Путь самурая - Пётр Разуваев

Англичане, раздосадованные этой бойней, поставили исламистскую организацию «Мухаджиры» вне закона, объявив её членам войну по всем правилам. Но кому это могло помочь сейчас? Мне? Рихо? Какое дело теперь до этого Дмитриеву и тем пятерым, чьих имён я даже не знал?

Высокая и грязная политика, проблемы косоваров, случайная смерть бывшей принцессы Уэльской и политическое убийство Доди аль-Файеда, интересы отца, нужды России, сволочи ли американцы – какая разница? Я нечаянно, против своей воли погрузился в морскую пучину, где страшные чудовища пожирали друг друга, ведомые своими, им одним понятными мотивами и инстинктами. Мне не было дела до причин их вражды, и я наверное знал лишь одно – вся эта подводная, глубинная, мерзкая и противоестественная жизнь породила круги на поверхности воды, на той самой водной глади, где я и миллиарды других людей пытались просто жить и давать жить другим. Обитатели глубин породили волну, унесшую жизнь близкого мне человека, и это перевешивало для меня все возможные причины и последствия.

– Ты понимаешь, чем это может обернуться? – тихо спросил Стрекалов, услышав моё яростное – «да».

– Ваш косноязычный президент станет европейским миротворцем, – в сердцах ответил я.

– Да не для президента, дурья твоя башка, – сердито отмахнулся он. – Лично для тебя? Пятьдесят на пятьдесят – это правило здесь не работает. Ставки в этой игре таковы, что выиграть в ней – подобно смерти. Есть совершенно реальные и очень могущественные люди, которые зарабатывают на косовском кризисе многие миллионы долларов. Ты собираешься разрушить их планы и думаешь, что они тебе это простят?

– Меня воспитывали как воина, генерал. Что вам ещё нужно? – Мне не было нужды раздумывать над ответом. Нужные слова были впечатаны в моё сознание намертво. И это были не просто слова.

«Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твоё тело уже умерло, ты станешь подлинным самураем. Тогда вся твоя жизнь будет безупречной, и ты преуспеешь на своём поприще.

Я постиг, что Путь Самурая – это смерть».

Дано ли вам что-то добавить к этому, мой генерал?

Дорман поднял трубку сразу же, словно он в нетерпении ожидал моего звонка.

– Дюпре? Замечательно, что вы позвонили. Мне необходимо…

– Мне тоже, – прервал я. – Где?

– Учитывая последние события… Вам знакома несчастная шотландская королева?

– Думаю, что уже встречался с нею.

– Тогда жду вас где-нибудь поблизости, через… сорок минут.

Повесив трубку, я отошёл от телефонного автомата. Учитывая специфику организации, в которой служил Дорман, смешно было рассчитывать на конфиденциальность нашего разговора. Да и уловка с королевой… Удивительно наивно. Впрочем, он не оставлял мне выбора.

Погода в этот день расстаралась на славу, и, греясь под лучами весеннего солнца, сквозь тёмные стёкла очков я безразлично наблюдал за жизнью Люксембургского сада, жизнью ленивой, размеренной, сытой. Даже пожилой клошар, сидевший на соседней лавочке, выглядел совершенно умиротворённым. Сначала я, правда, принял его за профессора, отдыхающего душой среди мраморных фрагментов былых времён в перерыве между лекциями в Сорбонне. Но очень скоро имел возможность наглядно убедиться в том, что передо мной всё же клошар. Не двухдневная щетина на его лице, и даже не то, что ботинки мужчина предпочитал носить на босу ногу, сыграли тут свою роль. Просто даже самые экстравагантные французские профессора не позволяют себе средь бела дня мочиться, зайдя за скамеечку и стыдливо отвернувшись от проходящих мимо людей. Что же касается одежды… Дай бог некоторым соотечественникам Виктора Викторовича Стрекалова одеваться так, как это делают парижские клошары.

