Все могло быть иначе: альтернативы в истории России - Владимир Шевелев

Его мрачное прошлое и нарастающая активность все больше беспокоили новых вождей. Они начали игру, прежде всего Хрущев, целью которой было избавиться от Берии. Ни идеологические споры, ни возможно различные мнения на дальнейшее развитие СССР или его внешней политики не были мотивом этой игры, решающую роль здесь играл страх перед Берией и принадлежащей ему тайной полицией. В основе намерений Берии лежали два замысла — во-первых, расширить полномочия правительства и урезать влияние партии, во-вторых, защитить права национальных меньшинств. Все это никак не устраивало новых «вождей». Хрущеву и его союзникам удалось избежать грозящего господства всемогущего министра внутренних дел над партийными органами.

Отсутствуют какие-либо документы, которые могли бы нас убедить о комплексном плане реформ Берии. Пытаться на основе некоторых частичных шагов Берии сделать из него реформатора — погрешить против истины. То, что он пытался сделать после смерти Сталина, является смесью шагов, которые нейтрализуют некоторые самые страшные преступления из прошлого; частичных попыток, которые, возможно, могли бы быть направлены на устранение сверхтяжелой нагрузки советской экономики, попыток слегка изменить расстановку сил при управлении страной в пользу исполнительных структур.

Берия был хорошо информирован о реальной ситуации в стране. И всегда был прагматиком. Все это позволило ему подняться над догматизмом, который был присущ его соратникам. Прагматизм проявился при обсуждении некоторых внешнеполитических дел, в подходах к внутриполитическим вопросам. Однако он, как и другой прагматик Маленков, не был всерьез заинтересован в глубоких системных изменениях строя.

Во многом им двигал еще и страх. Берия понимал, что некогда перешел черту, как и другие соратники Сталина. И боялся, что народ может спросить с него за все содеянное. Впрочем, тогда это было почти невероятно.

Могли ли диссиденты «разбудить» общество, или зачем теленок бодался с дубом?

На добро отвечай добром, а на зло — справедливостью.

Главная ценность и основной ресурс развития в современном мире — это не нефть или наукоемкие технологии, а человеческое достоинство, предоставление свободы выбора и самовыражения. Неизбывное тяготение к свободе в эпоху партийно-номенклатурного всевластия олицетворяли собой диссиденты. В 1950—1970-е гг. немалая часть городской интеллигенции, где бы они ни находились — в редакциях журналов, в НИИ и вузах, в театральных коллективах, среди кинематографистов, писателей, музыкантов, — боролась с власть предержащими за свободу и человеческое достоинство. Власть пыталась эту свободу всячески ограничить, интеллигенция стремилась рамки дозволенного расширить.

Диссиденты (от лат. dissidens — несогласный) — лица, несогласные с официальными общественно-политическими доктринами, принципами политического устройства, внутренней политикой и идеологией режима. Диссидентство как общественное явление представляло собой спектр общественных организаций и движений, литературных направлений, художественных школ, наконец, просто индивидуальных поступков.

Диссидентство начало обращать на себя внимание после XX съезда партии, в условиях «поверхностной» либерализации режима, когда инакомыслие получило некоторые возможности для проявления. Оппозиционные настроения были во многом стимулированы докладом Н. Хрущева «О культе личности Сталина», письмом ЦК КПСС к партийным организациям «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов» (от 19 декабря 1956 г.) и аналогичными «закрытыми письмами», которые, в целях осуждения, оперировали многочисленными примерами проявлений недовольства и неприятия существующего строя.

Сегодня о диссидентах нередко говорят с насмешкой, а то и осуждением: какую пользу они принесли, эти горе-политики? Зачем им надо было разваливать «великую страну»? Стало ли хоть кому-то лучше жить в результате их деятельности?

Конечно, среди диссидентов было немало идеалистов. Для многих главной ценностью являлась свобода слова. Об этом дает представление высказывание Ю. Карякина, одного из известных перестроечных публицистов: «Мы думали семь-восемь лет назад: вот опубликуют «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, «Окаянные дни» Бунина, «Несвоевременные мысли» Горького, и мы будем в раю. Но вот все это опубликовали, и еще многое другое. А мы — в аду». Эти слова ярко отражают настроения значительной части образованных и думающих людей в годы перестройки. И чем же все это закончилось?!

