Лицедей. Зловещий миттельшпиль - RedDetonator

Видимость околонулевая, я даже боёк кувалды не вижу, он тонет в дыму. Сам дым имеет некую странную фактуру, будто в нём витает некая мельчайшая металлическая взвесь — наверное, для защиты от тепловизоров и иных средств наблюдения.

Иду пригнувшись, потому что французики стреляют, не жалея патронов. Судя по размеру стандартного их патрона, а также наличию экзоскелетной брони, боекомплекта они с собой взяли очень много, настроившись часто стрелять и редко попадать.

Наконец, умудряюсь расслышать, а затем разглядеть вертящуюся во все стороны фигуру. Этот тип не знал, куда стрелять, потому что был риск подстрелить своих, он паниковал, что заставило меня переосмыслить своё первоначальное мнение. Это точно не спецназ.

Ещё это значит, что у них такое бронирование в порядке вещей. И патроны такие у них производятся массово. Не удивлюсь, если у них нет никакой нехватки редкоземельных металлов и предельно высокая автоматизация производства. Экипировка, даже не снящаяся элитным подразделениям нашей Земли, в руках регулярных бойцов — это какой-то сюрреализм.

Замахиваюсь и наношу удар кувалдой прямо ему в голову. Сразу же падаю вслед за ним, потому что на звук открывается стрельба.

Подползаю к телу.

— Аид, владыка царства мёртвых, прими мою жертву... — тихо шепчу я и протыкаю ублюдку подбородочную бронеткань.

Готов насовсем.

Слушаю внимательно, пытаясь определить местонахождение противников. Неожиданный недостаток экзоскелета — он слишком много шумит. Наверное, в их реалиях это не имеет особого значения, но тут это решающее моё преимущество.

Звуки активно гудящих сервоприводов спешащего на помощь соратнику броневичка раздаются откуда-то справа, я быстро отползаю в сторону и жду.

Когда броневичок оказывается достаточно близко, вновь замахиваюсь кувалдой и наношу удар прямо в затылочную пластину. Судя по всему, система отстрела дыма реагирует на повреждения организма, потому что в этот раз она тоже срабатывает и бьёт меня в нагрудник дымовым шариком.

Реагирую на звук сзади и слева, бросаю своё тело вправо и пропускаю очередь из карабина.

Двигаюсь в непроглядном дыму и слышу частую работу сервоприводов. Уходят, суки.

Слышу одного совсем близко, разбегаюсь и с оттяжечкой бью его куда-то в область колена. Звон металла, пробившийся через шлем тонкий отчаянный вопль, визг сервоприводов, сопровождающий падение тяжёлой тушки, а затем я опускаю кувалду прямо на шлем ублюдка. И тишина.

Склоняюсь над телом и разматываю узлы на шлеме. Какая-то баба лет сорока, неожиданно открывшая глаза. У нас тут СЖВ и Вок, и ещё всякая-разная херня, поэтому три раза тыкаю кувалдой ей прямо в морду. И четвёртый раз, чтобы наверняка.

Звуки сервоприводов удаляются, но я выстреливаю остаток магазина по направлению, после чего бегу в левую сторону и вперёд.

Моя задумка увенчалась успехом, потому что дым становился всё реже, а потом я врезался прямо в могильную оградку.

Смотрю в сторону продолжающих визжать сервоприводов и вижу, что это на тропинке лежит и корчится один из броневичков. Значит, я удачно пострелял.

Последний выживший успел скрыться, но и хрен бы с ним. Питер заберёт его.

Я забрал у убитых и недобитых всё оружие, после чего вытащил трофейный нож и начал, как говорится, резать сухожилия.

Пришлось попотеть, потому что даже сервоприводы у них реально крепкие, но я справился. Все выжившие, коих оказалось целых четыре, включая ту бабу, были обездвижены, а затем я начал их разоблачать.

Кое-где пришлось разрезать непонятную противоосколочную ткань, где-то удалось справиться развязыванием этой «умной верёвки», но, в итоге, предо мной предстало четыре израненных тела. Вроде люди, обычные люди, но такие мудаки...

Связываю их, после чего, под аккомпанемент стонов и хрипов, волочу их в направлении пристройки.

Там я складываю из заготовок под временные кресты небольшой костёр, который поливаю бензином из пятилитровой канистры.

— S’ilte plait ne le fais pas... — взмолилась та баба, вновь пришедшая в себя.

Видимо, ей стало ясно, что я собираюсь сделать. Просит чего-то, если верить этому «сильвупле».

— Жё нё манж па сис жур, — ответил я ей, чем ещё больше напугал.

Она выпучила глаза в ужасе и попыталась отползти.

— Куда? — пнул я её в живот, наблюдая, как разгорается пламя.

Может, ну его? Варварство какое-то...

Меняю маску на Наполеона. К этому моменту очнулись ещё двое. Наверное, бронекостюмы впрыснули в них какие-то боевые коктейли, потому что у одного из них кишки волочились по земле, когда тащил их сюда.

Поэтому почти все из них смогли пронаблюдать, как мой облик меняется на образ Наполеона Бонапарта.

— Кто из вас стрелял в надгробия? — спрашиваю я на чистом французском. — От ответа сильно зависит то, как вы умрёте. Не услышу правильного ответа — сгорите заживо.

— Это он! — без раздумий мотнула головой на крепко сложенного мулата та сорокалетняя баба. — Это Абу!

Мулат лишь с презрением посмотрел на неё, но не стал ничего говорить. Остальные тоже.

— А ты мне нравишься! — заулыбался я, приближаясь к ней. — Приношу эту жертву тебе, богиня Стикс.

Кинжал бедняжки Рагнара протыкает грудь француженки. Она в потрясении опускает взгляд на рукоять, после чего умирает от воды реки Стикс, смешивающейся с вытекающей из раны кровью.

— Приношу эту жертву тебе, владыка мёртвых, Аид, — протыкаю я кинжалом висок парня, который так и не пришёл в себя.

Двое выживших начали дёргаться и кричать, привлекая ненужное внимание, поэтому я отпинал их, как следует, после чего продолжил культурно-массовое мероприятие.

— Приношу эту жертву тебе, богиня Стикс, — повторяю я и режу глотку парню с выпущенными кишками.

А в кино обычно показывают, что с выпущенными кишками так не поорёшь и не похрипишь...

— Но вот ты... — гляжу я на мулата Абу. — С тобой особый случай.

Тащу его к костру.

— Богиня Стикс, вечная и верная, прими от меня эту жертву!

Мулат громко вопил, заживо сгорая, но быстро прекратил, когда раскалённый воздух опалил его лёгкие. Удовлетворения мне это действо не принесло, но в душе я знал, что осквернителям могил иной участи и не положено.

Примечания:

1 — О Гаагской конвенции — кто-то особо придирчивый может сказать, что разрывные и зажигательные пули попытались запретить в Санкт-Петербургской декларации 1868 года, но Дмитрий — он ведь не эрудит, возможно, об этой декларации даже не слышал никогда. К сведению: Гаагская конвенция 1899 года дополнила список запрета, который чтобы совсем ни-ни, внеся, в дополнение к запрету для использования во время боевых действий зажигательных и разрывных пуль, сплющивающиеся (экспансивные) пули.