Дорога шамана - Робин Хобб

Когда наши прибрежные провинции отошли жителям Поющих земель, служба моего отца в качестве артиллериста подошла к концу и его перевели в каваллу. Оказавшись в совершенно незнакомой обстановке, он доказал, что является настоящим, хотя пришел в каваллу, не будучи потомком древнего рыцарского рода. Первые несколько лет он провел, сопровождая обозы беженцев из захваченных городов, которым предстояло поселиться в непосредственной близости от кочевников.

Дикарям совсем не понравилось, что неподалеку от их границ начали расти новые города, но нашим людям нужно было где-то жить. В столкновениях с жителями равнин отец получил первый опыт кавалерийских сражений. Несмотря на то что сам он кавалерийское образование получил в тяжелых боях, отец был ярым сторонником обучения офицерского состава в Королевской Академии. Он часто повторял мне, что молодой человек не должен приобретать опыт методом проб и ошибок, как пришлось ему. Он поддерживал системный подход к военному образованию. Я слышал, что он принимал активное участие в создании Академии и пять раз отправлялся туда, чтобы выступить с речью перед выпускниками. Эта честь свидетельствовала о признании королем и руководством Академии высоких заслуг моего отца.

До того как было создано это учебное заведение, кавалла состояла из остатков рыцарей Гернии. Во время долгой войны с обитателями Поющих земель на каваллу смотрели как на декоративную ветвь вооруженных сил, представители которой занимались тем, что демонстрировали тщательно отполированные семейные доспехи, во время торжественных церемоний разъезжали на лошадях, украшенных плюмажами, но в остальном оставались совершенно бесполезными. Пехотинцы охраняли Длинную Стену, отделявшую наши владения от владений жителей Поющих земель, и делали это великолепно. Несколько раз, когда наше командование решалось атаковать неприятеля, тяжелые лошади и закованные в броню воины ничего не могли противопоставить легкой кавалерии, тем более что вражеские всадники были вооружены мушкетами.

Но, невзирая на горький опыт, мы воевали с дикарями более двух лет, прежде чем советники короля наконец признали, что для создания каваллы, которая сможет успешно сражаться с жителями равнин, использующими нетрадиционные методы ведения военных действий, требуется специальная подготовка.

Лошадь и всадник в тяжелых доспехах бессильны против воинов, атакующих при помощи магии, а затем спасающихся бегством, чтобы оказаться вне пределов досягаемости меча или копья. Таким образом, кавалеристов обязали научиться стрелять из мушкетов, и не просто хорошо, а великолепно, хотя это и противоречило традициям старого рыцарства. Только после этого мы начали одерживать победы над врагом, не стыдящимся обратиться в бегство, когда исход сражения складывался в нашу пользу.

Я должен был стать первым членом нашей семьи, получившим образование в Королевской Академии. И первым, кто внесет туда наш герб. Я знал, что учиться мне предстоит не только с такими же, как и я, представителями новой аристократии, но и с сыновьями из древних рыцарских семей. Я должен сделать все, чтобы не посрамить своего отца и Бурвилей с Запада, семью моего дяди Сеферта. Я прекрасно понимал, какая ответственность ложится на мои плечи, тем более что родные не уставали мне об этом напоминать.

Дядя Сеферт, старший брат отца и наследник родового поместья, перед моим отъездом прислал мне великолепный подарок — седло, сделанное специально для Гордеца и украшенное нашим новым фамильным гербом. А еще дорожные сумки, специально изготовленные для лошади кавалериста, тоже с нашим гербом. Мне пришлось четыре раза переписывать благодарственное письмо, прежде чем отец остался доволен содержанием и его изложением. Дело было в том, что, поскольку отец и его старший брат стали равными по положению, мне, как сыну-солдату аристократа, предписывалось соблюдать все тонкости этикета, особенно при общении с членами своей семьи.

В начале лета из Старого Тареса заказали материал для моей формы. Толстый рулон ткани глубокого зеленого цвета, который полагалось носить кадетам каваллы, прибыл в плотной коричневой бумаге. В отдельном свертке лежали украшенные скрещенными кавалерийскими саблями медные пуговицы двух размеров. До сих пор одежду для меня, как, впрочем, и для всего дома, шила мать и ее служанки. Для изготовления формы кадета Академии отец пригласил сухопарого маленького портного.

Он прибыл из самого Старого Тареса на крепкой, мышиного цвета лошадке, в поводу он вел мула, нагруженного двумя огромными деревянными сундуками. Внутри оказались его инструменты: большие ножницы и сантиметр, книги с чертежами и иглы, нитки всевозможных цветов в катушках разных размеров. Портной провел с нами все лето и сшил для меня четыре комплекта одежды — две зимние формы, две летние и, разумеется, шинель. Кроме того, он изучил работу местного сапожника, тачавшего для меня обувь, и заявил, что она сойдет, но по прибытии в Старый Тарес непременно следует заказать себе «приличную» пару сапог. Сабля и ремень для ножен перешли мне от отца. А для Гордеца заказали новые уздечки, чтобы они подходили к подаренному седлу. Даже нижнее белье и чулки у меня были новыми. Все мои вещи сложили в тяжелый дорожный сундук, источавший легкий аромат кедра.

В довершение всего за два вечера до отъезда отец усадил меня на высокую табуретку и собственноручно постриг, причем настолько тщательно, что в результате на голове у меня остался короткий колючий ежик. По окончании экзекуции я посмотрел на себя в зеркало и был потрясен контрастом между загорелым лицом и бледной кожей на макушке. Сквозь короткую светлую щетиню трогательно просвечивал розовый череп, а мои голубые глаза показались мне огромными, точно у несчастной рыбины.

— Годится, — проворчал отец. — Теперь никто не скажет, что из своих степей мы прислали лохматого мальчишку учиться серьезной мужской работе.

На следующий вечер я в первый раз после примерок надел кадетскую форму — на прощальный обед, устроенный в мою честь родителями.

Мать не переворачивала дом вверх дном с такой тщательностью со времен помолвки Росса и Сесиль Поронт. Когда после получения отцом титула началось строительство нашего особняка, мать заявила и не отступила от своего требования ни на шаг, что у нас непременно должны быть столовая и бальный зал. Мы были еще маленькими, но уже тогда она твердила, что, когда у нас в гостях будут собираться представители благородных семейств, ее дочери получат дополнительную возможность показать себя, как это пристало юным аристократкам. Она настояла на том, чтобы пол в бальном зале сделали из полированного дерева, а не мрамора, как в доме ее родителей в Старом Таресе. Стоимость его доставки вверх по реке с расположенных довольно далеко лесопилок была запредельной.