Над горой играет свет - Мадженди Кэтрин

— А где же твои туфли, юная леди? Скажи-ка мне скорее.

Я махнула рукой в сторону машины.

— Немедленно их надень. Мы не варвары, мы не разгуливаем тут босиком. — Слово «немедленно» она проблеяла: «ниме-е-еленно».

— Отстаньте от моей сестры. — Мика посмотрел на нее зверем.

— А ты помолчи. Терпеть не могу дерзких детей.

Мика, подбоченившись, молча на нее смотрел, а я побежала к машине за шлепками.

Увидев их на мне, Виктория сморщила нос, как разъяренная кошка.

— Это напоминает мне обувь для бассейна. У тебя есть приличные туфли?

Ничего не ответив, я со всех ног помчалась на задний дворик.

Визит длился два часа. Нас с Микой раз сто наградили негодующими презрительными гримасами.

Когда наконец собрались уезжать, Ребекка крепко обняла своего отца.

— До свидания, папа, береги себя.

Поцеловав ее в щеку, он сказал:

— Приезжай к нам еще, моя девочка, и поскорее.

Потом Ребекка обняла Леону, которая стояла в сторонке, чинно выпрямив спину. На ней было желтое ситцевое платье и фартучек, волосы тщательно убраны под шапочку, а на ногах плотные чулки, в такую-то жару.

— Я очень по тебе скучаю, Леона.

— И я по тебе, лапуля. А детки славные, у тебя теперь совсем другие глаза, так и сияют, это им спасибо. — Улыбнувшись нам с Микой, Леона пошла в дом, ее обширный зад слегка колыхался в такт шагам.

Леона совершенно меня покорила, даже больше, чем персиковый коблер, которым она нас угостила. Она положила сверху двойную дозу мороженого, но этот нежнейший, запеченный в духовке десерт восхитил нас меньше, чем греющая душу доброта этой женщины. Я сразу размечталась: вот бы она жила с нами.

Ребекка обернулась к матери:

— Сегодня Леона просто превзошла самое себя. Тебе не кажется, что ей пора хорошенько отдохнуть? Заслужила, столько лет работает, весь дом на ней.

— Твое мнение меня не волнует.

— Это я знаю, мама. Я просто сказала. Леона уже старенькая, и у нее утомленный вид. — Ребекка заставила себя улыбнуться. Потом обняла свою мамашу, но та стояла неподвижно, будто каменный истукан. — Спасибо, что пригласила нас.

По-моему, эта старая ведьма объятия дочери восприняла как оскорбление. И совсем неожиданно соизволила разжать злобно стиснутые губы:

— Ребекка Джинна, неужели я растила тебя для такого мужа? Чтобы ты жила в подобном убожестве? С детьми, которые выглядят так, будто их нашли в канаве? Ты уверена, что знаешь всепро их родителей? Посмотри на них хорошенько. В данном случае уверенной ты можешь быть только в том, что скоро к тебе на порог явится и третий.

— Виктория, уймись. — Эрл стиснул ее плечо.

— Все, черта с два я сюда снова приеду, — прорычал папа.

Ребекка посмотрела на мать убийственным взглядом.

— Это моя семья, мама. Если присутствие моей семьинастолько для тебя унизительно, мы больше не приедем.

Она обернулась к отцу:

— Прости меня, папа. Мне очень жаль. Но Леона правильно все поняла: после появления Мики и Вирджинии Кейт моя жизнь стала светлее. Раз мама не в состоянии их принять, значит, она не принимает и меня.

Молча развернувшись, Виктория стала подниматься по ступенькам крыльца. Отец Ребекки смотрел то на дочь, то на жену. Потом обхватил голову ладонями.

Ребекка взяла нас с Микой за руки, бросив на ходу:

— Поехали, Фредерик.

Мы залезли в машину и отбыли. Ребекка плакала, а папа гладил ее по голове.

— Больше сюда никогда, — всхлипнула она.

И действительно ни разу больше там не были. Когда родился Бобби, к нам приезжал Эрл, но Виктория так и не удостоила.

На последних заполненных страницах альбома были карточки сокурсников Ребекки по колледжу и ее фото с папой. Они вдвоем на берегу Атлантического океана.

Ребекка провела пальцем по гребешкам волн.

— У нас был замечательный медовый месяц. Океан. Волны пахли соленым ветром. Я тогда жутко обгорела, но даже этого не замечала.

