Опция номер (СИ) - "FlatWhite"

Щипцами он прижимает два куска мяса к раскалённой поверхности и с предвкушением ждёт, когда они схватятся тёмно-коричневой корочкой. Они срезаны с толстого края — достаточно нежной спинной части быка, — и Кёя представляет запечатанный огнём сок и сочные волокна, в которые скоро вгрызётся зубами.

Один кусок барышне, один ему. Прекрасный поздний ужин.

Когда кулинарные подвиги совершены и бифштексы успевают немного постоять и подышать, Кёя посылает гонца:

— Зови её.

Хибёрд недоуменно наклоняет голову набок.

— Просто вымани. Если она будет с голодухи на тебя бросаться — выручу.

Она вряд ли станет на него прыгать. Запах говядины из кухни обещает куда больше удовольствия и радости, чем мелкий костлявый Хибёрд, после которого ещё перья выплёвывать и от Хибари отгребать. Поэтому Кёя спокоен.

Чирикнув, пернатый смиренно вылетает из кухни.

Хибёрда нет около десяти минут, и Кёя уже собирается идти его вызволять, когда тот всё-таки возвращается. Закрывает глазки и плюхается на бок.

— Спят что ли?

— Уже нет. — Гокудера вползает в кухню со следами подушки на щеке. — Ты решил сделать гимн Намимори и моим будильником тоже?

— Песню выбирает Хибёрд, а не я. — Он вытирает салфеткой остатки жира со сковородки и отправляет её в посудомойку.

— Всё равно пора было вставать. — Гокудера садится за стол и проводит рукой по слипшимся после сна ресницам. — Я соберусь и пойду уже. Кажется, мучения закончены, так что праздничный ужин очень кстати.

За рёбрами ёкает.

— Он не праздничный, — уточняет Кёя. — Просто пятница.

Значит, конец не только рабочей недели. Сердце бьётся на три четверти, но дышится и правда легче, чем днём: или течка доигрывает последние аккорды, или Кёя уже принюхался — но вроде бы и правда ей пора закругляться. Гостя не хочется отпускать, поэтому Кёя думает, что Гокудера слишком спешит уходить. Будь он уже полностью в порядке, внутри Кёи ничего бы не противилось и не переворачивалось, будто вместе с собой Гокудера что-то уносит. Подло крадёт.

— Что планируешь делать?

— Сегодня ничего, вернусь на базу. Там ещё еда осталась. — Бифштекс с аппетитной зажаристой корочкой манит с одной из тарелок, и у Гокудеры от его вида начинает сосать под ложечкой. — А завтра зайду к Десятому. Он… не звонил? Ты что-то знаешь?

— В школе заходил в приёмную и спрашивал, не сильно ли ты бушуешь и не повредил ли вчера взрывом забор. Обещал компенсировать убытки.

Шашка ничего не повредила, кроме его одежды и причёски Кусакабе, а компенсацию Кёя взял у Дэкима наперёд. Но с Савады всё равно потом сдерёт что-нибудь полезное, тут и повод не нужен. Тсуна редко отказывается делиться имуществом Вонголы и щедро «одалживает» всё: от машин и оружия до дорогостоящей техники вроде систем слежения.

Жаль, что кольцо облака — не только оружие и золотая беспроцентная карточка. За обладание им он платит сполна.

— Ты же не стал с него брать деньги? — настороженно спрашивает Гокудера.

— Нет.

Его лицо светлеет, и в возникшей тишине разносится довольно громкое урчание живота.

— Бери уже. Вилки в том ящике. — Кёя указывает пальцем на один из них.

Дважды предлагать не надо, и Гокудера звенит вилками и ножами.

— Так у тебя тут не только палочки?

Он возвращается на место и придвигает тарелку, хирургически быстро и точно разрезает кусок вдоль волокон, разделывая сразу весь. От нажатия вилкой розовая и нежная мякоть выделяет прозрачный сок.

— Хаято.

— Что? — Он кладёт в рот первый кусок и тут же накалывает второй.

— Допустим, каток будет первым.

Хаято начинает жевать медленнее, и на лбу проступает морщинка:

— Ты о чём?

— О том, что, если поешь быстро, мы успеем. Он работает до одиннадцати.

— Прямо сейчас? Мне нужно ещё убрать в комнате, сложить вещи и занести их на базу.

— Завтра их заберёшь.

