Творения. Том 2: Стихотворения. Письма. Завещание - Григорий Богослов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если отец мой и почтенная матерь 415. воздали Тебе за меня слезами, воздыханиями и молитвами; если они уделяли Тебе хотя малую часть стяжаний, чествовали Тебя чистыми и святыми жертвами (а я сам ничего такого не сделал, что было бы достойно Тебя), то умоляю: вспомяни о них и помоги мне. Удали от меня злые заботы, 420. чтобы терния не подавили меня своими отраслями и не остановили в шествии божественным путем. Ты, защита моя, проведи меня невредимым, ибо Твой я служитель, Твое я достояние, Ты для меня от начала единый Бог, Тебе посвятила меня матерь, 425. нося меня еще во утробе своей. Тогда еще, желая на коленях своих держать сына и подражая священной Анне, взывала она: «Царь мой, Христос! Даруй мне увидеть сына, и юный плод чрева моего заключишь Ты в Своей ограде». Так вещала она; и Бог внял ее молению; в ниспосланном от Бога сновидении 430. наречено матери мое имя; а потом дал Ты ей и сына, и она во святилища Твои принесла меня – нового Самуила, если только был я когда-нибудь Самуилом. А теперь сопричтен я к мерзким и наглым сынам достославного служителя Твоего Илия, которые с неразумным сердцем приступали к чистым жертвам, 435. жадными руками касаясь священных котлов, за что и имели несчастный конец жизни (1 Цар. 4:17).
Но матерь моя с лучшими надеждами отделила Тебе часть рожденных ею. Она руки мои очистила Божественными книгами и, обнимая меня, сказала мне такое слово: 440. «Приводил уже некто к алтарю возлюбленного, богодарованного сына, готового стать священной жертвой. Наилучший отец приводил доброго сына, плод поздно рождающей Сарры и корень потомства, какое начертывали надежда и Божие обетование. Авраам был жрец, и Исаак – славный агнец. 445. А я, как обещала, приношу Богу тебя – дар живой: исполни же материнское желание. Ты рожден у меня по молитвам моим; о том теперь и молюсь, чтобы ты был совершен. Это доброе богатство даю тебе, сын мой, для сей и для будущей жизни; но последнее гораздо лучше». 450. Таково желание матери; и я покорялся ее желаниям, будучи еще отроком; юная душа моя принимала в себя новый образ благочестия; печать соблюдалась по мановению Христа, Который явно беседовал с рабом Своим, связал меня любовью к целомудрию, обуздал мою плоть, 455. вдохнул в меня горячую любовь к Божественной мудрости и к жизни монашеской – начатку жизни будущей, к жизни, не ищущей ребра, которое бы любило плоть свою, льстивыми же словами доводило до горького вкушения, к жизни, приносящей в дар Богу чистую любовь и не разделяющей рожденного всецело от Бога между женой 460. и Христом, Который, стезей узкой и трудной, чрез тесные и не для многих проходимые врата, в торжественном сопровождении приводит к Богу меня – бога, из земли сотворенного, а не рожденного и из смертного ставшего бессмертным, – приводит, 465. с великим Божиим образом привлекая и помощника моего – тело, подобно тому как камень магнит притягивает черное железо.
Увы! Какое тяжкое отмщение потерпела ты, душа моя! Тщеславные смертные, подлинно стали мы подобны легкому дуновению ветра; 470. или, как туда и сюда стремящийся поток Еврипа, надмеваясь пустотой, вращаемся мы на земле. Ни худое, ни доброе – ничто не бывает у людей до конца одинаковым. Пути добрых и злых идут между собой весьма близко; и злой не знает, чем он кончит впоследствии, 475. и добрый не твердо стоит в добродетели; но как порок ослабляется страхом, так добродетель завистью. И Христу угодно, чтобы с тем и с другим боролся наш однодневный род, чтобы мы, взирая на Его могущество, устремляли взор горе'. Тот у нас совершен, кто идет прямым путем, 480. не озирается на пепельную пустыню Содома, погибельным огнем пожираемого за наглость, но стремительно бежит на гору и забывает об отечестве, из страха, чтобы не стать притчей и соляным камнем (Быт. 19:26).
Собственными своими страстями свидетельствую я о человеческой растленности. 485. Когда был я отроком и несколько разумения имел в груди, тогда, следуя какому-то прикровенному разуму и похвальным обычаям, восходил я горе к светозарному престолу и не блуждающими стопами шел по царскому пути. Но теперь, когда собрался я с разумом и касаюсь уже предела жизни, 490. как бы от упоения не тверды стали стопы мои, и меня, несчастного несут то вправо, то влево [103]; меня изнуряет брань с пресмыкающимся змием; она тайно и явно похищает у меня всякую хорошо придуманную мысль. To простираю ум к Богу, то опять увлекаюсь в худую слитность мира; 495. и не малую часть души моей исказил смутный мир.
