Шестой знак. Книга 2 - Александра Лисина

Даже послушно явившиеся на зов две шестиногие Тени не вызвали у меня ни малейшего трепета. Они должны были явиться – и они явились, поразив донельзя всех присутствующих ярко пылающими на лбах клеймами в виде белых шестилистников.

Властно положив руки на загривки послушно прильнувших охотников, один из которых тут же поднял голову и выжидательно замер, а второй, заметив дернувшихся у стены стражей, внятно, предупреждающе зарычал, я вздохнула.

– Отнесите меня на Арену.

– Миледи, не надо! – тут же сорвался с места господин Иггер, но был почти сразу остановлен угрожающим рычанием уже на две глотки и моим спокойным взглядом. – Вам нельзя через Тень!

Я только невесело улыбнулась и, сжав пальцы на холках Тварей, сделала шаг вперед.

Послушные моей воле охотники с легкостью нырнули в Изнанку, увлекая туда и меня. Им был неведом страх. Они не думали ни о ком и ни о чем – сейчас они могли только слепо подчиняться, не терзаясь сомнениями или ненужными колебаниями. Для них, кроме прямого приказа Хозяина, не существовало ничто в целом свете. Крайне полезное, надо сказать, свойство… одно из тех, которое отличало их от тех собратьев, кто рискнул когда-то отказаться от прежнего дома и посмел променять Тень на сомнительное удовольствие снова стать живым.

Конечно, господин Иггер не имел понятия о том, что для меня такие путешествия уже давно не в новинку. И не знал, сколько раз меня переносил по Тени сперва Лин, а потом и вошедший в силу Дем… правда, тогда они предусмотрительно прикрывали меня собой.

Укутывали жесткими крыльями, как покрывалом, согревали своими телами, отгоняли прочь любопытных и не позволяли охочей до живого тепла Пустоте вгрызаться в мою прочную, но все же не неуязвимую кожу.

А сегодня закрыть меня оказалось некому. И некому было меня согреть своим дыханием, защитив от Ее пронизывающего взгляда. Поэтому мгновенное, казалось бы, перемещение заняло гораздо больше времени, чем хотелось бы, а ледяное прикосновение Пустоты царапнуло настолько сильно, что даже моя измененная кожа не смогла долго сопротивляться.

Беззвучно вскрикнув от обжигающего поцелуя Тени, я на краткий миг, показавшийся целой вечностью, оказалась у нее в руках. Холодных, когтистых, равнодушно-безжалостных…

казалось, они были повсюду – эти острые, больно впивающиеся в тело жала. Миллионы…

миллиарды… спереди, сзади, с боков… я словно прыгнула в полынью, в которой кто-то установил усыпанную с внутренней стороны острой металлической крошкой трубу. Со всего размаха окунулась. Оставляя клочья кожи, продралась сквозь ледяное крошево чужих когтей.

Уже на выходе ненадолго замедлилась, потому что ледяные крючья там оказались крупнее, чем где бы то ни было. Но не остановилась, а, увлекаемая хрипящими от натуги охотниками, промчалась дальше. К крохотной, золотистой, заманчиво поблескивающей и смутно знакомой искоркой. После чего вырвалась, наконец, на свободу. Ощутила себя после недавнего холода, как в неистово разогретой печи. Судорожно вздохнула. Закашлялась обожженным горлом.

После чего тихо всхлипнула и тяжело рухнула на колени.

Кожу на лице саднило так, будто по ней кто-то с чувством прошелся наждачной бумагой. В ушах шумело, в глазах все плыло и полыхало буровато-красными разводами. Дышать было тяжело, а в глотку словно насыпали перца. Я с трудом могла шевелиться – скованные мертвым холодом руки просто отказывались сгибаться, пальцы скрючило, а мерзко хрустнувшие колени ощущались, как два заледеневших костяных нароста, которые от малейшего движения просто разлетятся вдребезги.

А потом моего плеча кто-то осторожно коснулся, и у меня непроизвольно вырвался болезненный стон.

Проклятье… все тело – как сплошная рана… ни встать, ни повернуться, ни даже посмотреть, кто там так бережно и нежно слизывает с меня кроваво-красные кристаллики льда…

Стоп! А почему кровавые?!

Я с трудом моргнула и только тогда поняла, что некрасивое красное марево перед глазами мне вовсе не померещилось. Просто оказалось, что моя куртка была рассечена словно острыми когтями и теперь свисала с плеч неопрятными рваными клочьями. Рубаха пострадала меньше, но когда я со стоном разогнулась и сбросила с себя бесполезные ошметки ткани, выяснилось, что она посечена не меньше. И если по куртке Пустота прошлась вдоль, то рубашку ей понравилось крошить точечными уколами. Миллионами крохотных ледяных кристалликов, которые сейчас впивались в мою кожу и, стремительно тая, открывали огромное количество таких же крохотных, мгновенно окрашивающихся кровью ранок.

Которых оказалось особенно много на ничем не защищенных руках и лице, неожиданно привлекшем внимание голодного охотника.

Кажется, мое тело далеко не так неуязвимо для Тени, как дух?

– Брысь, – хрипло велела я, оттолкнув от меня жадно облизнувшую Тварь. После чего с новым стоном уперлась ладонями в песок и, скрипнув зубами, поднялась, оглядываясь вокруг все еще замутненным, неуверенным взглядом.

К счастью, охотники не подвели – мы действительно находились на Арене. Совсем недалеко от не заметившего нас и по-прежнему люто рвущегося с цепи кахгара и окруживших его (когда только успели?!) воинов. Шагов сто до них осталось, не больше. Но никто нас еще не заметил: ни беснующийся на привязи зверь, ни его противники – все были слишком заняты бессмысленной схваткой. Претенденты, остановившись на безопасном расстоянии от удерживаемого цепью зверя, сосредоточенно пытались достать его оружием, а кахгар, окончательно рассвирепев от многочисленных, но пока неопасных ран, яростно выл и метался вдоль невидимой границы, тщетно пробуя дотянуться до противников лапами.

Что за оружие использовали будущие стражи, я не поняла. Но, судя по отметинам на панцире и окрасившей песок темной крови, металл был очень близок по свойствам к адарону.

Магия тут бесполезна – ни одна Старшая Тварь ей не подвластна, за исключением, быть может, ленивых выверн. Да и следов от заклинаний я не увидела. Так что сражение шло относительно честно. Если, конечно, забыть о том, что кахгар был надежно привязан и что при каждом рывке шипы на ошейнике глубоко впивались ему под кожу, ослабляя, дополнительно раня и выматывая едва ли не сильнее, чем болезненные уколы стали.

А трибуны рычали и ревели в это время… увидев кровь, люди возликовали так, что мне стало тошно. Едва придя в себя от близкого знакомства с Тенью, я едва снова не утонула в их эмоциях с головой, но ненадолго отдалившаяся частичка брата очень вовремя очнулась, во второй раз удержав мой рассудок от помутнения, заметно приглушила боль в порезанных кистях, сдержала рвущиеся наружу проклятия и заставила меня взглянуть на творящееся на Арене более или менее спокойно.