От статуи Марии Стюарт меня отделяло метров тридцать – тридцать пять, и со своего места я прекрасно видел все подходы к «несчастной шотландской королеве». Дорман появился шестью минутами позже условленного времени, что по французским меркам вообще не считается за опоздание. В правой руке он держал обёрнутый бумагой «багет», из которого в разные стороны высовывались зелёные листочки салата. Дорман на ходу энергично обкусывал эту половинку батона, разрезанную пополам и начинённую всякой всячиной, размахивал свободной рукой, заглядывался на девушек – словом, вёл себя точь-в-точь как служащий среднего звена, позволивший себе на несколько минут вырваться из офиса, чтобы слегка развеяться и перекусить. К сожалению, даже среди французов, наиболее убежденных сторонников правила «делу – время, потехе – час», стало появляться всё больше «трудоголиков», одержимых демоном работы. На мой взгляд, французская нация многое проиграла, поддавшись натиску ритма, свойственного американскому бизнесу. Прямая параллель с русскими, для подавляющего большинства которых слова «отдыхать» и «пить» являются синонимами. Классическая российская формула: вкалывать до потери пульса, затем пить водку до потери сознания, затем опять вкалывать до потери пульса. В результате водка является основой национального валового продукта, а алкоголизм – национальной болезнью. Впрочем, у каждого своё понимание красоты. Даже у слепых от рождения.

За нашей встречей могли наблюдать с тысячи самых разнообразных позиций, поэтому соблюдать осторожность было бессмысленно. Дорману это было известно не хуже, чем мне.

– Чертовски неудобное местечко, – признался он, поздоровавшись. – Но это было первое, что пришло мне в голову.

– Мне нужны рекомендации, которым мог бы поверить Робер Сиретт, – минуя условности, напрямик сказал я. – И все данные по албанским контактам аль-Хауля.

Подарив мне задумчивый взгляд, француз едва заметно усмехнулся:

– Я думал, мне придётся вас уговаривать. Вы неважно выглядите, Дюпре. Какие-то проблемы?

– Это личное, – коротко ответил я. – Скончался один… один из членов моей семьи.

– Простите. Примите мои соболезнования, – он чуть склонил голову. – Возможно, вам захочется отложить этот разговор?

– Напротив. Давайте перейдём к делу.

– Что ж, к делу так к делу. Вы сказали: албанские контакты… Нет, это само собой, просто я подумал о другом. Как вы относитесь к нынешнему югославскому кризису? Следите за событиями?

– Я очень давно бросил читать газеты, – сознался я. – А вся информация, которой я располагаю по этому вопросу, носит немного… специфический характер.

– Понимаю, – он улыбнулся. – Думаю, это не имеет значения. Мы сделаем вас писателем, работающим над темой конфликта в Югославии. Большинству людей свойственно больше говорить, чем слушать. У писателей обычно всё наоборот, они предпочитают слушать, на этом вы и сыграете. Умеете делать умное лицо?

– Одно из немногих моих достоинств, – честно сообщил я.

– Отлично. Вы вчера уже видели Ахмеда Агани. Запомнили его? Очень интересный молодой человек. Искренне верит в Великую Албанию и тому подобную чушь. Весьма способный журналист, «бойкое перо», как говорится. Но во Франции Агани публикуется мало, в основном его печатают итальянцы. Ни в чём подозрительном замечен не был, наоборот, считается одним из активных участников молодёжного движения против наркотиков. Хотя, по нашим данным, его родной брат, Фехми Агани, является одним из крупнейших наркобаронов в Косово.

– Ахмед – младший брат? – уточнил я.

– Да, и видимо, всё дело именно в этом. Обычно младшим в семье достаётся всё, что было недодано родителями своим старшим детям. Характер у месье Агани открытый, и вы легко найдёте с ним общий язык. Я дам вам несколько телефонов. Эти люди – французы. Журналисты, писатели, они также занимаются югославской темой, прекрасно знают друг друга. Агани буквально на днях возвратился из Косово, так что все они наверняка порекомендуют вам обратиться к нему. Устраивает?

– Скажите, Дорман… У вас же есть в окружении Сиретта свой человек, почему бы вам…

– Этого человек сейчас нет в Париже. Я рассчитывал, что вся эта суета в Рамбуйе закончится ещё вчера днём, но, как видите, просчитался. Албанцы приезжают, албанцы уезжают… Половина из этих «дипломатов» должна сидеть за решёткой, а мы с ними возимся…

– Ну хорошо. А эти ваши писатели? Их не насторожит мой звонок? Если они хорошо знают друг друга…

– Говорите по-английски, представьтесь начинающим писателем из Великобритании. Обычно у французов это вызывает такое раздражение, что для здравого смысла просто не остаётся места. В конце концов, серьёзной проверки не выдержит ни одна легенда, а для недолгого знакомства эта история вполне сгодится. Вы же не в КГБ идёте наниматься, не так ли?

– Я уже работал там, – без тени иронии напомнил я. – И нисколько об этом не жалею. Недостатки свойственны всем спецслужбам, но у русских есть чему поучиться. Насколько мне известно, за всю историю его существования, в КГБ было меньше двойных агентов, чем во всех прочих разведках мира. За исключением разве что Израиля.