Черное колесо - Ханнес Бок

Конечно, я посмеялась над этой историей. Чед тоже. Старуха рассердилась, что мы усомнились в правдивости её деда, и выгнала нас. Но мы с Чедом осторожно и постепенно стали проверять истории всех семейств, которые десятилетиями не слышали друг о друге. Не во всех помнили спятившего капитана. Но кое-где нам рассказали то же самое.

Я тогда испугалась. Если это безумие, то оно может передаваться по наследству. И тогда игра моего отца – вовсе не игра, а первый признак душевной болезни. Множество мелочей, которые я считала просто идиосинкразией, теперь становились показателями растущего психического расстройства.

Я пришла в ужас – и не только из-за отца, а и из-за себя самой, так как я находилась в его тени. Я не могла надеяться на любовь, на брак – на детей! Но он не должен узнать! Если он узнает то, что узнала я, шок может ускорить развитие болезни. Я пыталась отговорить его от поиска потомков первоначального экипажа. Не зная причины, он, естественно, отказался. Он слишком глубоко погрузился в привычки старого капитана, чтобы отказаться от них. Мечта стала его жизнью, и если бы я отняла её у него, я стала бы убийцей.

Я возразил:

– Большинство форм психических отклонений не передаются по наследству.

Она мрачно ответила:

– В нашем случае могут и передаваться. Все наше имущество вложено в инвестиции. Удивительные инвестиции, иногда они кажутся безумными, но на самом деле они сделаны очень проницательно. И можете быть уверены, что отец их делал в роли старого капитана. Ему нравится быть хозяином, сознавать, что одно движение его пальца способно создать состояние, что от него может зависеть даже жизнь других людей. Он играл не только своей жизнью, но и жизнью тех, с кем вступал в контакт. Ну, а власть – это обязанность, а не игрушка. Мы, Бенсоны, кажется, никогда этого не понимали.

Она торопливо добавила:

– Поймите, ничего бесчестного в деяниях моего отца не было. Но некоторые его поступки были… странными.

Есть много недовольных, которые с радостью встретили бы сообщение о том, что мой отец безумен. Они подхватили бы этот слух, укрепили его, смогли бы порвать контракты с моим отцом и его агентами, к вящей своей выгоде. Поодиночке они беспомощны – вместе они непобедимы. А что касается меня, то я была бы уничтожена. Вы знаете, что могут сделать слухи. Никто не стал бы разговаривать со мной, даже если я предъявила бы миллион справок о своём здоровье.

Чед выказал свою подлинную сущность. Он поклялся, что любит меня настолько, что готов смириться с этим пятном. Он обещал никому об этом не говорить, не только посторонним, но и самому Большому Джиму – если я выйду за него замуж.

Если я откажу – что ж, он молод и честолюбив, и жизнь без моей любви мало что значит для него. Так он сказал. Но не настолько мало, чтобы он упустил такую блестящую возможность из-за каких-то угрызений совести. Что же мне оставалось, кроме как согласиться выйти за него замуж – и как можно дольше оттягивать брак, надеясь на чудо!

Я горячо воскликнул:

– Вы могли бы повидаться с Кертсоном!

– Я боялась, что если Кертсон попытается определить психическое состояние моего отца, тот заподозрит причину. И если он безумен, все может сорваться безвозвратно. А если нет – что ж, мы ведь не знаем, насколько близка его одержимость старым капитаном к безумию. Старый капитан стал слишком важной его частью, чтобы он легко от него отказался. Отказ от части самого себя, даже если бы он сумел это сделать, сделал бы его старым, разбитым и опустошённым, у него не оставалось бы цели, для чего жить. Я люблю своего отца, Росс! Я не могла рисковать этим!

А в таком состоянии, как сейчас, он благополучно может дожить до старости. Неужели нужно этим рисковать? Так что я не стала встречаться с Кертсоном.

Майк не знает, что я узнала. Не знают леди Фитц и русский. И Светловы. Кое-кто из экипажа слышал семейные рассказы, да и Чед с этими людьми подружился. Он утверждает, что это для того, чтобы держать их под контролем. Но я сомневаюсь! Чед своего не упустит. Я узнала, что он занимал деньги и вкладывал в фирмы, которые рады были бы свалить Бенсона. В любом случае Чед остаётся в выигрыше. А то, что я откладываю дату бракосочетания, испытывает его терпение. Так не может продолжаться вечно.

Если я откажусь от своего обещания выйти за него замуж, он может объявить, что Большой Джим безумен, приведёт свидетельства этого. Он может получить их у экипажа, особенно если подтолкнёт Большого Джима к каким-то неосторожным – предпочтительно преступным – действиям. А вы ведь знаете характер отца! Поэтому я должна поддерживать у Чеда уверенность, что выполню своё обещание. А теперь добавилось ещё кое-что…

Она укоризненно взглянула на меня, отвернулась.

– Теперь мне будет гораздо труднее. Да и раньше было нелегко. Поэтому мне хочется поверить в теорию отца, что духи могут вселяться в нас и нас использовать… Она бы все решила.

И серьёзно:

– И ещё одна трудность. Чтобы поверить в нормальность отца и собственную, я должна поверить в самое невероятное. О, Росс, я почти схожу с ума!

Поэтому я и пришла к вам в тот вечер, когда отец принёс колесо со старого корабля. Я хотела кое-что выяснить у вас. Вы подбодрили меня, сказав, что его поведение не обязательно вызвано безумием. Но вы меня и обеспокоили, потому что отбросили всякое упоминание о колоколе и дудке и о странном поведении Майка. Вы намекнули, что я уравновешена и практична. Я не больше вас хочу верить в духов – а только это ведь все объяснило бы. Но разве есть у меня доказательства существования духов? Разве я встречалась хоть с одним из них?

Она помолчала. Потом как будто чему-то удивилась, что-то поняла.

– Вероятно, я всю жизнь прожила слишком близко к реке, чтобы увидеть воду! Возможно, я жила… с призраком! Может быть, тот, кого я считала отцом, – это маска, а под ней старый капитан!

Я резко прервал её:

– Мисс Бенсон! Пожалуйста!

– А что такое, в сущности, призраки? – вызывающе спросил она. – Леди Фитц упоминала, что это души мёртвых, вернувшиеся чтобы завершить недоконченную работу. Но ведь вы не верите в души? Хотя всех нас с самого детства учат в них верить. Вместо того чтобы запугивать бедных малышей, почему бы религии и науке не пойти вместе?

Я сказал:

– Я не верю в призраков в том смысле, что они представляю личности, тела которых погибли. Но я верю в силу ассоциаций, которые иначе называются воспоминаниями.

– Но вы ведь никогда не видели мысль. Распилите человеку череп, и я гарантирую, что вы не найдёте там ни одной мысли. И душу не найдёте. Но в одно вы верите, а в другое нет. Почему?

– Потому что я видел мысли: тело проявляет их в действиях.