Но хотя покрыл меня собой черный грех, хотя враг мой, подобно каракатице, изрыгающей черноту свою на воды, явно излил на меня темный яд, 500. однако же я столько еще могу разобрать и рассмотреть, что наилучшим образом вижу: кто я, чего желаю достигнуть и где нахожусь, несчастный, сколько раз падал я на землю или в разверстые под землей бездны. Не обольщаюсь убеждениями, не пленяюсь словами, придуманными в защиту страстей, 505. не утешаюсь измерением чужих пороков, как совершеннейший в сравнении с другими. Больному, которого режут железом, приятно ли видеть, что режут и других и что они ощущают еще сильнейшую боль? Что за приобретение порочному оттого, что другой и его порочнее? Кто отличается добротой, от того может получить пользу и добрый и худой, 510. потому что зрячий – приобретение для слепого. Но услаждаться тем, что видишь порочных, есть признак еще большей порочности.
Если кто почитает меня хорошим, когда я худ, это тяжело для меня, и я внутренно проливаю тайные слезы. Лучше, будучи хорошим, во мнении других оставаться худым, 515. нежели, будучи худым, иметь славу доброго и быть для людей обманчивым гробом, который внутри полон зловония от гниющих мертвецов, а снаружи блистает белизной и приятными для взоров красками (см.: Мф. 23:27). Убоимся великого Ока, которое видит и под землей, и в великих глубинах моря, видит все, что скрывается 520. в человеческом уме. Пред ним ничего не разделяет время; для Бога все – настоящее. Как же сокрыл бы от Него кто-нибудь свое беззаконие? Где же укроем самих себя в последний день? Кто поможет тогда? Где утаимся от Божия ока, когда дела всех различит очистительный огнь, пожирающий легкое и сухое естество греха?
525. Сего-то греха боюсь и трепещу день и ночь, видя, как душа ниспадает от Бога на землю, больше и больше сближается с перстью, которой желал я избежать. Так на берегах осенней реки гордящуюся сосну или вечнозеленый чинар, 530. подрывшись под корни, погубил соседний ручей. Сначала поколебал он все опоры и на стремнине поставил высокое дерево, а потом наклонил к реке держащееся еще на тонких корнях и, 535. сорвав со стремнины, бросил в середину водоворота, повлек с великим шумом и отдал камням, где бьет непрестанно дождь; и вот, от сырости сгнивший, ничего не стоящий пень лежит у берегов. И на мою душу, цветущую для Христа Царя, 540. напал жадный, неукротимый враг, низложил ее на землю и большую часть погубил; а то немногое, что осталось еще, блуждает там и здесь. О если бы опять воскресил ее Бог, Который создал не сущих, а потом и разрушившихся воссоздаст и приведет в иную жизнь, 545. чтобы встретили или огонь, или светоносного Бога! Но все ли впоследствии встретят Бога? Этот вопрос отложим до другого времени.
Царь мой, Христос! Хотя неприязненные люди называют меня мертвым и бессильным, втайне издеваются надо мной, кивая головой, смеются моему бедствию, 550. но Ты не оставь меня пасть под ударами противников. И во-первых, подкрепи снова в небесных надеждах и мне, угасающему, мне – жаждущей лампаде в светильнике, удели несколько влаги, несколько капель елея, чтобы, когда огонь возгорится, 555. опять совокупился обновленный во мне свет и я сподобился светлой жизни. А во-вторых, сними с меня всякое бремя и отдай его бурным ветрам, а мне даруй легкое дуновение.
Довольно смирил Ты сердце мое. Наказываешь ли Ты меня за горький грех, или укрощаешь скорбями, как укрощают молодого коня, 560. гоняя по непроходимым местам, или останавливаешь превозношение моего ума, так как оно весьма удобно рождается в тех из благочестивых, которые имеют легкий ум и самую благость Божию обращают в повод к кичению, или моими бедствиями, Спаситель мой – Слово, 565. хочешь Ты вразумить смертных, чтобы они возненавидели порочную жизнь, которая непостоянна, приводит к гибели всякого, и доброго и злого, поспешали же к иной жизни, к постоянной, неразвлекаемой, а для благочестивых и лучшей; но в великих глубинах премудрости Твоей сокрыто сие, 570. что значат в продолжении превратной жизни преподаваемые смертным уроки, и благие и горестные, во всяком же случае самые полезные, хотя и скрывается это большей частью от дебелости нашего ума. Ты премудро движешь кормилом мира, куда ни обращаешь его; и им только спасаемся мы от опасных утесов, переплывая великое и наполненное подводными камнями море непостоянной жизни.