Как приобрести друзей и оказать влияние на людей - Дейл Карнеги

не пытайтесь переделывать своего партнера.

- 138

5.3 Поступайте так, и вы сможете презреть

расписание поездов на Рено.

Главным соперником Дизраэли в общественной жизни был великий Гладстон. Не было ни одного спорного вопроса в британской империи, по поводу которого они не расходились бы во взглядах. Но в одном они сходились: оба были исключительно счастливы в семейной жизни.

Уильям и Кэтрин Гладстон прожили вместе пятьдесят девять лет почти шесть десятков лет, окруженных ореолом верности и преданности.

Мне нравиться представлять, как Гладстон, самый выдающийся из английских премьер-министров, держа жену в объятиях, танцует с ней вокруг каминного коврика, напевая:

"Оборванец муж и замарашка жена,

мы пропляшем и пробездельничаем вместе всю жизнь".

Гладстон, опасный противник в парламенте, никогда и никого не осуждал у себя дома. Когда он утром спускался к завтраку и обнаруживал, что остальные члены его семьи еще спят, он выражал свой упрек весьма мягко. Он слегка повышал голос и наполнял дом загадочной песней, напоминающей другим членам семьи, что самый занятый человек англии в одиночестве ожидает завтрака. Внимательный к другим, дипломатичный, он никогда не позволял себе заниматься критикой у себя дома.

Точно также поступала Екатерина великая. Екатерина правила самой обширной из когда-либо существовавших империй. В ее власти были жизнь и смерть миллионов подданных. В политике она часто была жестоким тираном, развязывала бессмысленные войны и приговаривала к смертной казни десятки своих врагов. Однако, если у повара подгорало мясо, она ничего не говорила. Она улыбалась и ела столь безропотно, что это могло бы быть прекрасных образцом для подражания американским мужьям.

Дороти Дикс - высший в америке авторитет в вопросах о причинах несчастных браков, - утверждал, что таковыми являются 50% всех браков. Она утверждает, что одна из причин, по которой так много романтических мечтаний разбиваются о скалы Рено, это критика, бесплодная критика, разбивающая сердце критика.

Поэтому, если вы хотите сохранить счастливую семейную жизнь, помните правило 3:

не критикуйте!

Вы думаете, конечно, если у вас появится искушение критиковать детей, я скажу не надо. Не скажу. Напомню только следующее: прежде, чем критиковать ребенка, прочтите один классический образец американской литературы "Отец забывает". Эта статья была первоначально напечатана в качестве передовой в "Журнале для домашнего очага". С разрешения автора мы перепечатываем ее здесь в сокращенном виде, в каком она была приведена в "Ридерс дайджест".

"Отец забывает" - небольшая статья, написанная в момент глубокого искреннего чувства, которая находит отклик у стольких читателей, что ее приходится постоянно переиздавать. Со времени своего первого выхода в свет, примерно пятнадцать лет тому назад, статья "Отец забывает" была перепечатана, как пишет ее автор У. Ливингтон Ларнд, в сотнях журналов

- 139

и газет по всей стране. Почти также широко она была распространена на иностранных языках. Я дал личное разрешение тысячам желавших прочитать эту вещь в школе, в церкви, с публичных трибун. Ее передавали по радио в бесчисленных программах. Она перепечатывалась в школьных журналах и университетских газетах. Иногда случается, что маленькое произведение обретает Непостижимый успех. Эта статья - одно из таких произведений.

Отец забывает

У. Ливингстон Ларнд

Слушай, сынок: говорю это, когда ты спишь, положив свою лапку под щеку. Светлые кудряшки прилипли к твоему влажному лобику. Я прокрался в твою комнату один. Несколько минут тому назад, когда читал в библиотеке газету, на меня нахлынула волна жгучего раскаяния. С чувством вины и пришел я к твоей кроватке.

Вот о чем я думал, сыночек: я был на тебя сердит утром, выбранил тебя, когда ты собирался в школу, так как вместо того, чтобы умыться как положено, ты только провел полотенцем по своему лицу. Я дал тебе нагоняй за то, что ты не почистил свои ботинки, сердито закричал на тебя, когда ты уронил что-то на пол.

За завтраком тоже не оставлял тебя в покое. Ты пролил чай, жадно проглатывал пищу, клал локти на стол. Ты мазал слишком много масла на хлеб. Когда я уходил на работу, а ты, убегая к своим игрушкам, обернулся, помахал мне рукой и крикнул: "До свидания, папа!", я нахмурился и произнес в ответ: "Не сутулься!"

Затем после обеда все началось с начала. Подходя к дому, я заметил, что ты играешь в шарики, стоя на коленях. На твоих чулках были дырки. Я унизил тебя перед товарищами, заставил идти перед собой к дому. "Чулки дорого стоят, и если бы ты сам должен был бы покупать их, то был бы осторожнее". Услышать такое от отца!

