Око Гора - Кэрол Терстон

– А Мена тоже приглашен?

– Только вместе с семьей, – ответил Сенмут. И тогда меня осенило, что для них эта беседа значит больше, чем для меня, – словно им известно такое, что неизвестно мне. Я почувствовал себя, словно отец детей, которые ушли слишком далеко – не в смысле расстояния, а в смысле понимания, – и впервые позавидовал другому человеку просто из-за того, что ему двадцать два года.

– Кстати, – добавил он, – я буду рад время от времени получать письма с новостями от своих друзей.

– От твоей… сестры? – Асет дождалась кивка, а потом повернулась и молча вышла из комнаты с довольной улыбкой на губах.

Такое поведение для меня загадка, а попросить о помощи некого, кроме Шери. Но у меня не всегда есть такая возможность, ибо ответ должен последовать сразу, уместный или не очень. Но я все еще не могу воспринимать Асет как замужнюю женщину, или обращаться к ней так, как приличествует обращаться к чьей-то жене, хотя ее брак еще не окончательно оформлен. У меня в животе разгорается огонь при мысли о том, сколько это еще продлится после того, – ведь у нее уже начались месячные кровотечения.

Когда я посмотрел на Сенмута, он вынул свиток из сумки, которую носил на плече.

– Мена велел отдать тебе это.

Я с первого взгляда понял, что это: Асет всегда рисует животных в движении, например хлопающую ушами свинью, спрыгивающую со стога, поскольку она вообразила, что умеет летать. Еще Асет не отделяет рисунки друг от друга линиями.

– А зачем он мне это прислал?

– Я нашел это в уборной в казармах, где работаю. Несомненно, ты узнал, что это ее рук дело. Она нарисовала историю о том, как старому Верховному Жрецу пришел конец, пока он наблюдал за двумя своими любимчиками, мальчиками из школы при храме. Видишь эти глиняные кружочки, примотанные к спинам? – Я кивнул. – Вначале норовистые молодые жеребята направляются к пруду, где в ожидании лежит крокодил – из мутной воды торчат лишь глаза и ноздри. Один жеребенок отворачивается, не желая пить из пруда, а остальные не только пьют, но и резвятся в воде. Кроме тех двоих, которые отходят от пруда, чтобы поиграть в другую игру – он показал на двух жеребят, один их которых взобрался на другого сзади – и все это на виду у старого крокодила. Тут он начинает менять цвет с серого на черный, цвет смерти. Его старое сердце не перенесло такого возбуждения. Разумеется, ты улавливаешь иронию в том, что Паранефер пострадал от развращенности собственного ка. – Тут Сенмут по-дружески взял меня за плечи. – Тенре, ты для меня – самая яркая звезда в ночном небе, и так это и будет, сколько бы месяцев или лет ни прошло с этого дня до того, когда мы встретимся вновь.

Я и надеяться не мог сравниться с ним красноречием, поэтому просто обнял юношу, как брата. И я не пытался скрыть выступившие на глазах слезы, когда пошел с ним к воротам, чтобы отсрочить миг расставания, ибо, по правде говоря, мне очень не хотелось, чтобы он уезжал, как однажды утром уплыл Мена.

День 21-й, четвертый месяц засухи

Как будто бы Старый Хозяин Конюшен играл в сенет[58] и у него остался последний ход, не оставляющий выбора. То, что он прошел через тростник спокойно, на мой взгляд, незаслуженно. Хари отнесся к этой новости с присущим ему спокойствием, отметив, что после того, как Фараон ушел из жизни, ему будет дарована божественная радость взять чужую жену, ведь пока он сидел на троне, в такой возможности ему было отказано. К тому времени, как в сад по задней тропинке вошел Мена, Хари уже ушел к себе домой, а Асет читала в доме, так что мы с другом уселись под навес с кувшином пива, и смогли свободно поговорить о самых насущных невзгодах.

– С благословения Рамоса Генерал взойдет на трон, – предсказывал он. – Жрецам известно, что за последние два года Генерал добился большой благосклонности, благодаря ослабевшему рассудку Эйе. Между собой Хоремхеб с Рамзесом продолжают пользоваться верностью всех военачальников, кроме тех единиц, которые недовольны любым правительством. Священный Совет Амона понимает, что за следующего Фараона должна стоять армия, которая сможет защитить хотя бы наши границы и золотые пути, к тому же у Хоремхеба больше опыта в правлении. Руку Тутанхамона направлял Эйе, а не Нефертити.

– И смерть Тутанхамона – тоже его работа, – напомнил я. – Но опыт тут ни при чем.

– Тенра, я понимаю, что ты ему все еще не доверяешь, но Рамос не позволил бы Хоремхебу испортить жизнь жрецов и последователей Атона, и подлизаться таким образом и к важным, и к мелким жрецам Амона, если только это ему самому не на руку. Верховного Жреца за веревочки никто не дергает. А сейчас уже каждый жрец Двух Земель, должно быть, знает, что Хоремхеб приказал собирать налоги с храмов и других владений Атона. Как бы то ни было, у них ведь нет другого выбора.