Всякое общество изобретает соответствующие ему формы проявления и суммирования недовольства. Советское общество открыло для себя такую специфическую форму, как диссидентское движение. Диссиденты не ставили вопрос о свержении существующего строя, поскольку не принимали насилие, а также понимали, что внутренними силами осуществить это невозможно.

Их делом было слово. Они выражали протест против общей ситуации в обществе. Диссидентство стало устойчивым и значительным феноменом советской действительности. Известное единство ему как общественному явлению придавало активное неприятие сложившихся в стране порядков, стремление к свободе и правам человека. По определению правозащитника С.Ковалева, «общим было лишь омерзение, внушаемое так называемой «советской действительностью», осознание (или ощущение) собственной нравственной несовместимости с нею, невозможность прожить жизнь, постоянно покоряясь этой тупой и недоброй силе»[214].

Диссиденты, похоже, чисто опытным путем нашли для себя наиболее приемлемое идеологическое оформление — быть больной совестью советского общества. В этом и заключалась их альтернатива. Говоря об акции в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию 25 августа 1968 г., современные историки пишут, что «горстка людей выбрала и реализовала альтернативу — стать свободными гражданами в несвободной стране. Горстка граждан показала всем остальным, как это делается, и навсегда впечатала этот опыт в память нации»[215].

В 1957–1958 гг. социальные иллюзии, порожденные разоблачениями «культа личности» на XX съезде и мифом о наступившей либерализации, с одной стороны, трудности адаптации к новой политической интерпретации недавнего прошлого — с другой, наложились на оценку обществом противоположных по своей политической направленности событий. С одной стороны, происходила откровенная демонстрация мускулов — подавление советскими войсками народного восстания в Венгрии. С другой — удаление в 1957 г. из политического руководства ортодоксальных сталинистов — Молотова, Кагановича, Маленкова.

Со второй половины 1950-х гг. в разных городах возникали диссидентские подпольные организации, численностью в пределах десятка человек. В Москве — «Русская национальная партия», или «Народно-демократическая партия России» (1955–1958 гг., организатор В. Поленов), «Российская национально-социалистическая партия» (1956–1958 гг., А. Добровольский). В Ленинграде — кружок под руководством студента В. Трофимова (1956–1957 гг.) и другие. Деятельность этих организаций была пресечена КГБ.

В конце 1956 — начале 1957 г. на историческом факультете МГУ сложилась группа марксистского толка под руководством Л. Краснопевцева. Ее участники пытались создать новую концепцию истории КПСС и новую идеологию. Весной 1957 г. они установили связь с польскими оппозиционерами. Писали исторические заметки об СССР как помехе прогресса. Выступали против «сталинского социализма», за создание рабочего самоуправления. В июле 1957 г. распространили листовки с требованиями суда над сообщниками Сталина, усиления роли Советов, права рабочих на забастовки, отмены 58-й статьи Уголовного кодекса.

В 1956–1957 гг. в Ленинграде действовал кружок из числа сотрудников библиотечного института Р. Пименова, Б. Вайля и др. Его участники устанавливали связи с единомышленниками в Ленинграде, Москве, Курске, пытались координировать их деятельность. Они написали и распространяли «Послесловие» к докладу Хрущева на XX съезде партии. В сентябре 1957 г. пять участников кружка были осуждены за то, что «создали из студентов библиотечного института нелегальную группу для организованной борьбы с существующим строем», а фактически — за распространение листовки против безальтернативных выборов.

Осенью 1963 г. генерал-майор П. Григоренко, в дальнейшем видный участник правозащитного движения, и несколько его сторонников распространяли в Москве и Владимире листовки от имени «Союза борьбы за возрождение ленинизма», предлагая меры против «нового культа личности». Борющихся пока было очень мало: десятки, от силы сотня. Но власть сама порождала все больше и больше несогласных.