Предания русского народа - И. Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(М. Макаров)
Братовщинский дворец
В запустелом Братовщинском дворце, и потом уже в его развалинах, неоднократно видели, в полуночное время, какое-то яркое освещение; иногда по аллеям придворного сада протягивались хороводы, но тихие, без песен, без шуму; все игравшие проходили с потупленными очами, и вдруг во дворце открывались и закрывались сами собою ставни; они хлопали громко, рамы некоторые распадались, шумно сыпались из них стекла, и все это исчезало.
Братовщинский дворец был одним из любимых дворцов императрицы Елисаветы Петровны. На пути к Троице и на возврат оттуда она отдыхала тут, занималась семейным бытом, дарила и жаловала богатыми платьями крестьян и крестьянок, женихов и невест.
Здесь, в придворной церкви, уверяет предание, в присутствии самой императрицы, были обвенчаны две или три сельские свадьбы. Вся прислуга и всё угощение на этих свадьбах были императрицыны. Камергер В. И. Чулков, любимец государыни, и большой мастер на сельские выдумки, бывал главным распорядителем при этих полевых праздниках.
(М. Макаров)
Желчинская черничка
Упомянув слегка о дворце царя Алексея Михайловича, скажем тут же вместе и о жилище матери Петра Великого; для этого я переношу мои воспоминания в Рязанский уезд на луга и поля Вожские в селение Алешню, еще и ныне остающееся в фамилии Нарышкиных. Там рассказывали, как бедная, молодая и прекрасная барышня Наталья проживала у богатого своего родича Нарышкина. Старый помещик села Желчино, где была приходская церковь Алешни, А. П. Гагин, весьма нередко говаривал мне, как в старину, еще при его дедах, боярышне Наталье Кирилловне богатый его родственник и его сосед Нарышкин поручал ключи хозяйские и присмотр за домом; как, бывало, она в черевичках на босую ножку ходила на погребицу, выдавала еще на всходе солнечном припасы домашние; приглядывала за подпольем, где хранились вина и наливки.
Благодетель и родственник Натальи Кирилловны называл ее просто племянинкою Кирилловною; он любил пошутить с нею, то есть, пожаловать ее своим словом ласковым; и, между прочим, в этих же шутках, как опытную хозяйку, посватать ее за некоторых соседних дворян; но Наталья краснела, отшучивалась, и, как бедняжка, навек отказывалась от замужества.
Тот же помещик Гагин сказывал мне, что Наталья Кирилловна с самого детства чуждалась всех игрищ сельских; она замечала в них какое-то неприличие, вела скромную и тихую жизнь девическую, и молодые соседи, дворяне Коробьины, Марковы, Ляпуновы, Остросаблины, Казначеевы никогда ее в свои хороводы не залучали. Зато уж храм Господень всегда составлял главный предмет в жизни будущей русской царицы. Многие молитвы она умела читать наизусть, и потому творила их во всякое время, когда только могла; и от того-то самого подруги ее, боярышни, из зависти, или просто в насмешку прозвали ее Желчинскою черничкою.
В селе Желчине вам покажут и место, где любила стоять и молиться мать Петра Великого. В 1821 году мы сами его видели. Из села Желчино переселимся в Москву, в слободы Никитские, в приход церкви Вознесения Господня, под крылышко Смоленского монастыря, где был придел, а нынче церковь св. Феодора Студийского, покровителя Филарета — родоначальника царствующего дома. Тут жил родитель Натальи, уже болярин, Кирилл Нарышкин. В наше время этот дом занят Арбатскою частью; он вошел в казенное ведомство после 1812 года, а до того он был еще все в роду Нарышкиных.
(М. Макаров)
Софрино, или Софьино
Близ Троицкой дороги, не доезжая села Рахманово, вы видите село Софрино; оно принадлежит графине Ягужинской, а прежде это была собственность царевны Софьи Алексеевны, точно такая же, как и село Софьино, при берегах Москвы-реки, на зимней Рязанской дороге. Тут росли богатые плодородные сады, разведенные самой Софьей. Дом Ягужинских был дворцом ее, в последствии он перестроен.
В Софьине недавно помнили дворец царевны. Он был с чистыми сенями, располагавшимися посередине двух больших связей, из коих каждая разделялась на две светлицы. И в том и в другом селе рощи были сажены по распоряжению самой Софьи, а некоторые деревья и собственною ее рукой.
