Виновник страсти - Джуд Деверо

– А что я такого оказал? Ты же говорила, что методы твоего воспитания в том и заключаются, чтобы ребенок.., как ты тогда выразилась?., не приходил в замешательство при виде обнаженного мужского зада. Что-то в этом роде.

Линнет нечего было ответить, и когда Девон растянулся на матраце вниз лицом, она, старательно отводя глаза, накинула на него простыню. А потом схватила какую-то тряпицу, лежавшую сверху в ее корзине для шитья.

– Чем ты хочешь заняться, девочка? – спросила Фетна, и по ее голосу было ясно, что она вот-вот расхохочется.

– Мне кажется, что в райском саду объявился змей-искуситель, так что Адаму теперь требуется фиговый листок. – В руках Линнет держала обрывок материи и обгоревшие штаны Девона, которые были на нем в тот злополучный вечер. – Пока сгодятся и эти, пока я не сошью новые.

Она по-прежнему старательно прятала от Девона глаза.

Глава 19

Бутч Газер откинулся на спинку стула, сцепив руки поверх своего огромного живота.

– Если вас интересует мое мнение, то я должен сказать, что перед нами стоит большая проблема. Нет, я вовсе не хочу быть первым, кто бросает камень, но то, что у нас творится, касается не только меня. Я имею в виду прежде всего наших детей. Я не могу не думать о том, сколько греховных речей наслушалась от нее наша молодежь. Надо что-то с этим делать. Вы все меня знаете: я не успокоюсь, пока дело не будет сделано. Сидеть сложа руки я не привык.

Все присутствующие в лавке с готовностью поддакнули ему.

– А еще эта обгоревшая женщина, – сказала Джули. – Я думаю, вы все помните тот случай, когда из-за нее погибла семья Уиллис. Мне всегда казалось, что здесь дело нечистое. У них все шло хорошо до тех пор, пока не заявилась она. И кое-что еще мне не по душе, а именно внешний вид этой женщины. Вот я и спрашиваю: разве нормальный человек мог бы выжить в таком огне? Разве может кто, если только он не связан с самим Сатаной, уцелеть в таком пламени?

Все молчали, дружно уставившись на Джули. Всеобщее внимание разволновало ее еще больше.

– И вот что я вам теперь скажу: каждому из нас неприятно терпеть поблизости эту обгоревшую. И это понятно, ведь мы добрые христиане, пусть даже мы и не понимаем, почему она нам не нравится. Некий внутренний голос всегда побуждал нас держаться от нее подальше, и, я полагаю, нами управляло нечто такое, что безошибочно позволяет нам определить, что есть добро, а что зло. А помните, как было с этой англичаночкой, когда она заявилась в Спринг-Лик? Уж как мы старались, как усердствовали, чтобы ей не было одиноко, но никто из нас так и не смог заставить себя полюбить ее. А почему, спрашиваю я вас? Что в ней такого, что заставляло всех нас, добрых христиан, сторониться ее?

Джули взяла паузу, ее просто распирало от восторга – все так внимательно слушали ее!

– Христиане с самого своего рождения обладают даром распознавать дьявола, сердцем чуять зло, и поэтому мы с самого начала поняли: что-то с ней не так.

Все ошарашенно молчали, а Джули обводила каждого торжествующим взглядом.

И вновь заговорил Бутч:

– Джули высказала то, что чувствует каждый из присутствующих, так что же мы предпримем?

Все продолжали озадаченно молчать, но чуть погодя раздался голос Овы, у которой имелись кое-какие соображения:

– Знаете, о ком у меня просто изболелась душа? Об этой малышке, о несчастной девочке. Они заколдовали ее и теперь воспитывают на свой манер.

– Ова права! – крикнула Джули. – Вот что я вам скажу: отобрать малышку у этих ведьм, мы сами можем воспитать ее. В течение всей ее жизни мы должны будем бороться с дьяволом, угнездившимся в ее душе, но это наша обязанность.

– М-м-м… – пробормотал Бутч. – Наши женщины правы. К еще нам надо решить, что с ними делать – с этим парнем и бабами.

Его маленькие глазки блеснули. Он бы по-своему расправился с той «бабой», что помоложе.

– Линна, присядь рядом со мной.

– Девон, у меня полно дел.

