Когда мы вернемся: Второе поколение - Маргарет Уэйс

Мимо со скрежетом проползли деревянные сундуки. Голубое небо и облака исчезли, и их сменила зеленая вода.

Снова закрыв глаза, Палин перекатился на другой бок, чтобы облегчить боль в ноющих мышцах, и прижал раскалывающуюся голову к прохладному сырому дереву грубой кровати.

Или, может, ему следовало сказать «койки». «Кажется, так она называется поморскому? – горько подумал он. – Так называют кровать на корабле. А как назовут нас? Галерные рабы? Прикованные цепями к веслам... надсмотрщик с плеткой, сдирающий кожу с наших спин...»

Судно качнулось в другую сторону, сундуки полетели в противоположном направлении, небо и облака снова прыгнули в иллюминатор, и Палин понял, что его сейчас снова вырвет.

– Палин... Палин, ты в порядке?

В голосе, который вернул Палина в сознание, слышалась тревога.

Превозмогая боль, Палин снова открыл глаза. Должно быть, он уснул. Хотя какой может быть сон с таким шумом в голове и с ноющим желудком.

– Палин! – Голос сделался еще более тревожным.

– Да, – буркнул Палин. Говорить было трудно: на языке такой вкус, будто во рту ночевали крысы. Желудок от этой мысли скрутило так, что он поспешно ее отбросил. – Да, – повторил он, – со мной все... в порядке...

– Слава Паладайну! – простонал кто-то, в ком Палин узнал по голосу Танина. – Клянусь богами, ты лежал такой бледный, что я думал, что ты умер!

– Жаль, что не умер, – сказал Палин с чувством.

– Понимаем, что ты имеешь в виду, – сказал Стурм, очень унылый и несчастный Стурм, если судить по голосу.

Палин перекатился так, чтобы видеть своих братьев. «Если и у меня такой вид, – подумал он, – неудивительно, что Танин решил, будто я умер». Оба молодых человека были бледны, несмотря на загар, бледность их имела зеленоватый оттенок, и внизу, на палубе, имелось красноречивое свидетельство того, что обоих сильно тошнило. Их рыжие кудри свалялись и спутались, одежда промокла. Оба лежали на спине, руки и ноги связаны грубыми кожаными ремнями. У Танина на лбу красовался огромный синяк, и вдобавок запястья его были порезаны и все в крови. Он явно пытался освободиться, но безуспешно.

– Это все я виноват, – уныло сказал Танин и застонал, когда вновь подкатила волна тошноты. – Какой я дурак, что не увидел, к чему идет дело!

– Не приписывай все себе, старший брат, – сказал Стурм. – Я делал то же, что и ты. Следовало послушать Палина...

– Нет, не следовало, – пробубнил Палин, закрывая глаза, не в состоянии больше видеть того, как в иллюминаторе небо и море постоянно сменяют друг друга. – Я вел себя как самодовольный и глупый ханжа, на что вы оба пытались мне указать. – Он помолчал немного, пытаясь определить, вырвет его сейчас или нет. Наконец решив, что не вырвет, он добавил:

– В любом случае, вляпались мы все. Кто-нибудь из вас знает, где мы и что происходит?

– Мы в трюме корабля, – сказал Танин. – И, если судить по звукам, там у них прикован огромный зверь.

– Дракон? – тихо спросил Палин.

– Возможно, – ответил Танин. – Я помню, как Танис описывал черного дракона, который напал на них в Кзак Цароте. Он слышал тогда бульканье и шипение, как у кипящего чайника...

– Но для чего на корабле нужен прикованный дракон? – неуверенно возразил Стурм.

– Есть много причин, – проговорил Палин, – и почти все из них мерзкие.

– Вероятно, держат рабов, таких, как мы, в повиновении. Палин, – произнес Танин тихо, – ты можешь что-нибудь сделать? Я про твое колдовство.

– Нет, – горько ответил Палин. – Колдовских зелий у меня нет, да если бы и были, мне ничего с ними не сделать, так как руки у меня связаны.

Мой жезл... Мой ЖЕЗЛ! – вдруг вспомнил он с ужасом. Палин судорожно приподнялся, сел, огляделся по сторонам и облегченно вздохнул. Жезл Магиуса стоял в углу, прислоненный к переборке. Он почему-то не двигался, когда судно кренилось, но по-прежнему стоял прямо, будто не подчинялся законам природы. – Жезл мог бы помочь, но я только умею, – признался он со стыдом, – заставлять его светиться. Кроме того, – добавил он, устало ложась снова, – у меня так болит голова, что я едва могу вспомнить свое имя, не говоря уже о каком-нибудь магическом заклинании.

Молодые люди мрачно умолкли. Танин снова поборолся с кожаными ремнями, затем сдался. Кожу предварительно размочили, и когда она высохла, то так сжалась, что вырваться стало невозможно.

– Похоже, мы в плену в этой вонючей дыре...

– В плену? – загремел сверху голос. – Вы проиграли. Но вы не в плену.

Наверху открылся люк, и показалась невысокая плотная фигура в ярко-красном бархате с черными кудрявыми волосами и бородой.

– Вы мои гости! – прокричал Дуган Алый Молот, глядя на молодых людей сквозь люк. – И счастливейшие из людей, поскольку я избрал вас сопровождать меня в великом походе! В походе, который прославит вас на весь мир! В походе, по сравнению с которым все те мелкие приключения, случившиеся с вашими родителями, покажутся мародерской вылазкой кендеров!

– Дуган так сильно нагнулся и просунул голову в люк, что лицо сделалось красным от натуги и он чуть не свалился в трюм.

– Мы не собираемся с тобой ни в какой поход! – сказал Танин и выругался. И на этот раз и Палин и Стурм были полностью с ним согласны.

Дуган сильно сощурился и оскалил зубы:

– Спорим? Все-таки, друзья, это дело чести. Сбросив вниз веревочный трап, Дуган – несколько неловко – спустился в трюм; карабкаться ему мешало то, что он не видел своих ног из-за огромного живота. Добравшись до палубы, он немного отдохнул после трудов, вынул из рукава камзола кружевной носовой платок и промокнул вспотевшее лицо.

– Говорю вам, друзья, – сказал он серьезно. – Я и сам чувствую себя немного плоховато. Клянусь Реорксом, ну вы и пьете! Почти как вы и говорили. – Едва не упав от того, что палуба под ним накренилась, гном указал на Стурма. – Особенно ты! Клянусь бородой, – он погладил ее, – ты у меня двоился, и я уже ползал на четвереньках, когда глаза у тебя закатились и ты грохнулся на пол. Да так, что трактир чуть не развалился.

Мне пришлось уплатить за ущерб.

– Ты, кажется, хотел нас развязать, – прорычал Танин.

– Ах да, действительно, – пробормотал Дуган, вынув из-за пояса нож.

Обойдя сундуки, он принялся усердно резать кожаные ремни, которые связывали руки Танина.

– Если мы не в плену, – спросил Палин, – почему же мы связаны по рукам и ногам?

– Как же, друзья, – сказал гном, обиженно поглядев на Палина, – это делалось для вашей же безопасности. Я думал только о вашем благе! Вы проявили такое рвение, когда увидели, как мы несем вас на борт этого прекрасного судна, что нам пришлось сдерживать ваш энтузиазм...

– Энтузиазм! – фыркнул Танин. – Мы же отключились!