«Асет», – чуть не сказал я, но не хотел искушать богов, подсказывая им такой ответ.

– Если тебе настолько ясно, что Рамос управляет Хоремхебом, а не наоборот, – заметил вместо этого я, – Нефертити давно бы нашла способ положить этому конец.

Мена осушил кубок, потом протянул руку за кувшином, чтобы снова налить и себе, и мне.

– Она так слепа, что не видит даже возможности провала. Тенра, вспомни о том, что ей сошло с рук. Она сама остановила дыхание собственного внука, а потом и Царицы, ребенка своей же плоти. – Мена покачал головой. – Навлекла ли Хатхор на ее голову гнев богов? Нет! Амон-Ра сделал ее своей верховной жрицей, Главной Наложницей Бога!

Эти слова звучали правдоподобно, я ведь сам видел, насколько самонадеянна Нефертити, даже при том, что Анубис дышит ей через плечо. Но я помнил и о том, что Священный Совет в свое время отказался принять Царицу Аменхотепа из Шасу как супругу Амона, тем самым не приняв и ее сына как сына Амона, что в конце концов вынудило Аменхотепа отвергнуть их.

– Я все же думаю, что жрецы не примут твоего Генерала. Это все равно что сеять семена, которые их потом уничтожат. Никто не будет отрицать, что в ее венах течет кровь Аменхотепа Великолепного.

– Как и в венах Асет, – ответил он.

– Вот поэтому я и беспокоюсь. Рамос хотя бы не обманывает себя. Возможно, он и приказал удалить из свитков, хранящихся в храме, все упоминания об участии жрецов в катастрофе Еретика, но свою библиотеку он не очистил.

– Лишний повод считать, что он объяснит своим сторонникам, что мудрее будет избрать Хоремхеба и оставить Нефертити на месте. Зачем отдавать власть в руки женщине, которой они уже не верят?

– А ты уверен, что больше никто в Священном Совете не обладает достаточным влиянием, чтобы противостоять желаниям Верховного Жреца?

Мена покачал головой:

– Семьдесят дней траура закончатся прямо перед праздником Опет, а это подходящее время, чтобы назвать нового приемного сына Амона. К тому же из-за того, что вода разбушевалась, жрецам надо будет устроить зрелище из визита Амона в его южный храм.

– Рамос очень рискует, если на самом деле решится предать свою жену.

– Если Хоремхеб объявит поклонение Атону незаконным, то нет, – возразил Мена. – Это заставит кошку спрятать когти и защищаться самой, так что она не сможет напасть, когда муж отвернется.

В этом я тоже не был особо уверен, но не хотел, чтобы Мена подумал, будто я спорю ради самого спора, поэтому я решил понаблюдать за тем, как в небе зажигаются звезды, и мое сердце потихоньку окутала тьма. Я ведь полюбил Рамоса как человека, хоть и не доверяю его жреческим мотивам. Пагош говорит, что Рамос все еще спит с женой – хотя бы иногда, если не так часто, как раньше. Разумеется, этому придет конец, если он поддержит соперника супруги. Или, еще хуже, она захочет отомстить. А это большой груз для любого мужчины.

Макс предложил попраздновать, но Кейт отказалась: волнений на один день хватит. И впрямь.

– К тому же ничто уже не сможет превзойти то шоу, которое вы с Маккоуэном для меня устроили. – И это тоже было правдой, но к тому же в новогоднюю ночь всегда шумно, а ей это никогда не нравилось.

– Тогда мы вместо шампанского выпьем горячего шоколаду, – решил Макс. – По крайне мере, для начала. А кто первый упомянет Ташат или Египет или… – Макс ухмыльнулся, и Кейт поняла, что он имел в виду Дэйва Бровермана, – будет убирать на кухне. Разогрейте молоко, а я пока разожгу в кабинете камин и поставлю музыку. – Он бросил взгляд на Сэма, навострившего уши. – И возьмите с собой корм для него, чтобы не пришлось возвращаться на кухню, когда он увидит, что мы что-то едим.

Кейт улыбнулась сама себе и принялась готовить шоколад. Похоже, Сэм будит в Максвелле Кавано снисходительного родителя – он постоянно беспокоится о благополучии и настроении пса. Интересно, к ней он так же относится? Иначе почему запасся не только красным вином, но и какао с маршмаллоу? Кейт вспомнила его взгляд, когда он убирал прядь волос с ее глаз, а потом, во дворе, обиженно сказал «Слушайте, давайте называть вещи своими именами, – потом спросил: – А с Ташат что будем делать?». А сегодня устроил сюрприз из встречи с Томом Маккоуэном.