждения против триперстия и неприязни его к тем, кого зовут “щепотниками”. Наконец, Никон внес разлад и разделение между народом и престолом <…> Народ стал видеть в своих царях антихристов, и мы его не виним: народ подлинно испытал на себе руку последних <…> Удивляюсь Царю Алексею, его недальновидности: идет за Никоном, как провинившийся мальчишка за готовящимся его высечь учителем! Вот заслуга никоновской реформы пред престолом и самодержавием! Государство не могло и не должно терпеть над собой в пастырях второго великаго государя, и первый, кто об этом догадался, был сын этого Алексея. Петр Великий заменил патриарха синодом. Может быть мы этого не сделали бы, прямо говорю, ибо патриархи могли существовать; но государственная власть им не надлежит. Я бы этого не сделала…»

«Мы возстановим – продолжала Царица - в нашей великой церкви все, что разрушено в ней в варварския, несправедливыя насильственныя времена, все, что разумеем мы в истинно древней Христовой и апостольской, православной кафолической церковности. Мы безвозвратно на все времена утверждаем право каждому верноподданному слагать персты для крестнаго знамения, как ему угодно, а каждой православной приходской общине употреблять в ея приходском храме тот из обрядов, который ей любезен. За каждой приходской общиной и епархией мы утверждаем право выбрать по сердцу пастыря, полагать на него обязанность наблюдать за исполнением требований, ответы за каждый его шаг, а в случае упорнаго уклонения от обязанностей, удалять или смещать по своим приговорам. Только таких пастырей мы будем знать, как истинных пастырей и подлинных представителей их общин и епархий <…> Тогда-то, гг. сенаторы, нам можно будет управлять народом, Провидением вверенным нам. Народная жизнь в начальных, элементарных ея проявлениях будет расти, цвести и приносить плоды сторицею под святым и животворящим пестунством Самого Христа и Его Церкви, которая тогда будет матерью, и кормилицею и нянькой народа, а пастыри ея — и попечителями, и учителями, и судьями, и отцами. Тогда-то сердечный союз между народом и престолом, союз, указуемый самой натурой вещей, союз между Церковью и государством, Самим Господом заповеданный и благословляемый только в Российской Империи, только между русским православным народом и его царями возможно осуществиться на радость небесам, на удивление миру и на страх нашим врагам “

Царица закончила просто : «Секретарь, пишите: На общей конференции сената и синода 15-го сентября 1763 года определено (есть): тех, кои церкви Божией во всем повинуются (есть), в церковь Божию ходят (есть), отца духовнаго имеют (есть) и все обязанности христианския исполняют, а только двуперстным сложением крестятся (есть), таинства ея не лишать (есть), за раскольников не признавать (есть) и от двойного подушнаго оклада освобождать” (есть)».

Совершенно очевидно, что сам факт этой речи переворачивает все представления о Русской истории последних трех веков, и выставляют Императорский Дом совершенно в ином, по сравнению и с никониянской, и со старообрядческой, и с атеистической, и с масонской историографией. Понятно, что на самом деле уже тогда Императорская власть была даже в своих намерениях – «Кругом измена, и трусость, и обман», как писал потом Царь-Мученик – не самодержавна. Понятно еще и то, как и почему как официальная, так и революционная, литература выставляла Екатерину, действительно Великую, в черном свете, малюя ее бывшие, а часто и не бывшие, человеческие прегрешения.