Ты создана для этого - Сакс Мишель

– Хорошо, – сказала я.

Мне стало тошно.

Другой звонок был из офиса судмедэкспертиз. Они закончили вскрытие и составили отчет. Все улики, которые собирались найти, были собраны.

– Мы готовы отдать вам тело вашего сына, – сказала администратор.

– А что нам с ним делать? – спросила я.

– Вы должны сами решить, – мягко сказала она. – Обычно мы передаем тело в похоронное бюро для захоронения или кремации.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Я хочу его кремировать, – сказала я Сэму.

– Делай что хочешь, – сказал он.

– Ты не возражаешь?

– Ты была его матерью, Мерри, – сказал он. – Тебе и решать.

«Но ты был его отцом», – чуть было не сказала я, но передумала.

Я достаточно много наговорила вслух лжи. И он еще не знает всей правды. И уже не узнает. Сейчас это потеряло всякий смысл.

Мне хотелось протянуть руку и коснуться его. Почувствовать тепло его тела, упругость его мышц под своими пальцами. Ощутить поддержку другого человека. Передо мной стоял Сэм – мужчина, который вдохнул в меня жизнь и заставил почувствовать себя настоящей женщиной.

От него разило потом и виски. Его помятое лицо заросло косматой бородой. Он походил на дикаря, живущего в дремучем лесу дровосека из народных сказаний. Того, кто оберегает людей от опасности. Или от самого себя.

– Ты действительно думаешь, что это сделала Фрэнк? – спросил он.

Я кивнула.

– Но почему? Какой был в этом смысл?

– Ей трудно было пережить, что у меня есть то, что она хочет, – объяснила я.

– Поэтому? И поэтому она пошла на убийство?

– Думаю, да.

Он вытянул руку и провел пальцем по тонкой линии засохшей крови под моим глазом.

– Как можно назвать такую дружбу? – спросил он.

– Опасной, – ответила я.

Он убрал руку от моего лица и сжал ее в кулак.

– Детектив Бергстром уже близка к тому, чтобы ее разоблачить. Скоро ее арестуют и упекут в тюрьму. Она за все заплатит.

– А ты, Мерри? Что ты думаешь о себе? – спросил он, посмотрев на меня. В его глазах сверкнула угроза. – Как будешь ты расплачиваться?

Фрэнк

Я стояла во дворе под холодным ночным небом, на котором не было звезд. Все дома вокруг окутала темнота. Их жители затаились под теплыми одеялами, расслабив свои уставшие тела и погрузившись в сновидения.

Мои замерзшие пальцы выбивали дробь по стеклу окна спальни – тук-тук, тук-тук-тук. Это был наш давний условный стук.

Я ждала.

Потом снова забарабанила.

Наконец окно открылось. На меня, щурясь, смотрела Мерри затуманенными то ли от сна, то ли от слез глазами.

– Пошли со мной, – прошептала я. – Я тебе все расскажу.

Она послушно отправилась за пальто и сапогами. Я помогла ей вылезти из окна во тьму. Мы дрожали от холода и молчали, пока шли. У меня в руках был фонарик, украденный из сарая Карла. Но освещать дорогу не было необходимости, потому что, думаю, мы обе знали, куда направлялись.

День и ночь словно принадлежат двум разным мирам. Ночью воздух совсем другой – более густой и более влажный. Просыпаются и перекликаются друг с другом дикие животные, ведущие ночной образ жизни. Они – жестокие и коварные, и их раздражает свет. В жуткой тишине было слышно наше тяжелое и частое дыхание. Было видно, как во мраке ночи в морозном воздухе оно поднималось вверх белыми клубами.

– Осторожно, – воскликнула я, когда Мерри споткнулась о камень и упала.

Я схватила ее за руку и почувствовала запах крови. Она порезала руку во время падения.

Мы пересекли пустынную дорогу и пошли по тропинке к лесу. Потом стали взбираться вверх по холму, чтобы добраться до поляны. В какой-то момент Мерри остановилась и покачала головой.

– Это просто безумие, Фрэнк, – произнесла она.

Но мы продолжали идти, слушая, как шелестели листья, хрустели ветви и копошились в своих норах ночные животные. Мы кутались в пальто, сжимая в карманах руки в кулаки.

