Щепотка пороха на горсть земли (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Размечтавшись, Косоруков загадал себе, как разрешится проблема с колдуном, расспросить об этом Милохина. Город немаленький, наверняка и общественная баня есть, и очень может быть, что весьма недурственная — он уже успел привыкнуть, что этот странный городок со всех сторон чрезвычайно чистый и аккуратный.

К "Мамонтовой горке" они добрались уже ближе к вечеру, когда солнце повисло низко над крышами домов, и свет его стал розовато-золотым, мягким. В трактире оказалось уже людно и шумно, ожило пианино в углу. За ним сидела высокая худая женщина с тщательно собранными в пучок волосами, затянутая в глухое темное платье, и наигрывала нечто бойко-залихватское, быстрое, совсем не подходящее ее наружности.

Заметив его любопытство, Анна негромко просветила, что это лучшая пианистка города, и вообще очень талантливая, в церковном хоре поет. Такому контрасту Дмитрий уже даже не удивился; кажется, в этом городе вовсе не было людей без странностей и особенностей.

Почти все столы были заняты, люди смеялись и разговаривали, отчего зал гудел и позвякивал. На новых посетителей никто не обратил внимания, даже несмотря на то, что у Косорукова на плече висело трофейное ружье.

— Какие люди, — с улыбкой поприветствовал их трактирщик, когда путники подошли к стойке. — Садитесь, накормлю. Борь… — обратился он к светловолосому здоровяку, с которым разговаривал до появления новых лиц.

— Понял, — ухмыльнулся тот. — Корми страждущих. Хорошего вечера.

Он без возмущения освободил стул, еще один рядом как раз не был занят, и новые гости удобно разместились на почти привычном месте. Игнат на несколько секунд отвлекся, чтобы распорядиться на кухне, и вернулся обратно с вопросом:

— Ну как съездили? Удачно?

— Как сказать, — пожал плечами Дмитрий. — Кое-что выяснили, и заимка оказалась та, что надо, но личность колдуна пока не установили. И это логово явно не единственное, там никаких следов ритуалов нет поблизости, но, будем надеяться, удастся разобраться так. Как мальчишка-карманник?

— Его пока здесь решили оставить, места много, а Лизавета моя прониклась к нему, ну как его куда-то отдать теперь? Да и Джия под крыло взяла, разобраться, что там у него с даром, может, удастся его на пользу дела пристроить. Славный парнишка, смышленый и незлой, даром что судьба — не мед с сахаром.

— Надо выяснить, куда он краденое девал, — поддержала разговор Анна. — Я, впрочем, догадываюсь, но…

— Ваське-Червонцу, — пренебрежительно фыркнул трактирщик и пояснил для Дмитрия: — Есть у нас тут мутный тип один, ростовщичеством занимается, ну и старьевщиком заодно подвизается. Мы уж с ним поговорили, но ты и сама все знаешь, — он махнул рукой. — Клялся и божился, что ничего не знал и больше не будет. Сдать бы его полиции, тем более вон представитель сидит, — он подмигнул Косорукову, — да смысла нет, свято место пусто не бывает, а этот вроде свой, привычный. Но мы его на всякий случай припугнули, тем более завтра должны из Хинги за бандой приехать, мы гонца отправили.

— Ладно, главное, мальчишка теперь под присмотром, — вздохнула Анна.

— Игнат, скажи, у тебя есть знакомые памятливые охотники, которые по ружью смогут определить хозяина? — спросил Дмитрий, меняя тему, скинул ружье с плеча и положил на стойку.

Трактирщик забрал оружие, покрутил в руках, переломил, заглянул в стволы, пошевелил курки.

— Ну поспрашивать можно. А зачем?

Скрывать от Милохина происхождение ружья не стали, вкратце пересказали, что удалось найти в заимке. Анна даже записи показала, но почерка трактирщик ожидаемо не узнал — не так часто он встречал записки от своих клиентов, чтобы узнавать с ходу, да еще знать всех наперечет.

Зато он поделился наблюдением, что добрая половина охотников вообще была безграмотной: им не требовалось. Более-менее могли считать, чтобы в деньгах не путаться, но и только. Тем более тут все друг друга знали, и скорняки местные работали честно, за шкуры платили справедливо, а со всем остальным могли помочь товарищи.

