Живи и ошибайся 2 - Дмитрий Соловей

— Так как же? — недоумевала Лиза.

Ошеломлённая невиданной информацией жена наказала нянькам следить за детьми и села помогать полировать хрусталики. Даже не спросила, из чего мы их сделали.

Шлифовка, подгонка в размер и полировка оказались самым сложным делом. Мало того что предмет крошечный, так еще его толком не закрепить, не удержать. Там же, кроме малюсенькой линзы, имелись ещё более крохотные отростки, замена каких-то цинновых связок. Их полировать не требовалось, но и сломать было легко. Для такой деликатной работы я разобрал свой старый станок для бритья. Извлёк лезвия, наточил, отполировал пастой ГОИ и только после этого стал вырезать усики. Попутно мастерили приспособления, так чтобы под лупой было видно и держалось крепко. Лёшка сокрушался на тему того, что нет специального вогнутого зеркала, как у профессиональных офтальмологов. Кстати, если мы его сделаем, в ближайшее время, то его тоже можно патентовать.

В результате изготовили сразу три пары, с запасом, если что-то пойдет не так.

Не поверите, я придавал форму и полировал одну крохотную линзу на протяжении восьми часов! Еле разогнул шею в конце дня. У Лизы получалось лучше. Пальчики у женщин тоньше, им такую деликатную работу делать проще.

Жену я попросил пока никому не рассказывать, что именно мы затеваем. Вдруг ничего не получится? Зачем лишние разговоры. Лиза секретность соблюдала. Правда, лицо имела одухотворённое и загадочное. Позже помогла подготовить помещение на третьем этаже. Швей мы временно выселили, приказав отмыть комнату и переставить мебель. Здесь было самое большое окно, выходящее на юг, которое давало больше всего света, так необходимого Лёшке.

Наконец инструмент, искусственные хрусталики и перевязочные материалы были готовы. Мы ждали только солнечную погоду. Для практики Алексей поковырялся в глазах забитой свиньи. Сказал, что там всё просто, хотя и мелко, но скальпель режет тонко и деликатно.

Чтобы уж совсем всё было по правилам, свозили Степана в Перовку, пробились вне очереди к отцу Нестору за благословением. Батюшка не понял, на на что именно он дал своё согласие, но Степан долго порывался облобызать ноги старца, шаря руками по полу.

— Пойдём, пойдём уже, — оторвал я слепого от поиска ног. — Если завтра не будет пасмурно, то проведём операцию.

Видимо, благословение чудесным образом сказалось и на погоде. Следующий день, как по заказу, обрадовал нас солнышком.

Лёшка ещё раз простерилизовал инструмент. Далее мы с ним, одетые в специальные наряды, разместили Степана на кушетке головой к окну. Операция должна была проходить под местным наркозом. По этой причине мужчину на всякий случай привязали за руки и за ноги. Хорошо, что слепой не видел всех наших приготовлений, иначе б запаниковал. Очень уж необычно всё выглядело, особенно когда надели маски, включая оперируемого.

Моя задача состояла в том, чтобы я страховал на подставке увеличительное стекло и, слушая Лёшкины матерки, направлял зайчик зеркала на объект. Что именно там делал этот доморощенный хирург, старался не смотреть. Из теории знал, что он должен сделать надрезы на роговице, разрушить и удалить старый хрусталик, установив вместо него искусственный. Но, ей-богу, напоминал друг садиста-любителя. Такой же азартный и беспринципный. У меня невольно руки тряслись, а Лёшке хоть бы хны. Экспериментатор!

Как он там вообще что-то видел. А ведь ещё и шов накладывал. Безусловно, в таком деликатном месте иголкой не станешь тыкать и зашивание в привычном понимании не приемлемо. Так что на роговидный разрез Лешка крепил пинцетом петельку малюсенькой проволочкой, которую позже нужно снять.

— Вроде готово, — наконец пробормотал Алексей, закончив с первым глазом и опуская пинцет в спирт. — Протри мне лоб от пота.

Я пересел, промокнул Лёшке лоб и продолжил ассистировать. Мне показалось, что на второй глаз времени ушло меньше. Вполне возможно, Алексей получил практику и действовал увереннее. После наложили на глаза повязку и велели пациенту лежать.

— Глаза ни в коем случае не трогать, не тереть, — в который раз напомнил Лёшка Степану о правилах поведения.

Я же отправился за дворней. Наблюдать за пациентом придется несколько дней. Мы не знали точно, сколько времени потребуется на адаптацию.

— Пусть сутки лежит, — решил Лёшка. — Туалет лёжа, давать еду и питье тоже лёжа, без твёрдой пищи. Сам прослежу.

Девок назначили дежурить всю ночь. На всякий случай я пригрозил, что продам нерадивых. Снова повторили Степану правила поведения после операции.

— Будет чесаться, болеть, печь — терпи. Глаза не трогай, если хочешь потом видеть, — снова и снова говорил Алексей одно и то же.

В течение дня мы несколько раз заходили с проверкой. Лиза забегала, что-то там с возмущением выговаривала девкам. Те уже боялись вздохнуть при нашем появлении. Степан просто спал и беседу ни с кем не поддерживал.

Ближе к ночи я в очередной раз пришёл к пациенту. Посидел, поговорил с мужчиной о будущем. Допустим, он вернёт зрение. Куда пойдет? Что будет делать, какие есть желания и стремления?

— В ватагу? — робко поинтересовался он.

— Что ещё умеешь делать?

— Э… рыбу могу ловить.

Умений у Степана было не так-то много. Третий сын в семье. От отца ему ничего не перепало, старшие братья забрали и коня, и инструменты. В принципе, он мог справиться с обычной крестьянской работой — нарубить дров, почистить лошадей, стойло. Мне же хотелось пристроить его к более полезному делу.

— Поставим старшим в общежитии со слепыми, — предложил Алексей. — Ты сам говорил, что баба кухарка за порядком не усмотрит. Там уже были драки, что кто-то кусок лучше урвал.

— Можно и комендантом в общежитие, — согласился я.

На следующее утро Лёшка снял повязку и осмотрел результат.

— Не открывать глаза, не трогать ничего, — в очередной раз одернул он мужчину.

— Кажется, в углу левого глаза гной, — заметил я.

— В любом случае буду капать антибиотик.

В глаза прокапали, повязку вернули на место. Лёшка продолжал рассматривать мужчину и вдруг выдал идею:

— Мы же его подстричь хотели!

— И побрить, — хохотнул я.

— Точно! Зови Осипа с тазиками.

— Серьёзно решил заняться сейчас парикмахерским искусством? — не поверил я.

— Мы его, ко всему прочему, покрасим, — продолжал фонтанировать идеями Лёшка.

Степан, слушая непонятные планы барина, ссутулил плечи и молчал.

Осип вскоре пришёл и стал помогать. Повязку пришлось снять, но открывать глаза Степану запретили.

Вначале постригли волосы в нечто приличное, затем Осип сбрил бородёнку. Потом я предложил привести в порядок брови. Они у мужчины слишком уж кустистыми были. Брови ножницами аккуратно подровняли и наконец приступили к покраске. Из Лизиных запасов я принёс хну и басму. Смешал это всё с горячей водой и стал