Кремль 2222. Северо-восток - Вадим Филоненко

Угли в костре едва тлели, но их света хватало, чтобы осветить лицо спящей девушки. Она лежала на спине, подложив под голову вещмешок, и выглядела очень красивой.

Но любоваться мне было некогда. Я подошел к наблюдательному окну, шутливо кивнул Яше:

– Пост принял.

Он хмыкнул и собирался ответить, но тут внезапно застонала Алёна. Ее лицо искажал неподдельный страх, глаза под закрытыми веками метались из стороны в сторону, а по щекам скользнула одинокая слеза.

– Ну-ну, Сверчок, не надо, – Яша присел возле сестры и ласково провел рукой по ее щеке. – Все хорошо.

Алёна перестала стонать, перевернулась на бок и затихла.

– Она часто кричит во сне, – Яша подошел ко мне, устроился по соседству на подоконнике. Кажется, спать ему расхотелось. – Почти каждую ночь кричит, с тех самых пор, как начала ходить за медом…

– Так почему не откажется?

– Нельзя. Это наш директор ее лично определил… Та еще работенка. Знаешь, Богдан, до Алёнки многие ходили, но быстро погибали. Дольше полугода никто не продержался. Как у нас говорят: «Шальная пчела – и копец». А сестренка уже почти год мед приносит. Хотя для нее это вообще зарез. Она по жизни жуткая трусиха, – Яша улыбнулся, будто вспомнил о чем-то. – В детстве мы жили рядом с оранжереей, и там по ночам громко «пели» сверчки. Алёнка спать не могла от страха. А потом отец… он тогда еще жив был… принес ей зверушку – лысого ежика. Ну ты видел их, да? Забавное, безобидное существо.

Я кивнул:

– Все дети их любят.

– Только не Алёнка. Она его сперва очень боялась. Он ее, а она его.

– Непохоже на нее. – Я вспомнил, как девчонка ныряла в яму с пчелами. Как стояла с мачете в руке в окружении дампов. Как смотрела на Кощея, когда он обещал пустить ее по рукам. В позе и взгляде девушки тогда читалось многое: решимость, отчаяние, презрение, отвага. И только одного там не было – страха.

– Да, с виду-то она сорвиголова, – согласился Яша. – К тому же упрямая, жуть. Умрет, а сделает по-своему. Знаешь, как она от своих страхов избавлялась? По ночам выбиралась в одиночку из крепости и сюда приходила. Ей тогда всего пятнадцать было.

– Как же ее одну выпускали? – удивился я.

– Ну как… – Яша хмыкнул. – Она же с четырнадцати лет первая красавица Ниитьмы. Только слепой к ней не клеился. А охранники на воротах не слепые. Вот и выпускали.

– А ее парень как к такому вниманию относится? – осторожно спросил я.

– Никак. Нет у Алёнки парня, – Яша в раздумье посмотрел на меня, словно прикидывал, рассказывать или нет, а потом все же решился: – Знаешь, Богдан, с ней одна история нехорошая приключилась. Аккурат полтора года назад… ей тогда шестнадцать стукнуло… положил на нее глаз сынок нашего директора. Та еще сволочь. Папаша поставил его заведовать складом. Само собой все сладкие куски шли сыночку в рот. Ему и парочке прихлебателей. Тоже суки последние. Амбалы по девятнадцать лет. Им бы в боевики идти, а они грузчиками на складе подъедались… Так вот, Богдан. Сынок директора ничуть не сомневался, что все лучшее в этой жизни должно принадлежать ему: женщины, еда, одежда, жилье. Что все это к его ногам само упадет, стоит только захотеть… М-да… А Алёнка его отшила. Да еще обидно так – прилюдно, с насмешками…

Он сделал паузу.

– И что дальше? – поторопил я.

– Два дня спустя ее заманили на склад и изнасиловали. Причем жестоко до крайности. Что они с ней делали, она не говорит, сам понимаешь. Только ты бы ее видел после этого. Чуть живая, едва кровью не истекла…

– Вот подонки! – Я невольно сжал кулаки. – И что? Это сошло им с рук?

