Холодное блюдо - Павел Ганжа

– Я четырех…видел. Хотя, сто процентов, не всех.

– Вот козлы! – возмутился Сидоров.- Вчетвером на одного. Отморозки проклятые. И жену убили, да? Я бы таким… – несколько не вполне пристойных эпитетов украсили бы лексикон любого матерого боцмана торгового флота,- яйца отрывал.

Артем только чуть заметно скривился и закрыл глаза. После утомительного допроса еще и общаться с Васей…

Перебор.

– А следователь приходил из нашей прокуратуры или из города?

– Не ваш, из города, – буркнул, не размыкая свинцовые створки век, Стрельцов.

– То-то я гляжу – вальяжный, лощеный, одеколоном дорогим…воняет. А наш-то еще придет, ничего не говорил? – не унимался Сидоров.

Если бы Артем ответил, хоть кивком, хоть звуком, то Вася непременно втянул бы его в затяжной обмен репликами, что было… совершенно ни к чему. Отвлечься от горьких дум в любом случае не сумеет, а Сидорова после пятого-десятого-пятнадцатого вопроса (нужное подчеркнуть) не выдержит и пошлет. Далеко, куда и Иванушка-дурачок не хаживал. Дабы избежать ненужного конфликта, Стрельцов промолчал, сделав вид, что заснул. Вася еще выстрелил парой контрольных вопросов в воздух, и угомонился, предоставив Артему в тишине и комфорте наслаждаться болью.

И мечтать о том, чтобы он сделал, окажись в его власти ребята с острова Гладышева.

ГЛАВА 6

Над аккуратным нимбом лысины торчали остренькие рожки, а подбородок курчавился чернильными кольцами бороды. Глаза обрамляли кривые, изломанные очки, почему-то треугольные. Но даже в подобном – разрисованном то ли малолетними озорниками, то ли недоброжелателями из стана конкурента – виде один из кандидатов в градоначальники был вполне узнаваем. Харизму-то никуда не денешь, и сквозь чернильные кляксы пробивается.

Окруживший строительную площадку забор, на котором висел расписанный неизвестным "художником" агитационный плакат Калинина, напоминал стенд на выставке импрессионистов. Мало того, что плакаты висели на заборе в количестве, сравнимом с числом украшений на пожилой цыганке, так еще и добрую половину из них подпортили любители народного творчества. Не удивительно: строительная площадка примыкала к остановке общественного транспорта, и в ожидании автобуса или троллейбуса студенты, школьники и прочие творческие личности с необузданной энергией и примитивной фантазией коротали время за наскальной росписью. А поскольку ранее расклеенные киноплакаты и цирковые афиши, как снежной лавиной, накрыло изысканными изделиями агитпропа, то и доставалось ныне от ручек и маркеров лишь изображениям кандидатов в градоначальники. Безальтернативно.

В основном это выражалось в пририсованных усах, бородах, хвостах, шляпах, каблуках и прочих предметах. Встречались и подлинные "шедевры", к сожалению, не вполне цензурного толка. Например, на одном фото после своеобразной коррекции в руке кандидата – известного телеведущего – вместо микрофона оказалась вещь, совершенно не приспособленная для эфира. Даже не вещь, а орган…

Кроме рисунков агитационные листовки украшали также и надписи. В большинстве своем непарламентского свойства; частью раскрывающие сексуальные предпочтения и особенности свободного времяпрепровождения кандидатов, а частью – информация о лицах, к выборам мэра никакого отношения не имеющих. Самые приличные из них были вроде: "Ванька – лох!" или "Наташка Петрова – проститутка!" (с сохранением оригинальной орфографии: "прасти тутка").

Однако усы и бороды доминировали. Это, с одной стороны, свидетельствовало о некоей культурности населения – все-таки не мат, с другой же, являлось своеобразной приметой времени. Тополиный пух, укутавший лужи, означает, что июль на дворе, а усы, очки и бороды на агитационных плакатах – дело к выборам.

На носу выборы, можно сказать, под усами…

Кандидат Калинин смотрел из-под очков строго и взыскательно, словно напоминая о близости часа икс. За последние три недели ни окружение председателя Законодательного собрания, что вполне ожидаемо, ни гренадеры Туманова, что удивительно, Данильца не беспокоили. И Трофимов куда-то запропастился. Лишь злодей прокурор – даром, что в отпуск собирался – о существовании неудобного следователя не забыл и периодически на планерках требовал отчитаться "по материалам", особое внимание уделяя как раз делу по факту обнаружения двух трупов на острове Гладышева, что легко объяснялось – дело областной подсудности, находится на контроле у вышестоящего прокурора, плюс общественный резонанс и т.д. Однако придирки Кондратьева – явление привычное, из ряда вон не выходящее, он и по другим делам постоянно требовал отчитываться, докапывался – будь здоров. А вот областная прокуратура, кстати, совсем не беспокоила, невзирая на особый контроль.