— Поспрашиваем, — подытожил трактирщик весь разговор. — Поешьте с дороги да займемся. Ешьте, ешьте, — усмехнулся он, видя их переглядывания, — несколько минут погоды не сделают, а у меня вон какая сегодня похлебка. Баранинка свежая, мамонтовый сыр, пряная, наваристая… — заговорил он негромким, заговорщицким и искушающим тоном. Гости снова переглянулись, рассмеялись и спорить не стали. Тем более похлебка и правда оказалась выше всяких похвал.

А после плотного ужина Игнат, как обещал, выбрался из-за стойки, подобрал ружье и неспешно, вразвалочку, пошел в дальний угол при входе, где весело гуляла компания из семи мужчин разного возраста — от совсем молодого еще парня, едва ли разменявшего третий десяток, до пары ветхих завсегдатаев. Одного, Хрюна, Дмитрий уже видел и опознал, а второго Анна представила как Степана Зайцева, тоже бывшего охотника. В противовес щуплому Хрюну, его приятель был большим, краснощеким и громогласным, а в трактир "сбегал" от своей строгой и грозной жены. На этих двоих Милохин рассчитывал особенно.

— А что, господа, не поможете ли вы нам найти хозяина вот этой славной вещицы? — с ходу начал с главного трактирщик и положил ружье на стол. — Хозяйка наша нашла в лесу, видать, обронил кто. Не слыхали?

— Это ж какой растяпа должен быть, чтобы ружье потерять? — восхищенно присвистнул крепкий рыжий мужчина в расцвете сил. Остальные расхохотались, а Зайцев осадил:

— Э-э, да иной раз тако приблазнится аль учухаешь чего, реветь не станешь, портки забудешь — прытяком дыму дашь. Всякой погани в достатке, — махнул он рукой и заинтересованно потянулся к ружью.

— А и то верно, — не стал спорить рыжий. — Но ружьишько-то доброе.

— Доброе, — подтвердил Зайцев, вскинул оружие к потолку, приставил прикладом к плечу, прицелился. Переложил из руки в руку, чуть не обнюхал. — У меня, почитай, такое же. Хрюн, Хромого Гришку помнишь? Три дюжины тажно ружьишек этих оторвал да притаранил. А мы разобрали. И ты ж тоже взял, а?

— Взял, как не взять, — второй пьяница ностальгически вздохнул и подпер ладонью щеку. — Доброе было ружьишко…

— Вы уверены, что ружье именно из той партии? — подобрался Дмитрий.

— А то. В их всех бойки паршивые были, и еще кой-какие поежины, чего они Гришке-покойнику задешево-то и достались. А тут ему наш умелец, Кузьма Рябой, светлой памяти, все и справил — бойки, кой-где курки новые. Гля, красота. Лучше родного, а?

— А у Гришки Хромого есть наследники? Дети, может быть, остались? Где он жил?

— Да как не быть, есть. Сыновья у него были. Четверо вроде. Вроде один в его доме сейчас и живет. Где ж это было-то?.. Дай Бог памяти… Хрюн, не помнишь?

— Да Бог с тобой, я и не знал, — отмахнулся тот.

— Да как не знал, вы ж с ним пили.

— Эх, с кем я и не пил. Всех рази ж упомнишь?

— Как его фамилия, Хромого этого? — вмешалась Анна. — Фамилия, имя, отчество и в каком году он умер? Хоть бы примерно.

— Помер он аккурат перед войной, — легко припомнил Степан. — В конце зимы сердце прихватило. Как он по батюшке, я отродясь не знал, но так и звали — Григорий Хромов. Али Георгий?.. Хрюн.

— Егором его звали вроде, — пробормотал тот и дрожащей неверной рукой потянул к себе кружку.

— А может, вы так вспомните, кто еще эти ружья покупал? И, к слову, ваши-то где? Это не оно?

— Не, мое дома лежит, я его лет почитай десять в руки не брал, — хмыкнул Зайцев. — А Хрюн свое небось пропил, а, Хрюн?

— Как есть, — отозвался тот.

— Кому пропил? Это не оно?

— Хрюн, глянь. Да ты уже упился, что ли?

— Да не мое, — отмахнулся тот. — Я на своем имя вырезал, на пятке.

— Да брешешь, не было такого. Гля, Хрюн, и правда видать твое, под левую руку же потерто.

— Не шобочи. Знаешь будто, — возмутился тот. — Имя вырезал, когда с Алехой Красновым дичь били. Евоное задрипанное было, все норовил мое стянуть.

— Ну ша, нишкни. Раздухарился… Мож, и было, я ж и не спорю. А на что вам дом Хромовых сынков-то нужен? Бумагу на столбе вон повесьте, что нашлось ружьишко, хозяин и объявится.