Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник) - Михаил Веллер

Стоявший поодаль Ольховский демонстративно отвернулся, продолжая беседовать вполголоса о чем-то с Колчаком.

– Осложнения и остановки нам на хрен не нужны, – говорил он.

– Согласен.

– Но есть один момент.

– Какой?

– Во-первых, нам нужна слаженность десантной команды. Чтоб ребята пороха понюхали, друг к другу в деле притерлись, настоящую уверенность почувствовали. А то с этим абордажем был сплошной позорный мандраж… кроме тебя и Иванова.

– Спасибо.

– А во-вторых, полезно проверить себя. Назад нам пути нет, а впереди тем более делать нечего, если не сможем провернуть такую пустяковую операцию. Так что выходят целых два момента.

– О! – сказал Колчак. – Главное в боевой операции – это выпить и проспаться. Сильно влияет на мозги, а? Командуй!

Моторки с матросами в ряд рванули к берегу, как настоящий десант, мечта баталиста и мариниста.

До рынка их довезли в трех «жигулях». Шурка велел остановить в сотне метров. Выстроил короткую черную колонну по два. Осмотрел придирчиво: «Не ржать никому, ясно?»

Но ржать никто и не думал. На лицах сосредоточилось вполне единообразное выражение, которого так старательно добиваются инструктора рукопашного боя: «Хана вам всем, сучьи дети».

– Шэ-гэ-эм… арш! левой!

Дали тяжелый шаг по грязному асфальту, залепленному последними палыми листьями. Куртки поскрипывали, гранаты побалтывались в такт на ремнях, маузеры шлепали по бедрам. «Песню врубить, что ли? Ладно, это лишне».

Кривой переулок вывел на пустошь, забитую рядами машин. За ними чернел забор, зияющий воротами, по бокам которых густо белели и мокли объявления.

Капоты и крыши были плотно заложены стопками джинсов, свитеров, курток и всякой мелочевки, покрытой полиэтиленовой пленкой, матовой от сырости. Головы продавцов, а следом за ними и прочих, поворачивались в сторону необычного патруля.

«В гущу толпы соваться нельзя, – подумал Шурка. – Зажмут, не уследишь и не развернешься». Необходимо было использовать фактор неожиданности.

Вопреки обещанию, кучка депутатов, обросшая знакомыми и любопытствущими, держалась на некотором отдалении и, судя по виду, не стремилась проявлять никакой инициативы. Похоже, в случае чего они были готовы заявить нейтралитет. «Надейся на гадов», – сплюнул Серега Вырин.

– А вон их машина стоит, – показал Алексей так, как спрошенный прохожий указывает дорогу, не ведая и не будучи причастен к цели вопроса.

В сторонке осел на сношенных рессорах раздолбанный «линкольн таун кар»: некогда шикарный лимузин сегодня походил на бомжа, с наивной спесью прикинувшегося под лорда. Дверца водителя была открыта, оттуда высовывалась нога в огромной навороченной кроссовке с подсвеченным окошечком в подошве, изнутри мощные колонки извергали музыкальный рев и грохот. Композиция являла собой большую хозяйскую уверенность.

Шурка подошел к дверце, достал маузер и молча прострелил переднее колесо. Музыку срезало, будто именно так она и выключалась. Машина чуть покренилась. Нога снаружи сделала неопределенное движение: то ли освободить место для второй, то ли втянуться внутрь, как у черепахи при опасности.

– Следующая – тебе, – сказал Шурка, слыша за спиной щелканье маузеровских затворов. – Вылазь.

Широкий и рано налившийся зеленоватым восточным жирком парняга выбрался и встал, облокотившись на дверцу. Доброй щетиной он в точности напоминал давешнего депутата, только глаза под пушистыми бровями были черными.

– В чем дело, командир? – спросил он. – У нас все нормально. Какие вопросы?

– Кругом. Руки на машину, ноги шире плеч.

– Нэ панымаю, – с резко вылезшим акцентом выразил он свое недоумение, встретился глазами с Габисонией, вздохнул и подчинился.

Оружия на нем не было, но из бардачка достали небольшой и вполне дорогой «зигзауэр». С сиденья Шурка взял и протянул ему мобильник:

– Сколько ваших сейчас по рынку шляется? Звони – зови сюда.

– Никто нэ шляется, о чем ты говоришь?

Сильно получив рукояткой по почкам, он крякнул и натыкал номер.

– Позвонишь не туда – ты покойник. И не говори лишнего. Скажи – здесь серьезный разговор, надо подойти срочно. Только по-русски!

За эту пару минут пространство рядом с ними сделалось свободнее – образовалась явственная зона отчуждения между моряками при «линкольне» и ближними торговцами. Следили искоса, стараясь выразить видом незаинтересованность и совершенную непричастность к происходящему – мол, ничего необычного в ваших делах нет, нам-то что. Рыбаки-ходоки сгруппировались между ближними машинами. Ну, выстрел, – никакого ажиотажа или паники.