Затишье растянулось, буря не грянула. Легкая паника давно улетучилась, и нехорошие мысли Игоря Юрьевича беспокоить перестали. Следователь уже не ждал, что в любой момент трель телефонного звонка громыхнет набатным колоколом или на улице подойдет незнакомый молодой человек и, открыто улыбаясь, поинтересуются, куда делись подлинные вещественные доказательства, изъятые с места происшествия по одному серьезному уголовному делу.

Если о следователе Данильце непримиримые политические оппоненты и не забыли окончательно, то как минимум отложили все связанное с ним и с островными находками в долгий ящик.

До выборов, а то и дальше.

Пока отшумят агитационные страсти, победившая сторона будет купаться в шампанском, а проигравшая лить слезы о грязных технологиях конкурента, изначальном неравенстве и административном ресурсе, пока закончатся судебные споры по жалобам на нарушения законодательства о выборах, много воды утечет. Ручей, а то и река.

Ажиотаж утихнет, и уголовное дело попадет на пыльную полку сейфа. И будет покоиться там до лучших времен, которые – подсказывает опыт – не наступят никогда.

Так Игорь Юрьевич представлял себе перспективы данного уголовного дела. Если, конечно, его не раскрыть. А раскроется или нет данное дело, напрямую зависело от Данильца. Подобное случается даже не раз в год, а раз в десятилетие. Преступления поголовно и повсеместно раскрывают оперативники, это их работа – преступников ловить. А удел следователя – процессуальное закрепление доказательств, фиксация того, что накопают сотрудники милиции. Однако по "островному" делу именно он, следователь, волен решать, лягут ли материалы на пыльную полку или нет, волен определять перспективы. Недаром мудрые люди отмечали: "кто владеет информацией – владеет миром". У Игоря Юрьевича некоторая информация имелась в наличии, по крайней мере, он знал, откуда ноги растут. Из окружения Алексея Михайловича Туманова. И если бы захотел, мог дать наводку операм, чтобы они прошерстили это самое окружение, прошлись мелким неводом. Наверняка какая-нибудь рыбка попалась бы. А то и золотая.

Но делиться ценными сведениями Данилец не спешил. Разворошить депутатский улей – это не то, о чем мечтает рядовой российский следователь. Журналисты вороньем налетят, газетчики, телевизионщики, начнут орать о провокациях, депутатской неприкосновенности и злоупотреблении органов. Вони будет…до Лихтенштейна с Люксембургом. К тому же не стоило забывать о том, что сам Леха Туман в силу воспитания, сволочного характера и темного прошлого способен обидеться на инициатора "провокации" и припомнить потом излишнюю инициативу, выразив неудовольствие…посредством девятиграммового подарка. А девять грамм свинца, к примеру, голову Данильца совсем не украсят. Возможность оказать очередную неоценимую услугу Калинину того не стоит, он и так сделал столько…

Вот если бы знать конкретных исполнителей – тогда бы был другой расклад. Никакой перетряски, вони, точечный удар, железные доказательства, и дело в шляпе. Точнее, в суде. И претензии к рядовому следователю минимальные – он лишь винтик в механизме правоохранительных органов. Если бы знать…

Между тем до сегодняшнего дня существенных зацепок по конкретным исполнителям преступления не было. Дураку понятно, что кто-то из тумановских ребят, его уши торчат, но понимание к делу не пришьешь. Оставалось надеяться, что экспертизы что-нибудь дадут или оперативники нароют, хотя "убойники" энтузиазм уже утратили. Они чуть ли не полгорода перетряхнули, всех соседей, друзей, знакомых, коллег убитой и ее мужа опросили Безрезультатно. Дополнительную трудность создавало то обстоятельство, что оперативникам не был ясен мотив преступления. В квартире ничего не пропало, ценные вещи на месте, тысячные купюры в кармане брюк "обгорелого" гражданина уцелели, лишь чуть обуглились. Кольцо на безымянном пальце женщины, и то не тронули. Соответственно, корысть, как возможный мотив, отпадала, и опера разрабатывали другие версии; убийство на почве мести, ритуальное убийство и т.д. И топтались на месте. Кроме того, у них появились более свежие, горячие "темнухи", требующие раскрытия, и "островное" дело постепенно "подвисало". Откровенно говоря, Игорь Юрьевич не верил, что у оперов получится выйти на след исполнителей, а поскольку рассказывать о ноже, отпечатках, надписи и прочих мелочах он никому не собирался (кто надо, уже был в курсе), то внутренне готовился, используя профессиональный жаргон, "херить" дело. То бишь выполнить необходимый минимум следственных действий и производство по делу приостановить. Благо, что срок следствия истекает – вот совпадение – едва ли не в день выборов.