– Ну а если я скажу, что у меня сильно разболелась спина и, как мне кажется, ты могла бы облегчить боль?

Линнет опустила свое вязанье на колени.

– Правда разболелась? Ты уверен, что я сумею тебе помочь?

– Боже! Я уже и забыл, как это бывает – когда ничего не болит. Ну конечно, ты сумеешь мне помочь.

Они были одни, и хотя Линнет понимала, что он просто хитрит, все-таки пересела к нему на постель и стала осматривать раны, которые начинали заживать.

– Может быть, поешь чего-нибудь? Он закатил глаза.

– Пожалуйста, не говори мне больше о еде. Он что-то прошептал. Не расслышав, Линнет наклонилась к самому его рту. Девон тут же поцеловал ее в ухо, а когда она хотела отодвинуться, он быстро обвил одной рукой ее талию.

– Не оставляй меня, Линна, пожалуйста. Я тут кое о чем думал, и мне захотелось с тобой поговорить.

– О чем? – строго спросила она.

Он притянул ее ближе и зарылся лицом в ее шею, продолжая обнимать ее за талию, потом перекинул одну ногу через ее бедра. Она попыталась освободиться, но Девон, даже такой слабый, был сильнее ее.

– Я думал о той ночи, когда мы зачали Миранду.

Она изо всех сил старалась оттолкнуть его, но прекрасно понимала, что на самом деле не хочет, чтобы он ее отпустил.

– Линна, ты только слушай. Что может быть опасного в словах? Помнишь ту ночь, которую мы провели вместе? Нет-нет, не отодвигайся. Обещаю ничего не делать, только говорить… Разве я способен на что-нибудь с такими-то ожогами?

Она притихла под его рукой, уговаривая себя отодвинуться, но тело ее не желало подчиняться голосу разума.

– Знаешь, где бы мне хотелось оказаться? – прошептал он ей в самое ухо. – Мне хотелось бы оказаться на вершине горы, в маленькой лачужке, вместе с тобой. И пусть там будет припасено много дров и пищи. И знаешь, что бы я сделал первым делом?

Линнет не ответила.

– – Я сжег бы всю твою одежду, всю-всю! Я смотрел бы, как ты ходишь, любовался бы твоей кожей, тем, как ты быстро перескакиваешь с одного места на другое, вся такая нежная, гибкая… А потом, налюбовавшись тобой в течение многих часов, а может быть, и дней, я взял бы тебя на руки и положил бы на постель.

Девон взглянул на нее: ее веки были сомкнуты, мягкие теплые губы чуть приоткрылись, под ними поблескивали краешки ее небольших зубов.

– Я встал бы на колени перед твоими ногами и обнял бы их, эти крошечные ножки, и погладил бы каждую ложбинку между пальчиками. Я любовался бы цветом твоего тела, твоей кожей, такой белой и матовой в сравнении с моей, больше похожей на кору дуба или ореха. А ты похожа на сосенку – ведь ты такая нежная, не то что я… – Девон рассмеялся гортанным тихим смехом. – Я провел бы руками по твоим лодыжкам и икрам, икрам, которые я столько раз видел, когда ты пускалась бежать, подняв юбку и быстро выбрасывая одну ногу. Твои коленки и все твои крошечные косточки, все такое маленькое.., округлое, и бедра.., о да, твои бедра… Как бы мне хотелось коснуться их, любить их, они такие упругие и снаружи, и с внутренней стороны! Ты и внутри вся такая нежная.., как драгоценная шкатулочка, в которой находится что-то бесценное… Кончиками пальцев я погладил бы твои бедра… А мои большие пальцы? Что стали бы делать мои большие пальцы? Они погрузились бы в мягкий шелк твоих черных завитушек и стали бы ерошить их и ласкать. Я касался бы маленького отверстия внизу твоего живота, но к тому времени мой рот уже не в силах был бы ждать… Я прошелся бы своими зубами вдоль этой дырочки, пощипывая ее и касаясь ее языком… И тут я сжал бы твою талию так сильно, что мои руки сомкнулись бы, и ты открыла бы глаза. Они были бы цвета виски, которое торговцы привозили мне из Англии, – это цвет золота, только гораздо более глубокий, – и эти глаза смотрели бы только на меня, Линна, только для меня сияли бы они…