Последняя схватка - Мишель Зевако
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Черт бы побрал этого упрямца! — подумал шевалье. — Умрет, а с места не сдвинется. В смелости ему не откажешь… Неприятно мне его унижать, а придется… Или я вынужден буду его прикончить… А мне совсем не хочется…»
Пардальян сделал несколько обманных движений — и выбил шпагу из рук противника… Описав в воздухе дугу, оружие юноши упало в реку.
— Будьте вы прокляты, чертов шевалье! — зарычал совершенно обезумевший незнакомец.
Пардальяну стало его жаль, и он мягко извинился:
— Я очень огорчен, сударь, но согласитесь, что вы сами толкнули меня на это.
— Надо было убить меня, сударь! — страшным голосом вскричал незнакомец.
— Этого-то я как раз и не хотел, — ответил Пардальян.
Внимательно изучая молодого человека он думал:
«Черт, голос как будто знакомый!.. Где же я его слышал?..»
Наивно полагая, что все уже кончено, Пардальян поприветствовал побежденного и вложил шпагу в ножны.
Вальвер и Ландри Кокнар тоже решили, что путь свободен, и пустили коней рысцой.
Но незнакомец снова оказался посреди дороги и вытащил из-за пазухи острый кинжал. Юноша стоял как вкопанный, широко расставив ноги и чуть наклонившись вперед. Было ясно, что он скорее умрет под копытами. чем сдвинется с места.
— Это уже не упрямство, а чистое безумие! — пробормотал Вальвер, любуясь героем, как и Пардальян.
И он направил лошадь прямо на сумасшедшего юнца.
Пардальян наблюдал за происходящим, скрестив руки на груди. Вмешиваться он не собирался. Зачем? Ему было понятно, что Вальвер и так проедет. Но Пардальяна очень занимал этот юный храбрец. Хорошо зная Вальвера, шевалье не сомневался, что тот не станет трогать того, кого пощадил он, Пардальян; того, кто осмелился в одиночку бросить вызов пятерым вооруженным мужчинам, каждый из которых мог бы стереть его в порошок; того, кто сейчас стоял, как скала, не желая уступать дорогу всаднику.
А в голове у Пардальяна вертелся один вопрос: «Где же, черт возьми, я слышал этот голос?»
Одэ де Вальвер приближался к незнакомцу, не сводя с него взгляда. А юный безумец не спускал глаз с мчавшейся на него лошади.
«Черт, он метит коню в грудь, — сообразил Вальвер. — Рассчитывает выбить меня из седла, завладеть бумагой и порвать ее».
Вытащив документ из-за пояса, Одэ засунул его во внутренний карман колета. И закричал:
— Дорогу!.. Дорогу, черт возьми, или я вас раздавлю!
— Не пущу! — снова завопил незнакомец.
Вальвер был уже в двух шагах от него. Молодой красавец сосредоточился, собираясь поразить лошадь и отскочить в сторону. Прием нехитрый — но требующий предельного хладнокровия, верного глаза и твердой руки.
Незнакомцу не удалось осуществить задуманное. Все было сделано, как надо, но Вальвер вонзил шпору в бок коню, и тот рванулся в сторону, избежав удара кинжалом; недавно Вальвер таким же образом спасся от пули д'Альбарана. Любой другой всадник вылетел бы из седла, а Одэ даже не покачнулся. Пардальян крякнул от удовольствия.
Метя в лошадь, незнакомец так резко замахнулся кинжалом, что едва не упал на дорогу. Лишь чудом юноша удержался на ногах.
А Вальвер уже проскочил мимо него. Удивительно, как конь и всадник не сорвались в реку.
Задыхаясь от бессильного гнева, незнакомец кричал:
— Стой! Стой!.. Вор!.. Бандит с большой дороги!.. Стой!..
А Пардальян все думал:
«Да где же я слышал этот голос?.. Так рычит разъяренный тигр…»
XVI
ИСПАНСКИЕ МИЛЛИОНЫ
Незнакомец хотел было побежать за Вальвером, но вдруг, как безумный, ударил себя кулаком по лбу и сломя голову понесся прямо на живую изгородь. Не жалея роскошного костюма, раздирая в кровь руки и лицо, юноша прорубал себе дорогу кинжалом.
— Какого черта ему понадобилось туда лезть? — вслух удивился Пардальян.
Гренгай пояснил:
— Сударь, я видел там лошадь.
— Тогда понятно: он хочет нагнать Вальвера и задержать его… своим кинжальчиком… Ну, храбрец!.. — покачал головой шевалье.
А про себя добавил:
«Или у него там припрятаны пистолеты… Ну, у Вальвера с Ландри оружие тоже имеется… Право, если Одэ потеряет терпение и проткнет этого сумасшедшего шпагой или всадит в него пулю, я пойму графа! Нельзя же быть таким настырным!»
И Пардальян отвернулся, потеряв интерес к происходящему. Но внезапно он тоже хватил себя кулаком по лбу и мысленно выругался:
«Какой же я болван! А вдруг он поскачет не за Вальвером, а к кораблю? Если там узнают, что случилось, то весь наш план провалится!.. Тысяча чертей! Терпение мое лопнуло! С ним надо кончать… Сам виноват».
Пардальян мгновенно принял решение. Кони подручных д'Альбарана все еще стояли у живой изгороди, ощипывая с нее листья.
Выбрав одну из лошадей, шевалье вскочил в седло с легкостью, которой могли бы позавидовать многие юноши. Отъехав от изгороди, насколько позволяла узкая дорожка, Пардальян пришпорил коня, одним махом перелетел через колючие кусты и оказался возле незнакомца, когда тот вставлял ногу в стремя. Пардальян прыгнул на молодого человека, схватил его сзади и, как перышко, поднял в воздух.
Задыхаясь в железных тисках, юноша не потерял головы. Он не кричал и не вырывался. Вдруг молнией блеснул кинжал.
Но Пардальян был начеку. Продолжая сжимать противника одной рукой, другой он мгновенно перехватил руку, державшую кинжал. Шевалье окончательно вышел из себя:
— Да сколь же можно, черт возьми! Бросьте эту игрушку!
Он опустил юношу на землю, изо всей силы сжав его запястье. Молодой человек извивался, как уж, пытаясь кусаться и царапаться. И все это молча. Ему было очень больно, но Пардальян не услышал ни вздохов, ни стонов. Юноша побледнел, с него градом катил пот, глаза вылезли из орбит, но он не проронил ни звука, до крови закусив губу. Превозмогая нестерпимую боль, незнакомец не выпускал из руки кинжала: это была его единственная надежда на спасение.
Гордый дух молодого безумца не был сломлен — но раздавленные пальцы в конце концов разжались сами собой. Наступив на упавший кинжал, Пардальян оставил юношу в покое. А тот в отчаянии прохрипел:
— Трус! Жалкий трус!
Это действительно было похоже на рычание разъяренного тигра. Услышав столь незаслуженное оскорбление, Пардальян резко вскинул голову и сказал ледяным тоном:
— Молодой человек, за это слово вы мне…
Но вдруг шевалье замолчал и мгновенно успокоился. В глазах у него заплясали смешинки, и он иронически протянул:
— Нет, ты только погляди!
Что же он такого увидел? А вот что.
Мы уже говорили, что лицо юноши украшали черные тонкие усики и остроконечная, тоже черная, как смоль, бородка. Теперь она держалась всего на нескольких волосках.
Накладная, стало быть, бородка. Тут Пардальяна и осенило. Он снял шляпу, раскланялся со свойственным лишь ему одному грубоватым изяществом и воскликнул насмешливым голосом: