Московские слова, словечки и крылатые выражения - Владимир Муравьев

Не всегда прозвища нравились их обладателям, бывали обиды. В «Наставлениях для благородных воспитанников Московского университетского пансиона» специальным параграфом оговорено: «Вообще в поступках с начальниками и товарищами должно быть вежливым, не заводить никаких между собой споров и не делать ни малейшего никому неудовольствия; не давать друг другу прозвищ».

Однако это запрещение не соблюдалось. Между прочим, известное литературное общество «Арзамас», начала XIX века, все члены которого имели прозвища, взятые из баллад В. А. Жуковского, на две трети состояло из бывших воспитанников Московского университетского благородного пансиона.

Но не только в мужских учебных заведениях учащиеся давали друг другу и преподавателям прозвища. Надежда Прокофьевна Суслова, известная тем, что стала первой дипломированной русской женщиной-врачом, в юности в 1850-е годы училась в Пансионе благородных девиц Юлии Пенигкау, помещавшемся на Тверской улице в доме княгини Белосельской (ныне магазин «Елисеевский»). Это был привилегированный пансион, в нем в то время учились девочки из аристократических семей: княжны Гагарины, Трубецкая, Олсуфьева и другие. В своих воспоминаниях Суслова рассказывает, что классные дамы имели прозвища: «Кобра» (за ядовитый и злобный характер), «Фифишка» (она каждое свое замечание начинала словами: «Фи, девочки, как это некрасиво!»), директриса — «Бурбонка», учитель немецкого языка — «Коршун», у воспитанниц также были прозвища: «клякса», «мовешка», «цыпочка». Саму Суслову прозвали «супонь», она однажды во время прогулки на Страстной площади развязала на упавшей лошади чересседельник и супонь и помогла ей подняться.

Среди москвичей были особо прославленные умельцы по изобретению остроумных прозвищ. Славился этим друг Пушкина С. А. Соболевский; из-за его склонности к острому словцу приятели называли Зубовский вал, на котором он жил, Зубоскальским.

Во многих литературных кружках Москвы конца XIX — начала XX века был обычай награждать прозвищами его членов. В «Среде» — писательском объединении, которое собиралось у Н. Д. Телешова, — давались прозвища сугубо московские. О них рассказывает Н. Д. Телешов в книге «Записки писателя»:

«Прозвища давались только своим постоянным товарищам, и выбирать эти прозвища дозволялось только из действительных тогдашних названий московских улиц, площадей и переулков. Это называлось у нас „давать адреса“. Делалось это открыто, то есть от прозванного не скрывался его „адрес“, а объявлялся во всеуслышание и никогда „за спиной“.

Например, Н. Н. Златовратскому дан был сначала такой адрес: „Старые Триумфальные ворота“, но потом переменили на „Патриаршие пруды“; редактору „Русской мысли“ В. А. Гольцеву дали адрес: „Девичье поле“, но после изменили на „Бабий городок“; Н. И. Тимков-ский назывался „Зацепа“; театральный критик С. С. Голоушев — „Брехов переулок“; Е. П. Гославский — за обычное безмолвие во время споров — „Большая Молчановка“, а другой товарищ, Л. А. Хитрово, наоборот, за пристрастие к речам — „Самотека“; Горький за своих босяков и героев „Дна“ получил адрес знаменитой московской площади „Хитровка“, покрытой ночлежками и притонами; Шаляпин был „Разгуляй“. Старший Бунин — Юлий, работавший всю жизнь по редакциям, был „Старо-Газетный переулок“; младший — Иван Бунин, отчасти за свою худобу, отчасти за острословие, от которого иным приходилось солоно, назывался „Живодерка“, а кроткий Белоусов — „Пречистенка“; А. С. Серафимович за свою лысину получил адрес „Кудрино“; В. В. Вересаев — за нерушимость взглядов — „Каменный мост“; Е. Н. Чириков — за высокий лоб — „Лобное место“; А. И. Куприн — за пристрастие к лошадям и цирку — „Конная площадь“, а только что начавшему тогда Л. Н. Андрееву дали адрес „Большой Новопроектированный переулок“, но его это не удовлетворило, и он просил дать ему возможность переменить адрес, или, как у нас это называлось, „переехать“ в другое место, хоть на „Ваганьково кладбище“.

— Мало ли я вам про покойников писал, — говорил, бывало, Андреев. — У меня что ни рассказ, то два-три покойника. Дайте мне адрес „Ваганьково“. Я, кажется, заслужил.

Не сразу, но просьбу его все-таки уважили, и он успокоился.

