Ищите кота (сборник) - Наталья Нестерова

Мы с Лешей, убежав вперед от сестры и Ольги метров на двадцать, поболтали всласть. Причем, говорил в основном Леша. Дорассказал и про гейзеры, и про строительство уникального здания, про оригинальный метод опалубки, который предложил Алексей и его коллеги, а теперь из Москвы приехали инженеры-специалисты, мотают на ус, перенимают.

Опираясь на его руку, жилистую и мускулистую, вспоминала, как на этой руке пятнадцать лет назад висела Ольга, умостив его локоть меж двух полушарий своих некрохотных грудей. Я презирала тогда Ольгину прилипчивость, меня тошнило от их вожделения, которое наэлектризовывало воздух. Леша казался мне примитивным самцом, а Ольга — похотливой самкой. Теперь же я сама чувствовала, и не легкое сухое вино, выпитое за ужином, тому причиной, что от этого мужчины исходит настоящая сила — нежная, влекущая, надежная, головокружительная, по-настоящему сексуальная. К порывам я не склонна. Возможно, потому, что слишком мало в моей жизни было поводов для безрассудных поступков. А вот к анализу и прогнозу склонна в высшей степени. Ну, что Леша? Через две недели он мне наскучит до оскомины, потому что закончится пересказ его интересных жизненных событий, общим счетом с десяток, и начнутся повторы. Другое дело — муж Борис. Латентный алкоголик, несостоявшийся нобелевский лауреат, теоретик вне науки, он способен будоражить мой ум…

— Настена? Дрожишь, замерзла? — спросил Леша.

Мне показалось, что он захотел высвободить руку, на которую я опиралась, обнять меня за плечи, согреть. Но вовремя вспомнил, что сзади идет жена, только накрыл другой рукой и крепче прижал к себе.

— Почему ты с ней живешь? — спросила я.

Можно не удивляться моему вопросу: несколько последних часов я только и делала, что лезла в чужую жизнь.

— С этой брюзжащей мымрой? — продолжала я.

— Настя, не надо! — Леша слегка нажал на мою руку. — Ольга — жена. Точка. На кого ее брошу? А девчонки? Они у меня замечательные, жалко, что ты не познакомилась. Сочувствуешь мне?

— Невольно.

— Зря.

И не поднимая лица, я знала, что он сейчас улыбается, привычно, рефлекторно, обаятельно.

— Лешка, ты мне казался простым как валенок. Но сейчас я не понимаю тебя. Утаптываешься в землю под каблуком у постылой жены.

Он тихо рассмеялся:

— Настя! Ты хорошая, нормальная, теплая. А тогда, раньше, была сухой и твердой, как указка. Первая учительница в школе, — хмыкнул он, вспоминая детские страхи, — указку из рук не выпускала. Я отчаянно боялся указки, она мне казалась волшебной палочкой злой колдуньи.

— И меня тогда, пятнадцать лет назад, боялся?

— Нет. Я и помню-то тебя смутно. Только впечатление: указка, но без ядовитого наполнения. Не обижайся! — спохватился Леша.

— Кто обижается на впечатление, произведенное в прошлом столетии?

— В этом ответе — ты вся.

— То есть?

— Не могу пояснить, словарный запас не позволяет. Но вообще-то мы говорили обо мне, несчастном.

— А ты полностью благополучен? — ухмыльнулась я.

— Полностью только пациенты сумасшедшего дома счастливы, и то после лекарств. У меня все в порядке, на всех фронтах успешные наступления.

Он называет «успешным наступлением» свою вялую оборону от натиска жены?

— Лешка! — догадалась я. — У тебя есть другая женщина!

— Ничего тебе не говорил, — не без бахвальства ответил он.

— Которая боготворит тебя? Для нее ты — царь, бог и воинский начальник? Как Ольга в молодости? И давно связь? И не первая, поди?

— Много будешь знать, — его улыбка перешла в самодовольный смешок.

— Ларчик просто открывался.

— Что? — не понял Леша.

От моего минутного влечения к нему не осталось и следа. Дамский угодник! Козел на капустных грядках. Лешка, конечно, без труда находил… чего там «находил», сами в руки шли — одинокие женщины, которые влюблялись в него без памяти. А чего не влюбиться? Красивый, непьющий, мужественный и нежный одновременно — гремучая смесь для женской души. Гад и сволочь! Любовницы его, поведясь на Лешину якобыслабость, думали, что оторвут его от семьи, получат в личное долговременное пользование. Дуры! Он к Ольге намертво приклеен. Хотя ее заслуга только в том, что первой на пути встретилась.

— Настя, какой «ларчик»? — повторил Леша.

— Который сундук с шутихами.

— Что? — снова не понял Леша.

— А тебе Ольгу не жаль? — резко спросила я.

— Только что ты называла ее мымрой, — напомнил Леша.

В голосе его прорезалась досада. Половой признак: мальчики, юноши, мужчины не любят, когда им тычут в лицо справедливой критикой, когда напоминают о дурных поступках. Чтобы сносно существовать, мужчина должен внутренне уважать себя более, чем уважают его окружающие. Даже мой сын, неправильно решив уравнение, пыхтит: «Я только знак перепутал, а так — все правильно».

— Предательством смываешь унижения в семье, зализываешь раны на стороне? — спросила я, оставив без внимания Лешин упрек.

Ответа я не получила — мы подошли к Машиному дому.

Элементарная вежливость диктовала, что Ольгу и Лешу с дочерями следовало пригласить в Москву. Девочки — пожалуйста. Но терпеть бесконечные жалобы Ольги? Или смотреть на физиономию доморощенного Казановы?

Если моя деликатность хромала, то у Ольги отсутствовала напрочь.

— Выберемся к тебе обязательно, — пообещала Ольга. — Давно я в Москве не была.

— Конечно, — без энтузиазма отозвалась я. — Показать девочкам столицу.

Мы попрощались, вошли в подъезд. Поднявшись на два этажа, в окно на лестничной площадке я увидела удаляющиеся фигуры Ольги и Леши. Он обнимал ее за плечи, она держалась за его талию — сладкая парочка, да и только.

У Ольги мы от чая отказались, пили его с Маняшей дома. Сестра заварила какие-то травки, угощала меня чудными вареньями и желе собственного производства — из брусники, черники, голубики, костяники.

— Наверное, мама была права, — сказала я.

Маша кивнула.

— Соглашаешься, даже не зная, о чем речь, — попеняла я.

— О чем угодно. Рано или поздно ты всегда приходишь к мысли, что мама пыталась донести до тебя истину, а ты ершилась.

— Мне ужасно не хватает мамы.

— А мне тети. Что на сей раз до тебя дошло?

— Когда Ольга в первый раз к нам приехала, паразитирующая влюбленная грезиетка! Мама сказала, что я ей завидую. Было обидно до слез. Тупой неряхе завидую я, вся из себя умная и правильная. А на самом деле, не отдавая себе отчет, я желала влюбиться с той же силой, что парализовала Ольгу. Страсть как безумство, помешательство, перечеркивание правил, устоев, морали — огонь души. Не случилось. Да и к лучшему. Что мы имеем на месте вулкана любви Ольги и Леши? Не лаву застывшую — увековеченный памятник великого счастья, а зловонное болото, к которому противно приближаться.