Хоб (ЛП) - Белл Дана Мари

— Ты нужен мне, независимо от формы, которую примешь, — она смотрела прямо в его сияющие глаза, пока ее собственные были наполнены… любовью.

Любовь.

Он вспомнил.

Михаэла.

Туман Робина закружился вокруг нее, сливаясь во что-то целое. Вскоре он уже стоял перед ней на коленях, обняв женщину за талию и уткнувшись лицом ей в живот.

Она гладила его по голове, убирая с лица дикую, спутанную рыжую гриву.

— С возвращением, любимый.

Робин Гудфеллоу, рыцарь Оберона и самое опасное существо на земле, кроме одного, рыдал, как сломленный ребенок.

Глава 23

С какой бы скоростью он не раздевал ее, все действия казались медленными. Желание попробовать ее плоть и посмотреть, как она изменилась после ритуала Оберона, поглощало.

Робин просто забрал ее, не сказав ни слова благодарности, так как не мог говорить, затерявшись в собственных чувствах. Если он не хотел сойти с ума, то должен был заполучить свою истинную пара и вновь заявить на нее свои права.

Он никогда не хотел снова ее потерять.

— Робин.

То, как она выдохнула его имя, пока он посасывал ее сосок через свободную рубашку, было музыкой для его ушей. Музыкой, которая была потеряна на какое-то время, из-за чего стала вдвойне драгоценна.

И Робин заставлял ее петь снова, и снова, и снова.

Он понял, что начал светиться, когда Михаэла посмотрела на него темными глазами, в которых отразился свет. Хоб избавил ее от одежды с помощью острых как бритва когтей. Под нарядом не оказалось ни трусиков, ни лифчика.

Сир хорошо знал своего Хоба.

Он втянул в рот кожу обнаженной груди так, что на плоти осталась отметина. Робину требовалось видимое доказательство того, что Михаэла была жива. Она запустила руки в его волосы, поощряя к поцелуям и ласкам. Хоб продолжал оставлять засосы и любовные укусы, которые медленно исчезали, только чтобы появиться снова, пока он занимался с ней любовью.

Никогда больше он не отпустит ее. Никогда больше не подвергнет ее опасности.

Наконец Робин добрался до ее бедер и уткнулся носом в темные кудри, широко раздвигая ноги Михаэлы.

— Робин.

Ее тихая просьба будет удовлетворена. Робин втянул клитор в рот, лаская языком горошину до тех пор, пока Михаэла не начала страстно извиваться. Она обхватила его голову рукам, удерживая на месте и гоняясь за экстазом, который был вне досягаемости.

Девушка задрожала и издала низкий стон, рассыпаясь под натиском оргазма.

Но этого было недостаточно. Робину нужно было больше, нужно было доставить ей огромное количество удовольствия.

Он встал с кровати и потянул девушку к краю, стряхивая с ее тела остатки изодранной одежды. Когда Робин на мгновение задержал на ней взгляд, то замер, любуясь развратной позе, которую приняла Михаэла.

Ее волосы, когда-то пышные, очень человеческого каштанового цвета, превратились в чистое серебро. Загорелая кожа стала бледной и блестящей. Глаза, томные от удовольствия, были цвета расплавленного золота.

Михаэла стала даже красивее, чем он мог представить.

Он наклонился и взял в рот золотистый сосок. Ее вкус и текстура не изменились, но… стали ярче, выдавая истинную фейри.

Его настойчивость несколько ослабла осознанием того, что его жена действительно стала бессмертной. Теперь ему нужно было постараться, чтобы подвести ее к краю блаженства. Михаэла была истинным ребенком фейри, а сила Оберона лишь подтолкнула ее скрытую кровь вырваться на поверхность.

Она была Туата Де Данаан.

Робин наклонился к киске, целуя и занимаясь с ней любовью. Он не торопился, медленно облизывая и поглаживая, разжигая огонь и наслаждаясь ее нетерпеливостью. Хоб наблюдал, как Михаэла пощипывала свои соски, разжигая собственную потребность. Он погладил ее кожу, запоминая гладкость под своими ладонями, которая реагировала на каждое касание.

Когда на девушку вновь накатил оргазм, Робин нерешительно замер, засмотревшись на ее изысканное в своем великолепии лицо, которое было подчеркнуто сияющей серебристой копной волос.