Хаято задумывается. У него все мышцы одеревенели после длительного бездействия, ленивые перебежки до ванной и ползки по комнате не в счёт. Он хочет размять тело, но не уверен, что не упадёт бревном при первом же шаге на лёд.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты идёшь со мной? — переспрашивает Хаято. Лететь носом вниз при Хибари — после течки-то — уже не стыдно, но малоприятно. Гордости нужно время на восстановление, а не новый поток шпилек в незажившие раны.

Кёя коротко кивает. А Хаято и не подумал бы, что ему такое интересно.

— Хорошо, — нерешительно соглашается он. — Но мне надо опять в душ.

— Горячий, — настаивает Кёя.

— Да, горячий. — Хаято закидывает в рот последний кусок. — Спас..м-м-м..б.

Тарелка отправляется в посудомойку вдобавок к уже лежащей там сковородке, и Хаято идёт собираться, пока идея не успела показаться бредовой и он не передумал. Фантазия об айсбергах здорово выручила его ночью, поэтому почему бы и нет?

***

Время с девяти до одиннадцати зарезервировано для тренировок маленькой омежьей сборной, и это… Полный провал, думает Хаято. Чистое везение, считает Кёя. На катке всего три человека — только в такое время и стоит приходить. Служащий говорит, расписание по будням и выходным отличается, и молодые люди могут с ним ознакомиться, чтобы в следующий раз не тратить время на дорогу. Конечно, Кёя с ним внимательно ознакомляется, но с логической связкой в высказывании в корне не согласен. А раз не согласен, работнику тоже приходится пересмотреть свою точку зрения.

Хаято шнуруется и поглядывает на него исподлобья:

— Ты не будешь кататься?

— Нет.

Кёя стоит в обычной обуви и осматривает арену, будто так, случайно зашёл.

— Тогда какой в этом смысл? — Он встаёт со скамьи, придерживаясь за неё одной рукой. Ноги привыкают к конькам. — Будешь сидеть как старпёр на лавочке?

— И громко комментировать, когда ты будешь лажать и падать.

Кёя немного кривит душой. На одном из сборищ Хару так хвалила успехи Хаято и И-Пин, что девочка от смущения активировала Пинзу-бомбу. И если у Хару была причина подбадривать ребёнка, то льстить Хаято она не станет.

— Кажется, лажать больше всего будешь ты, поэтому и отсиживаешься.

Кёя молча уходит и возвращается со второй парой коньков, а Хаято внутренне ликует — его так легко задеть.

Кёя становится на лёд. Он хорошо катался, но чаще ходил на мелкое озеро недалеко от дома. Там других людей не было. Вот именно — не было. Что они делают, если приходят на каток вдвоём и если оба хорошо катаются? Им с Хаято не надо держаться за руки, чтобы не упасть, не надо чему-то учить друг друга. Наоборот, хочется отъехать подальше — находясь слишком близко, один рискует коньком задеть другого, пока выполняет прыжок или разворот.

Кёя никогда не поймёт синхронное и парное катание. Только поодиночке можно по-настоящему разогнаться и двигаться свободно, не копируя движения партнёра, не подстраиваясь под его шаг и ритм.

Хаято, как и Кёя, невдалеке скользит сам по себе, но выглядит напряжённым и скованным. Движется рвано и пару раз растирает правую ногу от колена к стопе.

— Залежался? — Кёя замедляется рядом с ним, и они начинают ехать бок о бок.

— Есть такое.

Кёя лишь усмехается на это:

— А всё потому, что ты всю неделю никому не давал себя разминать.

Хаято вспыхивает как спичка.

— Я сам сейчас замечательно разомнусь.

Замечание ужалило Хаято в зад, и он добавляет неловкие прыжки и перестаёт сбавлять скорость на поворотах. В тишине скрип лезвий о лёд почти причиняет боль: Хаято недостаёт плавности. Иногда он разгоняется слишком сильно, пару раз врезается в борт и один раз падает на ровном месте.

— Не выпендривайся и просто едь, пока не разогреешься и не привыкнешь, — советует Кёя. — Ты же тело не чувствуешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Заткнись, я и без тебя это знаю.

Хаято увеличивает дистанцию, но к совету прислушивается и гасит своё нетерпение: просто наворачивает круги. Реже перебирает ногами и постепенно начинает догадываться, когда импульс достаточно силён и по инерции можно плыть дальше, не дёргаясь. Через полчаса таких примитивных катаний его движения приобретают лёгкость и непосредственность.