Я не Монте-Кристо (СИ) - Тоцка Тала

— Бабушка, — прошептала Саломия с запоздалым раскаянием, — надо ей сказать.

— Любовь Сергеевна умерла, — слова Вадима капали в исполосованное и кровоточащее сердце расплавленным свинцом, — обширный инфаркт. Никита Елагин лично сообщил ей о твоей смерти, ее вчера похоронили. Я не хотел говорить тебе, прости, — добавил он тихо.

Саломия повернула голову на бок и закрыла глаза. Слез не было, казалось, боль выжгла их изнутри, она была уверена, что если посмотрит в зеркало, увидит вместо глаз горящие впадины.

— Ты можешь вернуться к Елагиным и играть дальше роль послушной овечки на заклание, а можешь уехать со мной, в Штаты. Умерла Соломия Загорная, в замужестве Елагина, но Саломия Загорская, урожденная Фон-Россель, имеет полное право на наследство своего прадеда. Ты унаследуешь миллиарды, Саломия, и Елагины останутся для тебя страшным сном. Или можешь потом вернуться и отомстить, решение за тобой.

— Зачем тебе все это, Вадим? — спросила Саломия, сама поражаясь как буднично это прозвучало, как будто не улетела в пропасть ее в одночасье разрушенная до основания жизнь. — Зачем ты помогаешь мне?

— Потому что я люблю тебя, — он говорил, и она верила, потому что невозможно было не верить, когда говорилось с таким жаром, — я хочу увезти тебя отсюда, тебя и твоего ребенка. Я хочу быть рядом, и тогда может быть ты тоже меня полюбишь.

— Я… Что со мной? — тоже прозвучало буднично, но Вадим сразу понял.

— На тебе загорелись волосы и одежда, но я успел, ожоги поверхностные, повреждены лицо, рука и плечо, шрамы останутся, но с нынешними возможностями косметологии и твоими перспективами…

— Я согласна, — оборвала его Саломия. — Я уеду с тобой, Вадим, и буду претендовать на наследство. Если я правильно поняла, нам придется делить его с… Никитой, — ей пришлось приложить усилие, чтобы произнести имя бывшего мужа. — Я не прощу им своего ребенка и бабушку. Но я ничего не могу обещать тебе, ты не должен рассчитывать, что я отвечу на твои чувства.

— Но мне ведь не запрещено надеяться? — прошептал Вадим.

Саломия ничего не ответила, отвернулась и снова закрыла глаза. Она так ждала спасительных слез, которые помогли бы хоть немного остудить сухие горящие глазницы, но слез по-прежнему не было, одна только боль. Как ни странно, она не испытывала ненависти ни к Нине Андреевне, ни к старшим Елагиным. Бог им судья. Но Никита, который хладнокровно обрек на смерть нерожденного сына, который все это время ей лгал, из-за которого умерла бабушка, когда-нибудь ответит за все…

Глава 29

Восемь лет спустя

— Как подумаю, что она готова была сама отдать тебе папку с документами, плакать хочется, — сказал Димыч, но не заплакал, а с остервенением отпилил внушительный кусок от огромного стейка. Никита усмехнулся, наблюдая за товарищем. Они сидели в своем любимом ресторане и пили, отмечая то ли победу, то ли поражение.

— Ну не злись, Димыч, — примирительно проговорил Никита, и себе приступая к горячему, — получим мы документы, вот увидишь.

—Как? — вилка взвилась в воздух, обозначая по траектории вопросительный знак. — Ты надеешься, что дуракам везет?

Елагин хмыкнул. Он не надеялся, он знал.

— Она сама мне их вручит, спорим?

Димыч перестал жевать и внимательно вгляделся в лицо Елагина. Недаром они дружили столько лет, через минуту выражение его лица изменилось, он даже вилку с ножом отложил.

— Колись, Никитос, ты ее закадрить решил? По роже твоей хитрой вижу.

— Почему нет? — невозмутимо ответил Никита, раздумывая, полить соусом мясо или же макать в него отрезанные куски. — Я что, по-твоему, безнадежен?

— Ты нет, а она да. Уверен, она тебя на пушечный выстрел к себе не подпустит. Она же страшная, Никитос, — в сердцах добавил Семаргин, комкая салфетку, — на кой она тебе сдалась?