Я изучила фото. На Ребекке цветастый сарафан; волосы послушно лежат на плечах, не топорщатся; шляпу она держит в руке. На папе свободная рубашка, ветер отдувает полы, у него шляпа на голове, сдвинута на одну бровь. Оба хохочут, широко разинув рты. Папа крепко обнимает Ребекку за талию. И такой он на снимке счастливый, будто все его беды и сокровенные тайны океанский ветер унес прочь. Я таким давным-давно его не видела, а жаль, лучше бы папа всегда был счастлив…

Ребекка захлопнула альбом.

— Надо добавить сюда все наши последние снимки. Нет, лучше я заведу новый. Да. Новый альбом для новой семьи.

Я улыбнулась ей.

— Спасибо, что показала мне свои фотографии.

— Не стоит благодарности. — Она взяла альбом в руки. — Чувствую, мне надо отдохнуть. Слишком много приятных впечатлений.

По пути в свою комнату я думала, какая все-таки противная у Ребекки мать. Понятно, почему она так любила своих зверей. А кого еще ей было любить? Ну разве что отца, когда он осмелел и сказал Виктории, чтобы она заткнулась.

Однако больше всего лезло в голову, как Ребекка держит на руках мертвого братика. Не хотела я об этом думать, но думала.

ГЛАВА 24. Сама открой и посмотри, чучело

1969

В день своего двенадцатилетия я проснулась на рассвете, приятно было осознавать, что я первая, остальные наверняка еще спят. С наслаждением потянувшись, я вылезла из-под одеяла и глянула из окна на акацию. Розовые игольчатые цветки уже облетели, похожие на веера ажурные листья покачивались под утренним ветерком. Надев зеленые шорты и желтую футболку с зеленой каймой, я достала дневник и записала:

Сегодня мне исполняется двенадцать. Я собираюсь съездить в библиотеку и зайти в магазин «Севен-Элевен», потратить там часть деньрожденных денег, а после мы встретимся с Джейд. Сегодня мне приснилась бабушка Фейт, она поздравила меня с днем рождения. Скорее бы наступил вечер в мою честь. Пока все.

Я заперла дневник на ключ. Это был уже второй, с белой обложкой и золотым замочком, но и в нем осталось всего несколько чистых страничек.

Я взяла мамину щетку для волос, приоткрыла дверь и прислушалась. Стояла полная тишина. Я выскользнула из дома, затворила входную дверь и села в кресло-качалку. Под первыми солнечными лучами все вокруг казалось мирным и безмятежным. Обхватив себя руками, я вообразила, что пробуждающийся мир счастлив оттого, что сегодня мой день рождения, и солнце специально для меня так волшебно озарило мир. Я стала расчесывать волосы, от макушки к концам, свисавшим до самой талии. Расчесав, заплела косичку и обмотала кончик толстой резинкой с шариками, ее мне подарила Джейд. Волосы у меня густые и тяжелые, и очень жаркие, но я как-то к этому привыкла. Тихонько покачиваясь, я отпустила свои мысли в заоблачные дали.

— Как делишки, Вистренка?

— Ой! До чего ж ты меня напугал!

Сунув руки в карманы, Мика ухмыльнулся, как тот городской придурок из фильма «Зеленые просторы», мечтавший стать фермером. Мика был мокрым насквозь, будто только что скатился кувырком с покрытого росой холма.

— Прости, что нечаянно помешал тебе витать в облаках, — лицемерно покаялся он. — И что ты тут делаешь в такую рань, Белка-поскакушка?

— Размышляю. А что ты так рано?

Он улыбнулся и подвигал бровями, папина ужимка. Присел на ступеньку, разведя колени (торчавшие остро, как у кузнечика), свесив между ними кисти рук.

— Я вообще еще не ложился.

— Это как?

— А вот так. Мы с друзьями смылись вчера на всю ночь.

— А что, если папа узнает?

— А что он мне сделает? Поругает? Или скажет, чтобы больше этого не было?

Мика встал и начал сосредоточенно пинать ступени. Потом снова на меня взглянул и снова улыбнулся, уже совсем в другом настроении, как будто темные сумерки вмиг сменились светом.

— Знаешь, что мы делали?

— И что?

— И то! — Сбежав вниз, он поднял с клумбы комочек земли и швырнул мне в ногу.