Над этими адресами хохотал и потешался А. П. Чехов, когда однажды в его ялтинском кабинете мы рассказывали о них.

— А меня как прозвали? — с интересом спрашивал Антон Павлович, готовясь смеяться над собственным „адресом“.

— Вас не тронули, вы без адреса.

— Ну, это нехорошо, это жалко, — разочарованно говорил он. — Это очень досадно. Приедете в Москву, непременно прозовите меня. Только без всяких церемоний. Чем смешнее, тем лучше. И напишите мне — как. Доставите удовольствие».

Кто сочиняет пословицы

1. Автор — А. С. Грибоедов

Пословицы, поговорки, как и произведения других фольклорных жанров, обычно безымянны. Конечно, кто-то их придумал, сложил, но их имен мы не знаем, и всех этих неизвестных авторов объединяем под одним именем — народ: народ говорит, народ сложил…

Но среди московских пословиц есть группа таких, автор которых хорошо известен, — это Александр Сергеевич Грибоедов.

A. С. Пушкин, познакомившись в Михайловском с полным текстом комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», в январе 1825 года написал в письме А. А. Бестужеву: «О стихах я не говорю: половина — должны войти в пословицу».

Владимир Федорович Одоевский, москвич, постоянный посетитель московских гостиных и салонов, в заметке, напечатанной почти тогда же, когда Пушкин писал свое письмо Бестужеву, свидетельствует: «Почти все стихи комедии Грибоедова сделались пословицами, и мне часто случалось слышать в обществе целые разговоры, которых большую часть составляли стихи из „Горя от ума“».

B. Г. Белинский в восьмой статье цикла «Сочинения Александра Пушкина», написанной в 1844 году, отмечает дальнейшее проникновение грибоедовских цитат в живую речь: «Стихи Грибоедова обратились в пословицы и поговорки; комедия его сделалась неисчерпаемым источником применений на события ежедневной жизни, неистощимым рудником эпиграфов!»

В. И. Даль в свой сборник «Пословицы русского народа», материалы для которого собирал в тридцатые-сороковые годы, не включал книжные, литературные цитаты и афоризмы, он брал пословицы, как объясняет в предисловии к сборнику, из живого русского языка, из речи народа. И тем не менее в его сборник вошли, придя из живой речи, две грибоедовские «пословицы». При издании Даль пометил их источник — «Грибоедов». Первая помещена в разделе «Начальство — служба» — «Служить бы рад, прислуживаться тошно»; вторая в разделе «Любовь — нелюбовь» — «Грех не беда, да слава не хороша». У Грибоедова: «Молва не хороша». Это разночтение подтверждает, что Даль услышал выражение в устной речи, а не выписал из книги.

В 1872 году И. А. Гончаров в своей статье «Мильон терзаний» пишет как бы о двойном существовании «Горя от ума» — как целостного литературного произведения и в виде россыпи отдельных изречений: «…Грамотная масса… разнесла рукопись на клочья, на стихи, полустишья, развела всю соль и мудрость пьесы в разговорной речи, точно обратила мильон в гривенники, и до того испестрила грибоедовскими поговорками разговор, что буквально истаскала комедию до пресыщения. Но пьеса выдержала и это испытание — и не только не опошлилась, но сделалась как будто дороже для читателей, Нашла в каждом из них покровителя, критика и друга, как басни Крылова, не утратившие своей литературной силы, перейдя из книги в живую речь».

С течением времени грибоедовские стихи все более укоренялись в живой речи, многие из них в устном бытовании почти утратили связь с контекстом и переступили порог цитаты, став настоящими пословицами и поговорками — обобщениями, приложимыми к самым различным ситуациям и положениям событий ежедневной жизни.

В последнем, наиболее полном сборнике крылатых слов литературного происхождения — книге Н.С. и С. Г. Ашукиных «Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения» (3-е изд. М., 1966) — приведены 60 цитат из «Горя от ума». Все они действительно хорошо известны и памятны, но вряд ли их все можно квалифицировать как пословицы и поговорки, поэтому в настоящую подборку включаю лишь те, которые, на мой взгляд, могут быть отнесены к пословичному жанру.

На всех московских есть особый отпечаток.

А судьи кто?

Ба! знакомые все лица!

Взгляд и нечто.

Влеченье, род недуга.

Герой не моего романа.

Горе от ума.

Дистанции огромного размера. (В устном бытовании: «Дистанция огромного размера».)

Дома новы, но предрассудки стары.

И дым отечества нам сладок и приятен.

Как посравнить да посмотреть// Век нынешний и век минувший.