Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира - Андрэ Нортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отправился по следу и, спускаясь по крутому склону, вошел в лес, состоящий из причудливо искривленных деревьев. Поначалу они были высотой с меня, но по мере спуска становились все выше, и вскоре я оказался в сумрачной чащобе. С искривленных ветвей свисал густой мох, и, хотя листва на деревьях была совсем редкой, солнечный свет в этот лес не проникал. Местами мох ниспадал длинными покачивающимися полосами, словно меж деревьев висели дряхлыми лохмотьями пологи. Те, вслед за кем я шел, на ходу стягивали цепляющийся упругий мох с ветвей, и он ворохами лежал под ногами, издавая пряный аромат.
На земле тоже рос мох, мягко пружинивший под ногами; из него поднимались на тонких стеблях и колыхались при моем приближении бледные мерцающие цветы. Тут и там под деревьями виднелись еще какие-то огни, и чем дальше я забирался в глушь, тем ярче было их фосфорическое свечение. Эти огни имели форму шестиконечной звезды; когда я склонялся над ними, они тускнели, гасли, и на их месте оставалось только что-то вроде серой паутины.
Приближалась ночь, в темноте я не мог различить тропу, но надолго останавливаться в таком месте мне совсем не хотелось. Хотя до сих пор я не заметил в лесу признаков чьего-либо присутствия, я понимал, что здесь меня могут подстерегать любые неожиданности.
И все-таки надо было подыскать место для ночлега — не возвращаться же назад! Чем дальше я спускался по склону, тем гуще становился поросший мхом лес. То и дело я напряженно прислушивался. Ветер колебал свисающий с деревьев мох, он зловеще шуршал, и звуки напоминали невнятный шепот, бессвязную речь, словно за мной следили и крались, переговариваясь, какие-то существа.
Я дошел до огромного, увешанного мхом дерева, и решил, что это подходящее место для привала. Мне необходимо было поесть, утолить жажду и отдохнуть. Ушибленное тело ныло, ноги подкашивались от усталости, и кроме того, двигаясь ощупью в темноте, я мог угодить в какую-нибудь ловушку.
Дерево давало ощущение безопасности — я сел под ним, прислонившись спиной к толстому стволу. В сгустившемся мраке бледные цветы и звезды во мху стали заметнее. Ветер доносил едва уловимое благоухание.
Я немного поел и попил. Походный паек у зеленых был необычайно питательным, и на день мне хватало совсем немного пищи. Однако желудок требовал большего, по привычке хотелось еще жевать и глотать, а после еды оставалась смутная неудовлетворенность, хотя умом я понимал, что уже сыт.
Сидя под деревом, я вскоре почувствовал, как меня одолевает странная необоримая усталость, подобная той, что охватила меня прошлой ночью после восхождения по лестнице. Заснуть в этом лесу было сущим безумием… безумием… Что-то во мне противилось этому, но волны сна уже накатывали на меня, и я погрузился в них.
Вокруг вода, она поднимается все выше и выше, смыкается надо мной! Я потерял Орсию, я тону в реке…
Задыхаясь, я проснулся. Нет, воды не было. Я погрузился в скопления, в волны мха, я был в них до подбородка, а свисающий с дерева мох покрывал лицо. В ужасе я рванулся, пытаясь сбросить с себя жуткое одеяло, но не смог пошевельнуть ни рукой, ни ногой, словно меня связали. Мох, окруживший меня, не давал оторваться от ствола дерева. Неужели я действительно сгину в этом потоке? Я снова резко рванулся и, повернув голову, обнаружил, что мох над лицом раскачивается, не затрудняя дыхание, а путы вокруг тела не давят и не нарушают кровообращения. Я был пленником, но моей жизни пока ничто не угрожало.
Однако это было слабое утешение. Прекратив борьбу, я прижался затылком к стволу. В темноте под деревьями сияли звезды. До сих пор я не присматривался к ним, но теперь вдруг заметил, что они расположены в два ряда, уходящих влево от меня — словно нарочно выстроились, чтобы указать путь! Вот только кому и куда?
Подул ветер, мох, свисающий с деревьев, зашуршал. Кроме этого шороха ничто не нарушало тишину — ни стрекот цикад, ни крик ночного хищника.
Я перевел взгляд на опутавший меня мох — густые пряди тянулись не из земли, а с ветвей. При свете лесных звезд я увидел, что петли мха ослабили захват на ветвях, готовые упасть на меня. Мне сразу припомнились рассказы сулькарских моряков о неизвестных растениях в далеких южных странах, которые питаются человеческой плотью и кровью, захватывая жертву, как хищные звери. Пошевелившись, я заметил, что путы вокруг ушибленной ноги чуть ослабли, и я могу изменить ее положение — словно то, что держало меня, прочитало в моих мыслях жажду облегчения и отозвалось на нее.