В селе графини Ягужинской светлеет еще летний пруд царевны, богатый рыбой. Он обсажен деревьями, на которых весьма долго оставались вырезанные литеры, означавшие, каждая, имя Софьи и друзей ее. В литерах этих угадывались имена князя Василия Голицына, Семёна Кропотова, Ждана Кондырева, Алмаза Иванова, Соковнина и других.
Народ толкует, что Софрино прежде называлось Софьиным же; но что, при пожаловании его в поместье, имя Софьино было изменено по каким-то причинам.
(М. Макаров)
Голыгинская гать
Лет за семьдесят до наших дней рассказывали, что под мостом близ деревни Голыгино (на Троицкой дороге) в каждую полночь жаловались и плакались души Хованских, казненных по домогательству (будто бы) царевны Софьи в селе Воздвиженское, и потом затоптанных в гати под Голыгино.
Долго видели, что тени несчастных сына и отца Хованских выходили на Голыгинскую гать, останавливали проезжих и прохожих и требовали свидетельств к суду Божию на князя Василия Голицына, Хитрова, Хлопотова. Говаривали, что один из Хованских, кланяясь прохожему, снимал свою отрубленную голову, как шапку.
Потом тени страдальцев под Голыгинскою гатью заменены были стоном лешего; но теперь нет, кажется, уже и лешего…
(М. Макаров)
Село Воздвиженское
Село Воздвиженское, что в двенадцати верстах от Троицы, стоит на горе: там юные цари Иоанн и Петр с царевной Софьей скрывались некоторое время, опасаясь мнимого злоумышления на свою жизнь Андрея Хованского. Этот князь и Милославский, бывшие тогда начальниками грозных стрельцов, поссорились; стрельцы взяли сторону Хованского, а Милославский, страшась их неистовства, уехал в свою деревню, откуда написал к царям и царевне, что Хованский имеет умысел умертвить их, патриарха и главных бояр. Испуганный двор немедленно уехал в Саввин монастырь, а оттуда в Воздвиженское, из которого от имени царей написали к Хованскому, что они, зная его приверженность к себе, желают посоветоваться с ним об одном важном деле, и вследствие этого требуют его к себе вместе с сыном. Между тем, Софья велела его на дороге взять под стражу и привести в Воздвиженское, где без всякого суда и следствия отрубили ему и сыну его головы.
(С. Любецкий)
Мирской памятник св. Сергию
Все знают, кто только бывал у Троицы Сергия, — а кто там не бывал? — все знают, что, не доходя до св. обители (со стороны московской) на самой большой дороге поставлена каменная часовня, а в этой часовне воздвигнут животворящий крест…
Здесь была радостная, торжественная встреча святому праведному игумену Сергию; говорят, что он тогда возвращался с великою вестью о победах Донского. Троицкая обитель долго не видела своего Угодника и, здесь же, на радости пели с Сергием: Тебя Бога хвалим, Тебя Господа исповедуем!
Как радостен тогда был народ, как кроток и богообразен был святитель Сергий!
Этому же кресту (после того) и Пожарский, и Козьма Минич Сухорукий и все спасители Православной Руси молились во здравие на победы! Тут они святили воду и принимали окропление благодатью от старца-пустынника. Подле самого креста есть и доныне тесная убогая келья собирателя даяний для святыни. В древности, говаривало предание, сюда в леса дремучие, всегда богатые губителями душ — разбойниками и лютыми зверями, издалека прихаживали мужи праведные, они одним святым словом спасали невинность, они одним благословенным мановением руки останавливали ярость зверя неукротимого.
Кто достигал этого креста, кто удостаивался только взглянуть на предвратника в св. обитель к Сергию, того уже не прикасались ни тать злодействующий, ни зверь лютый.
(М. Макаров)
Село Тайнинское
Страшное было это село! — жил царь Грозный, при нем, царе Грозном, оно было страшным. Так еще недавно, говаривал народ московский: — Вот тут видны следы Малюты, — вот тот пруд, где в берегах его были тайные землянки бездонные, — отсюда отправляли на смерть Адашева, святителя Сильвестра…
Вот тут над этим рвом стояла, по словам князя Дмитрия Оболенского-Овчины, содомская палата. Шумно и буйно ликовали в ней вместе с Малютой Скуратовым другие любимцы Иоанновы: Басмановы, кравчий Феодор, Василий Грязный, князь Афанасий Вяземский!
Тут нареклись приговоры Курбскому, Турову, Шереметеву, Бутурлиным, тысячам жертв. — Кроме других мук, многих людей здесь сажали живых в мешки и затаптывали около ручьев и Яузы в трясине болотной. Лет за двадцать до начальных годов настоящего столетия об этом здесь народ говаривал как о запрещенной государственной тайне.
