Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ослабленная в боях под Батайском, Красная армия к концу января перешла в наступление на реке Маныч. Но и здесь продолжалась несогласованность в действиях, также отсутствовала необходимая подготовка к наступлению. И опять – большие потери.
Буденному доложили, что погиб и комиссар 11-й дивизии К.И. Озолин.
– Очень и очень жаль, что мы потеряли такого чудесного комиссара. Не берегут себя наши комиссары и командиры, – тяжело вздохнул Буденный.
– Надо, Семен Михайлович, что-либо предпринять на этот счет, – сказал К.Е. Ворошилов.
Буденный только досадливо махнул рукой:
– Уж кому бы говорить, Климент Ефремович!.. А вы-то сами себя бережете? Вспомните, как под Батайском в самое пекло к белым заскочили. Или в другом бою, когда чуть под лед с конем не ушли…
Но к нашей великой радости, слух о гибели Озолина оказался неверным. Через несколько дней после манычских боев Константин Иванович появился в Ростове.
Запомнился мне его рассказ о «воскресении из мертвых». Вот что он рассказал тогда:
– Обстановка была тяжелая. Несколько раз наша дивизия отбивала атаки белой конницы. Я поскакал на правый фланг, который отходил, чтобы организовать там контратаку. Спустились мы с ординарцем в ложбину, оттуда наступает офицерская сотня. Белогвардейцы заметили меня. Коня подо мной подстрелили. Вижу – выхода нет. Конь рухнул на землю, ускакать нельзя. Я с маузером и с наганом кидаюсь на них. Стреляю. Остались две пули. Хотел себя пристрелить. Осечка. Второй раз стреляю в рот – опять осечка. Тогда я бросаю револьвер и берусь за клинок. Один из казаков нанес мне удар пикой и пробил шлем. Я ему саблей руку отсек. В этот момент другой казак хватил меня шашкой, я упал без сознания. Это было примерно в час дня, а очнулся я в сумерки. Лежу на снегу голый – беляки раздели… Голова трещит. Рукой до головы дотронулся – на пальцах кровь… Снял я с убитого бойца плащ брезентовый, шлем – и подымаюсь на бугор. Смотрю, всадник…
– А-а, – кричит он, – сволочь, буденновец, коммунист! – спешился и раз в меня из карабина! Мимо. Я бросился на него, карабин выхватил, стукнул по голове прикладом. Тут надо было мне переодеться и взять его документы, но я плохо соображал. Сел на лошадь и как был – в шлеме и в плаще – въехал в село.
В селе стояла кубанская бригада. Вхожу в первую хату, сидит старик. Я прошу его перевязать мне голову. Он говорит, что нечем перевязывать. Единственное, что есть – мешок из-под картофеля. Разорвал мешок, обмотал себе мешковиной голову, вышел из хаты и упал в сенях. Старик пожалел меня:
– Куда ты такой пойдешь, ложись под лавку.
Лег, а часов в одиннадцать пришла в хату застава кубанских казаков.
– Кто тут лежит? – спрашивают и вытаскивают меня 2 из-под лавки.
Говорю им, что я мобилизованный, обозник. Один из казаков пожаловался другому:
– Комиссары не попадаются. Все мелкота одна… Пустим его в расход, чего он тут будет воздух портить.
– Взять с него нечего, – отозвался другой. – Дадим уж по-христиански умереть.
Повязку с головы все же сорвали. Лежу, истекаю кровью. Сварили казаки баранину, сели за стол, едят и ведут между собой разговор о том, что Деникин расстреливает кубанцев, раду разогнал, и вообще неизвестно, ради чего они воюют и кто прав, кто виноват. Чувствую, настроение у них небоевое. Попросил поесть. Дали. Похлебал я горячего и прямо ожил.
На рассвете казаки ушли, а старик меня отвез в школу. Там лежали тифознобольные и раненые. Смрад невыносимый. Валяемся на полу. Охраны никакой. Смотрю, рядом со мной лежит мертвый мамонтовец. Пошарил у него в кармане, нашел документы. Снял с него одежду, хотел надеть, но противно, вши так и ползают. Утром местные крестьяне принесли ведро костей и несколько кусочков хлеба. Среди крестьян был и старик, у которого я ночевал. Накормили нас, и мне вдруг стало так плохо, что только на восьмой день я пришел в сознание. Все это время за мной ухаживал тот же старик. Оказывается, его сын служит в Красной армии, и даже в одной из наших дивизий.
Достал я с помощью старика лошадь, узнал пароль, пересилив отвращение, надел папаху и одежду умершего мамонтовца и ночью покинул село. На рассвете добрался до станции, а там красные. Поначалу, приняв меня за мамонтовца, чуть не отправили на тот свет. Лишь после вмешательства комиссара, с которым вместе служили в Смоленске, мне оказали помощь, на льдине переправили через Дон. И вот на волах я приехал в Ростов.
Белые, отступив за Дон и Маныч, делали все возможное, чтобы пополнить ряды своих армий. Им надо было во что бы то ни стало удержать Северный Кавказ до лета 1920 года, то есть до того времени, когда панская Польша начнет свое наступление на Украину. Для выполнения этой задачи спешно проводилась мобилизация. В белую армию шел сброд, сбежавший на Северный Кавказ, и обманутое население из донского и кубанского казачества.
Таким образом генералу Деникину удалось пополнить ряды своих войск и создать мощную конную группу под командованием генерала Павлова.
Павловцы занимали Егорлыкскую, посад Иловайский, пополнили свои сотни казаками-добровольцами. К 24 февраля у Павлова уже насчитывалось 15 900 сабель, 3 бронепоезда и около 4000 штыков (белая пехота была переброшена из района Батайска). Таким образом, врагу удалось собрать и привести в боевое состояние солидные силы. Правда, к тому времени, после поражения в Донбассе и под Ростовом, вера в победу среди белогвардейских солдат была сильно подорвана. В предгорьях Кавказа многие из них предпочитали дезертировать в так называемые «зеленые отряды».
Ликвидация деникинщины не терпела никакого отлагательства. Партия, В.И. Ленин укрепили руководство Северо-Кавказским фронтом. Командующим был назначен Тухачевский, членом Реввоенсовета – Серго Орджоникидзе. Новое руководство приняло решение безотлагательно начать наступление. Красная конница во взаимодействии с общевойсковыми армиями должна была ударом во фланг и тыл противнику нанести ему решающее поражение.
Выполняя эту задачу, дивизии Первой Конной разгромили белогвардейцев в районе станции Торговая, Белая Глина, Егорлыкская и предрешили крах всей южной группировки контрреволюционных сил. Пленные офицеры, захваченные в бою под Средне-Егорлыкской, показали,