Ночью все запахи становятся острее и сильнее независимо от их источника – буйство жизни или ее медленное загнивание, ведь все в конце концов превращается в одно и то же – в тлен. Капли дождя, упавшие в расщелины камней, или гниющие листья, которые становятся мульчей, комки густого мха и экскременты скрытных млекопитающих.

Я хорошо знала дорогу, как и Мерри. В уголках памяти всплывали обжигающие воспоминания, темные и ужасные. О том страшном дне и других, которые были до него.

Я остановилась на поляне.

– Вот это место, – сказала я. – В тот день я следовала за тобой, пока ты не пришла сюда.

Мерри стояла как вкопанная, почти не дыша.

– И раньше. Гораздо раньше, – сказала я. – Я ходила следом за тобой и видела, что ты здесь делала. Как ты оставляла Конора одного и убегала.

Я направила луч фонаря на деревья. Его отсвет выхватил ее лицо, очертания ее глаз и носа, искривившегося в мучительной гримасе рта. На фоне огромных деревьев мы выглядели микроскопическими – двумя съежившимися ничтожными существами, не способными противостоять ни могучей силе природы, ни поглотившей нас темноте, ни тайне, объединявшей нас.

– Это ты его убила, – сказала она шепотом.

– Я не собиралась этого делать, – произнесла я.

– Но сделала.

В таинственной полутьме она казалась призраком, состоящим из отдельных дрожащих частей, которые светились белым цветом в темноте. Чистый ангел. Да, возможно. Иногда она такой и была.

– О, Фрэнк, – застонала Мерри, упав на колени.

Подол ее ночной сорочки выполз из-под толстого зеленого зимнего пальто. Лес огласил вой – эхо, исходящее из пустого сердца.

– Признайся мне, – молила она. – Признайся в том, что сделала.

– Я очень рассердилась, – сказала я. – На тебя и на Сэма. Вы потребовали, чтобы я уехала. Вы отвергли меня. Я знала, что ты делаешь и что ты притворяешься счастливой женой и матерью. Да, я следовала за тобой. Думала, что я… Не знаю, что я хотела. Наверное, сделать несколько фотографий, чтобы показать Сэму как доказательство, что ты – плохая мать. О, я вправду не знаю. У меня не было никакого плана.

Она слушала меня, закрыв лицо руками. Внезапно запахи вокруг нас стали еще острее, особенно тот, который испускал влажный мох. Этот аромат напоминал запах человеческого тела и все, что с ним было связано, – кровь, секс, смерть. Меня затошнило, но я сдержалась и продолжила свой рассказ.

– Я следила за тобой, – сказала я. – Дождалась, пока ты оставишь его. Потом подошла к нему. Сделала несколько фотографий, чтобы были улики, что ты бросала его одного в лесу. Подняла его на руки. Он был полусонный, теплый, мягкий. Дремал. Дети в таком состоянии просто очаровательны. Да, я прижимала его к себе. Понимаешь, мне просто хотелось его подержать.

Мерри сопела, из ее горла вырывались хриплые стоны отчаяния. Она скулила, как какой-то зверь.

– О, Мерри, – сказала я. – Я смотрела на него и видела в нем тебя. У него был такой же, как у тебя, маленький рот, узкие губы. Я вглядывалась в него и думала, как тебе было с ним тяжело. Ты была по-настоящему несчастной, словно попавшей в западню.

– Нет, – сказала я. – Я его любила.

– Да, я уверена, что так и было, – подтвердила я. – Но материнство стало для тебя тюрьмой, разве не так?

Она продолжала стонать, подвывая на выдохе.

– Ты – моя лучшая подруга, Мерри, – сказала я. – Я всегда хотела, чтобы ты была счастлива. А ты страдала. Ты и сама это понимала.

Я чувствовала все большее облегчение, по мере того как говорила, слыша собственные мысли, произносимые вслух. Она должна знать, как сильно я ее люблю и как далеко могу зайти ради своей любви.

– Мерри, – продолжила я. – Пойми, я сделала это ради тебя.

– Нет, Фрэнк, нет. Ты этого не делала. Это была не ты. Пожалуйста, скажи, что не ты, – взвыла она.

Она ухватилась за меня, тянула за подол моего пальто. Я ее не отталкивала.

– Мерри, я всем сердцем хотела тебе помочь. Я не собиралась причинить тебе боль. Тебя надо было освободить.