Она засмеялась, когда все закончилось, и пробормотала хриплым от пережитого удовольствия голосом:

— Давай повторим.

И Робин подчинился, купаясь в радости и наслаждаясь ее прикосновениями. Когда Михаэла протянула к нему руки, призывая к действию, он моментально силой мысли избавился от одежды и беспрепятственно скользнул в лоно.

Гладкая, горячая, влажная и настолько чудесно узкая. Робин почувствовал, что, наконец, оказался дома.

Он вошел в Михаэлу по самые яйца и застонал. То, что нужно. Робин так хотел быть внутри нее, быть частью ее. Он схватил девушку за бедра, обездвижив, и стал вколачиваться внутрь.

— Робин.

Он не осознавал, что закрыл глаза, пока не открыл их, услышав ее тихий крик. Ее пятки упирались в край матраса, а бедра были широко раздвинуты. Михаэла вцепилась в кровать, из-за чего костяшки пальцев побелели от силы хватки. Его волосы были подобны живому пламени на фоне бледности плоти девушки, касаясь ее коленей.

Сдавленный, всхлипывающий крик Михаэлы был еще одной нотой в песне, которую она пела только для него.

Ее бедра и тело дрожали, пытаясь удержать позу. Но атласные простыни Робина были слишком скользкими. В итоге Михаэла соскользнула, из-за чего их тела отстранились.

— Подожди, — Робин осторожно подтянул к себе ее ногу, поцеловал лодыжку и положил ту к себе на плечо. Затем он повторил действие с другой ногой и вновь вцепился в ее бедра. Он выгнул бровь.

— Вот так. Давай попробуем еще раз.

Она усмехнулась, словно солнце освещая его своей радостью.

— Подожди.

Робин остановился как раз в тот момент, когда собирался возобновить движения.

Она отстранилась, соскальзывая с члена. На этот раз настала очередь Робина протестовать.

Михаэла рассмеялась и поманила его пальцем.

— Иди сюда, здоровяк.

Робин пополз к ней по кровати. В кои-то веки он не заботился о внешности, стремясь лишь к тому, чтобы вновь оказаться внутри своей пары. Вскоре он навис над ней, украдкой целуя.

Она протянула руку и погладила его по щеке.

— Привет.

Робин вздрогнул от ее прикосновения. Жажда обладать ею и чистое, неподдельное облегчение от того, что она выжила, накрыли Хоба волной.

— Привет.

— Займись со мной любовью.

— Как пожелаешь.

Она обхватила его талию ногами. И Робин толкнулся внутрь. Казалось, он не мог оторваться от ее соблазнительного рта, требуя поцелуя за поцелуем. На этот раз, в отличие от первого неистового совокупления, когда его сила чуть не разрушила их обоих, секс напоминал мягкий бальзам, накрывший их сияющим одеялом.

Глаза Михаэлы мерцали и искрились золотистым светом. Он чувствовал, как этот нежный, теплый свет касался его души, ожидая и прося войти.

Основание его позвоночника стало покалывать, а член затвердел еще сильнее. Робин был близок, так близок от нежных любовных ласк, подобных которым никогда раньше не испытывал.

Михаэла облизнула губы, ее дыхание участилось.

— Сейчас?

Он украл последний поцелуй, прежде чем посмотреть в ее глаза.

— Сейчас.

Глаза Михаэлы расширились, а спина выгнулась над кроватью. Ее ноги сжали Робина, словно тиски, а мышцы киски стиснули член.

И ее глаза, эти сияющие золотые глаза, стали центром его мира.

Робин кончил с сокрушенным криком, вкладывая в свою истинную связь все, чем он был, принимая все, что она предлагала. Теперь она востребовала его, как могла только Туата Де.

Они стали одним целым.

***

Михаэла, дрожа, стояла у причудливого фермерского дома. Старое викторианское здание с белыми пряничными акцентами и широким парадным крыльцом. Дом был выкрашен в успокаивающе бледно-голубой цвет, в его отделка выделялась белизной. Огромное круглое крыльцо с настоящими качелями придавало строению домашний уют. Пейзаж вокруг был наполнен цветущими цветами.

Сетчатая дверь со скрипом открылась, выпуская на улицу ходячую рекламу джинсов. Темноволосый мужчина неторопливо ступил на крыльцо и прислонился к столбу, одарив Робина плутоватой улыбкой.