— А мне не похер, какая она? — Никита отправил в рот кусок мяса, предварительно макнув его в соус. — Вот это меня как раз меньше всего волнует. Насчет того, что не подпустит, мы еще посмотрим. Использовать ее ребенка как заложника я не стану, а вот для того, чтобы к ней подъехать, почему нет? Мы с ним подружились, кстати, отличный парень. Я нашел его страничку, у него послезавтра день рождения, вот и заявлюсь с подарком. И пусть она только попробует меня выставить!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ах ты ж засранец, и молчал! Я уж было подумал, слился друг, — Димыч довольно моргал, а Никита даже себе не хотел признаться, что дело было не только в составленном плане действий, щербатая улыбка отчего-то до сих пор стояла перед глазами. И еще темные, почти черные глаза, глядящие на него поверх маски, в них затаился страх и еще что-то, чего Никита не мог понять. — С днем рождения идея супер!

— Да, повезло, что у него день рождения в декабре, мой был бы февральский, ровно через два месяца, — сказал и тут же пожалел, глядя, как вытянулось лицо Семаргина. Не нужно было, Димыч переживает, это только его неутихающая боль, у Димки семья и двое малышей, к чему это нытье.

Пиликнул вайбер, Никита посмотрел на экран, и губы поползли в невольной улыбке. Это было сообщение от Данилы: «Я сегодня на физике всех уделал! Спасибо, Никита, это благодаря тебе!»

И снимок тетрадного листа с задачей и нарисованным внизу смайликом. Никита сообразил, что Данька слишком мал, оценки им еще не ставят, а смайлик, видимо, означает высокий балл.

— Вот и он, легок на помине! Говорю тебе, мы подружимся, — подмигнул приятелю, а сам испытал непонятную радость от этого бесхитростного сообщения. Семаргин снова моргнул.

— У тебя что, есть его номер?

— Не было. Теперь есть, — ответил Никита, сохраняя контакт. — А мой он, скорее всего, попросил у матери. Вот такая она безрассудная материнская любовь.

Но Димыч продолжал смотреть с непонятной тревогой, у него всегда интуиция работала безотказно.

— Не нравится мне эта затея, Никитка.

Никита вздохнул и попытался успокоить Семаргина:

— Послушай, все будет хорошо. Я просто ее трахну, ты запишешь это на камеру, и все. А если она еще намордник свой снимет, считай мы сорвем джек-пот, вот скажи, как долго она будет выбирать, слиться с тендера или слиться в порно-хаб?

— А если не даст? — Димка смотрел на Елагина с сомнением.

— Если не даст, значит мне пора тюнинговаться. В любом случае я в выигрыше, Димыч, не выгорит с Фон-Россельшей, так хоть будет чем себя занять на ближайшее время. Давай, жуй, чего замер как памятник? Твое здоровье! — Никита салютнул бокалом и одним глотком допил виски.

Никита не стал задерживать друга, он и так позволил себе понаглеть, утащив Димыча от семьи, зная, как тот любит свою Светку и их малышню. Не стал искушать судьбу и садиться за руль выпившим, а позволил Семаргину вызвать сотрудника, который развез их по домам. Если бы сам вел машину, с удовольствием прокатился бы по ночному городу, а так на заднем сидении Елагин чувствовал себя, будто в инвалидной коляске.

Сегодняшний день серьезно разбередил ему душу. То, что он до сих пор не смирился со своей потерей, не было для него новостью, а вот то, что его может выбить из колеи встреча с новоявленной мстительницей, серьезно озадачило. Да еще и мелкий Даниэль откуда-то взялся, надо же, он сегодня безвозмездно подработал репетитором у отпрыска Фон-Росселя, может, есть смысл устроиться на постоянной основе?

Увидев Данилу, Никита вновь вспомнил своего сына. Каким бы он был, на кого был бы похож? И почему-то неизменно всплывала забавная мордаха с торчащими ушами и недостающими зубами. Его сын мог быть таким как Даниэль, но ему не позволили родиться…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

…Никита стоял в кухне, упершись лбом в прохладное стекло. Он давно перестал задавать себе вопросы «за что?», «почему?», «для чего?». Зачем так обошлись с его девочкой, почему все это с ними произошло, и для чего ему теперь жить. Ответов все равно не было, как и обещанного всеми лечения временем.

Тогда, восемь лет назад, Никита лично поехал к Любовь Сергеевне, чтобы сказать о гибели ее внучки, ему казалось справедливым, что именно он должен произнести страшные слова: «Вы доверили мне светлую девочку, а я не смог ее уберечь». Ожидаемо, Любови Сергеевне стало плохо, приехавшая скорая констатировала инфаркт, и в тот же день бабушки Саломии не стало. Никита отстраненно удивлялся, сможет ли то, к чему он прикасается, не превратиться в тлен?