Голем. Пленник реторты - Руслан Мельников

Не кричали. Уже…

Дипольд увидел в плотной толпе молодую женщину. Платье — разорвано, волосы — растрепанны, в руках — младенец. Мать в ужасе таращила обезумевшие глаза на оберландскую серебряную змею и правой ладонью крепко зажимала дитяти рот. Ладонь была большая, детское личико — маленькое. И синее. Со ртом вместе женщина закрывала ребенку нос.

Младенец не шевелился. В материнских объятиях лежал маленький трупик — неживое дитя, теми же объятиями и задавленное. Перепуганная горожанка ничего не замечала.

ГЛАВА 28

— Тихо! — звонкий голос оберландского глашатая резанул воздух. — Тихо, презренные жители Нидербурга! Его светлость маркграф Альфред Оберландский будет говорить с вами!

Его светлость чуть тронул коня. Неторопливо выехал вперед. Осмотрел площадь. Широко улыбнулся, продемонстрировав два ряда белых ровных зубов. Указал рукой на пустое пространство перед собой. Распорядился лаконично:

— Мастеровые — сюда. По одному.

Толпа не шелохнулась. Согнанные на торжище нидербуржцы, казалось, вовсе перестали дышать.

Улыбка Альфреда стала шире:

— Чего застыли, тупицы? Мастеровых не трону. Мастеровые мне нужны.

Толпа зашевелилась, отозвалась недоверчивым шепотом. Люди переговаривались вполголоса, однако выходить к Чернокнижнику никто пока не спешил.

— Нет, значит, здесь ремесленного люда? Всех городских умельцев, значит, мои воины уже похватали? Ну, как знаете…

Маркграф пожал плечами, начал разворачивать коня.

— Е-е-есть! — пронесся над площадью тонкий пронзительный крик. Кто-то отчаянно продирался сквозь плотную человеческую массу.

Продрался…

Из толпы выступил невысокий кряжистый человек с чернявой бородой на пол-лица. Выступил и тут же был подхвачен оберландскими латниками. Два копейщика подвели нидербуржца к маркграфскому коню, швырнули наземь. Бородач затараторил — быстро, сбивчиво:

— Есть, ваша светлость! Я! Дитрих-бондарь! Меня все городские пивовары знают. И в предместьях — тоже знают. И на Остландской ярмарке обо мне слыхали. У меня лучшие во всем Нидербурге бочки. Самые крепкие, самые надежные — любой скажет. А коли надо — так и на бомбарды крепежные обручи сладить смогу!

Брови Альфреда взлетели куда-то под забрало. Лицо маркграфа сделалось озадаченным. Понятное дело: не каждый день встретишь бондаря, готового взяться за изготовление бомбард.

— Эй, колдун, — повелитель Верхних Земель поманил пальцем магиера.

Тот подъехал. Стража-охрана не отставала при этом от Лебиуса ни на шаг.

— Нужен нам бондарь? — спросил маркграф.

Магиерский капюшон качнулся из стороны в сторону. Отрицательно качнулся. Видимо, бондарь оберландцам был не нужен.

Лебиус что-то негромко сказал маркграфу. Альфред лениво махнул рукой. Стражники рывком подняли бедолагу на ноги, оттащили обратно, впихнули в толпу. Несчастный Дитрих-бондарь пытался объяснять, умолять и доказывать, но удар копейным древком под дых заставил его умолкнуть на полуслове.

Однако неудачная попытка бочкодела всколыхнула прочих умельцев, оказавшихся на площади. К оберландскому знамени отовсюду проталкивались люди, стремившиеся привлечь к себе внимание Чернокнижника.

— Я!

— Я!

— Я!

— Я! — доносилось из тесных рядов.

— Кузнец!

— Бронник!

— Горшечник!

— Шорник! — назывались мастера.

Процесс пошел. Кто-то выбирался из толпы сам. Кого-то выхватывала крепкая рука оберландского латника.

Объявившиеся умельцы падали к копытам маркграфского коня один за другим. Каждый доказывал, что именно он лучший и что без него никак нельзя.

— Куда! — осаживали особо ретивых телохранители Альфреда. — Не переть скопом! По одному! По одному подходить!

Сам же властитель Верхних Земель только улыбался — молча, насмешливо. Кандидатов наскоро опрашивал Лебиус, перед которым иные нидербургские ремесленники робели больше, чем перед змеиным графом.

Отбор проходил быстро и незатейливо. Одних умельцев отводили в сторону. Других — возвращали в толпу. Насколько понял Дипольд, брали в первую очередь тех мастеров, которые имели дело с металлом. Но не только их. Магиерский капюшон с двумя непроницаемо-темными смотровыми прорезями кивал довольно часто. Чем при этом руководствовался Лебиус — оставалось загадкой, но, несомненно, выбор делал именно он — не маркграф.

Отобранные нидербуржцы отходили — с радостью и надеждой. Некоторые искренне благодарили маркграфа. Лишь какой-то оружейник, чья кандидатура уже была одобрена магиером, попытался по доброй воле вернуться назад — на площадь, где вдруг тонко заголосила и забилась в истерике молодая женщина. Его не пустили. Сшибли с ног, связали. Как оказалось, наивный оружейник рассчитывал, что умелые руки спасут не только его самого, но и жену с детьми. Нидербургский мастер ошибся.

— Ремесло — это одно, — назидательно и громко, чтобы слышали прочие, объявил маркграф. — Бабы и детишки — другое. И мешать одно с другим не нужно. Кто следующий? Выходи!

Выходили…

А Дипольд оценивал расположение маркграфских воинов и мысленно прикидывал расстояние между ними. Увы, никакой надежды на спасение не было: пешему ускользнуть с оцепленной площади не стоило и пытаться.

И что остается? Принять последний бой?

Напасть с засапожником на Альфреда или Лебиуса? С засапожником! Да уж… Маркграфа и магиера надежно прикрывают конные телохранители. И верные трабанты — начеку. А рядом — цепь копейщиков. А еще — големы…

Нет, засапожный нож не то оружие, с которым стоит сейчас устраивать дерзкое покушение. С ножом — ничего не добиться. С ножом — не успеть…

Правда, с того места, где Альфред и Лебиус опрашивают нидербуржских ремесленников, можно достать никем и ничем не защищенного трубача. Пфальцграф внимательнее присмотрелся к бездоспешному всаднику в ярком наряде, пригодном для парадных выездов, но не для боя. Ведь, действительно, можно… С сигнальщиком змеиного графа он совладал бы в два счета. А что? Сбросить этого разодетого павлина с коня, и самому — в седло. Ну а там — уж как повезет.

Оберландский трубач был не только без брони, но и без оружия. А вот конь под ним — знатный. Рослый, сильный, выносливый жеребец. То, что нужно для бегства. «Для очередного бегства» — скрежетнул зубами Дипольд.

Ладно. Тут уж скрежещи — не скрежещи, но к маркграфской свите его все равно близко не подпустят. Из толпы даже выйти не позволят. За мастерового-то себя никак не выдашь. Служивший до сих пор Дипольду верой и правдой дорожный плащ святого отца теперь оказался помехой. Ну не может нидербургский ремесленник носить инквизиторское одеяние! И скинуть этот маскарадный костюм тоже нельзя. Сейчас не самый лучший момент для того, чтобы открывать лицо.