Пятерка качков быстро, но без излишней торопливости прошла сквозь сторонящуюся толпу и развернулась плечо к плечу, как строй на тренировке: ноги на ширине плеч, свободно опущенные руки чуть согнуты. На азербайджанца походил разве что один из них, смуглый и не такой спортивный, как остальные. Шурка с неудовольствием отметил, что черные кожанки на них, похоже, дороже, чем на авроровцах.

– Расул, люди поговорить хотят, – сказал ушибленный, потирая выше поясницы.

– Зачем стволы? – сказал смуглый Расул. – Для разговора слова есть, правда?

– Сейчас будут слова – для начала, – сказал Шурка. – Вы, значит, и есть азербайджанская мафия?

И форма вопроса, и вид задавших его были странны. Наличествовала неожиданная сила, и трудно было сообразить, каковы ее подлинные размеры и как себя перед этой силой вести.

– Все скажу, – помедлив, ответил Расул, – но не здесь, наверное? Здесь люди торгуют. А с кем я говорю?

– А ты не говоришь. Ты слушаешь и отвечаешь на вопросы. Что на лентах написано – видишь? Читай!

– Допустим, «Аврора» написано.

– Вот тебе ответ, и вот тебе объяснение. Азер?

– Я из Ленкорани, – со спокойным достоинством ответил Расул. – У нас рядом, кстати, станций Аврора есть.

– Да? Станция? Тебе ее мало было? А здесь что делаешь?

– У меня свой бизнес. Есть временная прописка. Семью кормлю. Имею право. Почему ты спрашиваешь?

Раздражало то, что он не боялся. Десяток маузеров заставлял пацанов быть осмотрительными, и только. В рукопашной крепенькие и тренированные бойцы наверняка взяли бы верх над численно превосходящим противником. Тем слаще и злее было чувствовать свою силу не в себе самом, а в причастности к той силе, которая за тобой – преимущество солдата над бандитом: «Ты круче меня, но вы шваль перед нами».

– Перешлепать вас, что ли, – вслух подумал Шурка и задрал ствол маузера от бедра. – Не двигаться!!! – из низа горла рыкнул он, когда рука одного медленно поползла под куртку. – Руки на голову!

Безнаказанно и с праведной целью убить нехорошего человека, не желающего морально сломиться, когда ты вооружен – большой соблазн.

– Целься, – скомандовал Шурка и вдруг почувствовал, что внутренний стопор уже отпущен и держится в зыбком неустойчивом равновесии, в позванивающем холодке подложечки, и ничто сейчас не удерживает его от того, чтобы сказать «огонь!» и еле уловимо усилить давление указательного пальца на спуск и застрелить стоящего перед ним, сделать живого мертвым.

Если собака прекрасно чувствует выброс адреналина в испугавшемся ее, то и человек обычно вполне улавливает переход угрозы за грань, где она становится неотвратимой смертельной опасностью. Читая в лицах перед собой, бойцы побелели.

– Бежит! Уезжает! вон! – крикнули в толпе, и кто-то указал рукой.

Парень в зеленом спортивном костюме нырнул в той же масти зеленый «ниссан», не закрывая дверцы поспешно врубил, стартер скрежещуще зачирикал и мотор захлебнулся от резкой перегазовки.

– Не отвлекаться! – крикнул Шурка, ткнул маузер за ремень, чтоб не тратить время на засовывание в кобуру, дернул гранату, порвав проволочку, которой она была за ручку аккуратно примотана к ремню, выдрал чеку и, миг посоображав, бешеным броском послал железную бутылку по низкой траектории с таким расчетом, чтоб она прошла над самой крышей машины: пусть едет на разрыв, а своим корпусом прикроет рынок.

Локоть и плечо даже заныли от резкого рывка. Предохранительная планка со щелчком отлетела от рукояти и закувыркалась отдельно.

Дважды перевернувшись в воздухе, граната накрыла машину, когда та буквально выпрыгнула из-под нее, поймав гранату краем багажника. Удар пришелся ручкой, это был даже не удар, а касание, но его хватило: несколько выношенный временем запал сработал чуть раньше срока от толчка. Хлопнул взрыв.

Взрыв был малоэффектный: пыхнуло мгновенным неярким огоньком и прозрачным дымом. Все невольно пригнулись, хотя Шурка твердо помнил, что по инструкции РГД, лишенная оборонительной осколочной рубашки, на таком расстоянии должна считаться безопасной.

Заднее стекло исчезло. Бампер отлетел, повиснув на болтике. Крышка багажника раскрылась жестяным цветком. Машина вильнула и остановилась.

– Н-ну вы крутые! – почти с восхищением проговорил самый храбрый боец – тот, который пытался полезть за пистолетом: следы юношеских угрей снова переставали быть заметными на его лице, которому возвращался цвет.