– Ну как сказать… По закону за такое расстрел. Но тут произошло еще кое-что… Алёна тогда как раз начала работать в лазарете, помощницей. И представляешь, там вдруг пропала партия лекарств. Устроили обыск у всех сотрудников лечебницы и нашли пропажу, как ты думаешь где?

– У Алёны, – догадаться было несложно.

– Точно. Она твердила, что не брала, но с доказательствами не поспоришь. Якобы поймали ее с поличным. Дескать, Алёна лекарства украла, чтобы Лосям тайком продать. В общем, еще одно расстрельное дело. Но директор предложил пойти на мировую. Мол, он забывает про лекарства, а Алёна про изнасилование.

– И вы согласились?

– А у нас был выбор? – вопросом на вопрос ответил Яша.

– Какая сволочь, этот ваш директор! – Я закипел от негодования. – И почему вы терпите его? Почему не свергнете?

– Тут все не так просто, – ниитьмовец поморщился. – Он хороший правитель. Знаешь, Богдан, это ведь при нем стали создавать разведгруппы. И численность боевиков увеличилась почти в пять раз. Прежде-то считали, что достаточно двух десятков бойцов – оборонять стены и поддерживать порядок внутри крепости. А наружные вылазки никому не нужны. Дескать, необходимые запчасти и сырье нам поставят маркитанты в обмен на восстановление боеприпасов. А нам лучше по-прежнему сидеть в бункерах под землей – так же, как все послевоенные двести лет просидели – и за пределы Ниитьмы не вылезать. Такая вот ошибочная политика процветала в Ниитьме до прихода к власти нынешнего директора. А он начал все менять, причем в лучшую сторону.

– Ну не знаю, какой он там правитель, а человек явно дерьмо, – высказал свое мнение я.

– Не подарок, конечно, – согласился Яша. – Но в деле с Алёнкой главную роль сыграл не он, а его жена. Думаю, именно она и подбросила украденные лекарства, чтобы сынка своего от расстрела спасти. Наш директор не то чтобы подкаблучник, но в этой своей общипанной курице души не чает. Ну и в сыне, конечно. Все-таки родная кровь.

Я поиграл желваками. А мне плевать, кто чей сын. Не спущу подонкам такое с рук! Зубами гадам глотки перегрызу!

Забывшись, я произнес вслух последние слова.

– Не перегрызешь, – как-то уж слишком равнодушно откликнулся Яша. – Померли они. И директорский сынок, и двое его прихлебателей. На лестнице навернулись и шеи переломали. Пьяные небось были, а у нас ступеньки-то крутые.

– Как?..– Меня озарила догадка. – То есть ты их?..

– При чем тут я? – По лицу Якова скользнула затаенная усмешка. – Дознание официально установило, что произошел несчастный случай. Говорю же, пьяные были… Кстати, они не сразу померли. Уползти пытались, на помощь звали… Жить хотели… Ох как хотели…

Брат Алёны посмотрел на меня в упор. Его темные глаза внезапно напомнили мне холодные и смертельно опасные «зрачки» автоматов. Возникло ощущение, что стою под прицелом и вот-вот получу пулю в лоб.

Он почти сразу отвернулся. Я шумно вздохнул, только сейчас осознав, что невольно затаил дыхание.

– Жена директора, конечно, сильно переживала, – вновь заговорил Яков. – Алёнку обвиняла. Мол, это она во всем виновата: соблазнила невинного мальчика, а потом с лестницы его столкнула. Даже с ножом на мою сестренку кидалась. Тут народ роптать стал. Про изнасилование-то слухи ходили. Точно никто ничего не знал, но догадывались многие… Ну вот… Директору пришлось вмешаться – урезонил свою общипанную курицу. Она даже прилюдно у Алёнки прощения попросила. А в душе-то все равно злобу затаила.