Ты помнишь, как позже, когда я читал в библиотеке, ты боязливо вошел с настороженностью в глазах? Когда я взглянул поверх газеты, раздраженный тем, что мне помешали читать, ты заколебался у дверей. "Что тебе надо?" - огрызнулся я.

Ты ничего не сказал, но одним прыжком бросился ко мне, обвил ручки вокруг моей шеи и поцеловал меня, и твои ручки сжались с нежностью, переполнявшим твое сердце, нежностью, которую не могла уничтожить даже моя черствость. И затем ты убежал вприпрыжку вверх по лестнице.

И вот, сынок, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук и ужасный пронзительный страх овладел мной. Что сделала со мной моя скверная привычка? Привычка всегда обвинять, постоянно делать замечания. Все это доставалось тебе от меня только за то, что ты мальчик. И не потому, что я не люблю тебя, а потому, что ожидал слишком многого от ребенка, и мерил на свой собственный аршин - на аршин своего возраста.

В твоем же характере так много хорошего, тонкого, верного. Твое маленькое сердце так велико, как рассвет над широкими холмами. Это проявилось в том порыве, с которым ты бросился ко мне и поцеловал перед сном. Теперь ничто другое не имеет значения, сын; я пришел к твоей постели в темноте и, пристыженный, встал перед тобой на колени.

Это весьма слабое искупление вины, знаю, что ты не понял бы всего этого, если бы я сказал это тебе, когда ты не спишь. Но завтра я буду настоящим отцом! Буду дружить с тобой, буду страдать, когда ты

- 140

страдаешь, и смеяться, когда ты смеешься. С прикушу свой язык, если с него готовы будут слететь раздраженные слова. Я всегда буду повторять, как если бы это было ритуалом: "Он всего лишь мальчик - маленький мальчик!"

Боюсь, что мысленно видел тебя взрослым. Но теперь, когда я вижу тебя здесь, усталым и свернувшимся в своей кроватке, вижу, что ты еще ребенок. Вчера еще мать носила тебя на руках, и твоя головка покоилась на ее плече. Я требовал слишком многого, слишком многого.

5.4 Быстрый способ сделать каждого счастливым.

"Большинство мужчин, собираясь жениться, - говорит Пол Попноу, директор лос-анжелесского института семейных отношений, - ищут не сотрудницу, а привлекательную женщину, охотно льстящую их самолюбию и дающую возможность ощущать свое превосходство. Может случиться, что женщину, занимающую руководящую должность, как-нибудь пригласят на ленч. Но если она за столом начнет выкладывать высохшие остатки своего университетского курса "Об основных течениях современной философии", и, вдобавок, будет даже настаивать на том, чтобы самой уплатить по счету, то результат будет один: потом она будет завтракать уже в одиночестве.

Напротив, машинистка без высшего образования, приглашенная на ленч, не сводит пламенного взгляда со своего спутника и умоляюще просит: "Расскажите мне еще о себе". Результат: он рассказывает своим друзьям: "Она не ослепительная красавица, но я никогда не встречал лучшей собеседницы".

Необходимо, чтобы мужчина не забывал должным образом оценить усилия женщины хорошо выглядеть и хорошо одеваться. Мужчины всегда забывают, если только они вообще знали об этом, насколько глубоко женщин интересует одежда. Так, например, если мужчина и женщина встречают на улице другую пару, женщина редко смотрит на встречного мужчину, она обычно смотрит, насколько хорошо одета другая женщина.

Моя бабушка умерла несколько лет тому назад в возрасте девяноста восьми лет. Незадолго до ее смерти мы показали ей фотографию, на которой она была снята лет тридцать назад. Ее ослабевшие глаза не могли хорошо рассмотреть карточку, но единственный вопрос, который она задала, был: "Какое платье было на мне?"

Вдумайтесь в это! Старая женщина в конце жизни, прикованная к постели, утомленная своим возрастом, приближающимся к столетней отметке, с памятью, угасшей настолько, что она не в состоянии узнать собственных дочерей, еще интересуется тем, какое платье было надето на ней тридцать лет назад! Я присутствовал у ее постели, когда она задала этот вопрос. Он произвел на меня неизгладимое впечатление.

Мужчины, читающие эти строки, не могут вспомнить, какие костюмы или рубашки они носили пять лет назад, и не имеют ни малейшего желания помнить это. Но женщины отличаются от нас, и мы, американцы, должны признать это. Французских юношей высших классов учат выражать свое восхищение женским платьем или шляпой, причем не раз, а много раз за вечер. Не могут же миллионы французов ошибаться!