Прочитало в моих мыслях? Но это невероятно, дико! Как могло растение прочитать мои мысли? Или это не растение? Нет, конечно деревья с листьями и мох вокруг меня — растительность… А может быть, эта масса, не отпускающая меня, — орудие в чьих-то руках?
— Кто ты? — я осторожно направил эту мысль во мрак. — Кто ты? Что ты собираешься со мной сделать?
Я не надеялся на ответ. И хотя ответа как такового не последовало, я все-таки уловил нечто! Совсем, как в пещере, когда Орсия разговаривала с асптом — словно я на мгновение коснулся какого-то иного мыслительного уровня. Не такого, как у зеленых или у кроганов, а менее «человеческого». Может быть, животное? Нет, что-то подсказывало мне, что это не так. Теперь я полностью сосредоточился не на борьбе со мхом, а на мысленных призывах:
— Кто ты?
И снова это неуловимое касание, настолько мимолетное, что я даже не успел определить, был ли это верхний уровень — вроде того, который использовала Орсия, — или нижний, который никогда не встречался мне раньше.
Свет… стало гораздо светлее… Наступает утро? Нет, от лесных звезд, указывавших путь, шли лучи перламутрового сияния. Они словно что-то обещали.
— Кто ты? — теперь я попробовал нащупать мысленный контакт на нижнем уровне.
На этот раз я не только уловил, но и удержал соприкосновение с другим разумом, хотя оно было недостаточно долгим, чтобы мы успели обменяться мыслями. Однако я ощутил реакцию на мой вопрос — волнение, сменившееся недоумением, а затем — страхом.
Хуже всего был страх — он мог толкнуть кого-то невидимого на безрассудные действия.
— Кто ты? — я снова искал на нижнем уровне, но больше не уловил ничего.
Свет лесных звезд напоминал теперь пламя свечей, но это не были зловещие бледные огни, предвестники беды, — они не вызывали тревоги. Их свечение рассеяло мрак, и казалось, будто в лесу наступил пасмурный день.
По тропинке ко мне приближалась фигура — маленькая и сгорбленная, но при виде ее у меня не возникло ощущения, какое внушали мне суетливые обитатели мрака — фасы. Некто приближался очень медленно, то и дело останавливаясь и наблюдая за мной. Страх…
Фигура остановилась между двух ближайших «свечей», и я смог разглядеть ее. Это было существо с длинными волосами, едва отличимыми от свисающего с деревьев мха, и такое же серое. Подняв корявые руки, оно раздвинуло волосы, чтобы лучше меня видеть, и моему взгляду открылось маленькое сморщенное лицо с плоским носом и большими глазами, которые были окаймлены густыми кустистыми ресницами. Потом существо откинуло назад ниспадающие космы, и я увидел, что это женщина. Обвислые груди и толстый живот прикрывало что-то вроде сетки из мха, в которую тут и там были впутаны бледные благоухающие цветы — жалкое подобие украшения.
В памяти всплыло слышанное в детстве: «В глухих чащах обитают моховухи; они выходят на человечьи тропы, чтобы найти себе мужа среди людей». Моховуха, по преданиям, стремилась родить ребенка от человека, и если кто-то заключал с ней сделку, она служила ему, открывая тайны зарытых в землю сокровищ. Это были добрые робкие существа, никому не делающие зла и страдающие оттого, что их необычная внешность отпугивает людей, которым они хотят помочь. Возможно, сейчас мне предстояло узнать, насколько верны эти легенды.
Моховуха неуверенно приблизилась еще на шаг. Она казалась немолодой, но было ли это так на самом деле, трудно сказать.
Она все еще разглядывала меня, и я снова попробовал прибегнуть к мысленному общению — безрезультатно. Если это с ней я нащупал контакт, значит, теперь она отгородилась от меня барьером. И все-таки от нее исходило какое-то робкое доброжелательство и неуверенность, словно она, не имея злых намерений, сама опасалась меня.
Тогда, отказавшись от попыток мысленного общенья, я заговорил вслух, стараясь голосом и мимикой показать свое расположение, убедить ее, что бояться нечего и что я сам надеюсь на ее помощь. Бывая в разных концах Эскора, я обнаружил, что язык этой страны — хотя и отличающийся по выговору и сохранивший некоторые архаические обороты — это все-таки язык древней расы, и меня везде понимали.
— Перед тобой друг… — произнес я мягко. — Друг, понимаешь? Я пришел сюда с добром.
Она пристально вглядывалась в меня — и я выдержал этот взгляд — затем пошевелила сморщенными губами, словно обдумывая то, что собиралась произнести вслух.