Корунд и саламандра - Алла Гореликова

— Хуже?

— Нет, что ты! Наоборот. Полнее, ярче… даже не знаю, как объяснить! Ведь и так полно и ярко, я ведь как наяву все проживаю. А все-таки с мальчишками по-другому.

— Может, как раз потому, что с мальчишками, — пожимает плечами Серж.

Предрассветная степь летит под копыта, и замирает сердце. От скорости, а пуще того — от недозволенности. Из всех живущих в Летнем Стане детей только Вагрику можно выезжать за ограду без взрослых. Странно было бы вождю ордынского кочевья запрещать сыну скакать по степи, пусть даже и в одиночку.

Отец Вагрика, вождь семьи Снежных Лисиц, гостит у короля Андрия в Летнем Стане каждый год. Каждый первый месяц лета. И вот уже четыре года, как привозит с собой старшего сына. И вождь, и король одинаково радуются дружбе сыновей.

Мы сдружились с Вагриком сразу, в первый же его приезд. Мы седлали коней и скакали к Кудрявке, на плес, — Лека, Вагрик, я, Игнатка, Авдик, Рада с Милой. И Шкода, отряженный капитаном нам в учителя. Мы брали с собой луки, и степь, серебряная знойная степь, неслась под копытами текучим шелком ковыля. Мы похвалялись друг перед дружкой умелой ездой и меткой стрельбой, и Вагрик учил нас скакать, как скачут всадники Степи: и стоя на спине коня, и повиснув под брюхом, и обочь… подобрать монетку на полном скаку, бросить аркан… Ближе к полудню мы жгли костер, обедали, пережидали жару под ивами на берегу Кудрявки. И Вагрик вспоминал какую-нибудь ордынскую легенду. А все легенды у ордынцев — о героях, о схватках и погонях, о чести и бесчестье… Не правы те, кто называет ордынцев дикарями. Да, они живут совсем не так, как мы. Но они так же понимают честь. И не меньше нас ценят верную дружбу.

Высветляется рассветом край неба далеко впереди, а я отчаянно жалею, что не успел вчера вечером предупредить ни Вагрика, ни Шкоду. Мы с Лекой не очень-то прислушиваемся к запретам, но этот я предпочел бы не нарушать. Угораздило… Мы скачем навстречу рассвету втроем. Мы с Лекой — и Юрка. Княжич Юрий, будь он неладен! Лекин двоюродный брат.

И я дорого бы дал, чтобы вернуть вчерашний вечер и прожить его иначе. Желательно — без Юрки вообще!

В Славышти мы видим Юрку разве что по великим праздникам. А великие праздники тем и хороши, что за празднованием как-то не до игр и даже не до разговоров. Того единственного раза, когда Юрку оставили с нами поиграть, хватило нам с лихвой.

Тогда девятилетний Юрик предложил шестилетнему Валерику влезть на крышу дозорной башни. На спор. Лека сдуру влез, а Юрик заявил, что он не совсем еще тронутый — по такой верхотуре карабкаться.

— Что, сдрейфил? — спросил я тогда его. — Слабо за шестилеткой угнаться?

И за это «слабо» всыпали мне тогда ровно столько же, сколько Леке — за крышу. Потому что вышло так, что мы с Лекой, два заядлых шкодника, подзуживали тихого и послушного Юрика… Но, по мне, лучше получить даже вдвое крепче, чем огребли тогда мы с Лекой, чем скулить, вымаливая поблажку, как скулил Юрка.

Конечно, шесть лет прошло. Завтра Юрке исполняется пятнадцать. Потому и привез его отец в Летний Стан — государю на поклон. Шестнадцатый год своей жизни каждый мужчина королевства проводит в военном отряде. Мыслимо ли тихого мальчика Юрика отпустить на целый год суровой выучки… Будет князь просить определить сыночка, если не в свой же отряд, так хоть к своему же вассалу. Разговор, ясен день, семейный, и сам Юрик при нем лишний — вот и поручили княжича заботам принца.

Лека, понятно, не слишком обрадовался, но деваться было некуда.

Юрка весь вечер таскался по Летнему Стану со скучающей рожей. Вечера явно было слишком много. Лека долго терпел, но, в конце концов, не выдержал и предложил пойти в казармы — хоть ножи покидать, раз уж ничем другим не заняться.

— Детская забава, братец, — пренебрежительно скривился Юрка. — Хотя пошли, что ль. И как вы тут лето живете? За день со скуки опухнуть можно.

С ножами Юрка обращался неплохо. Вполне, как сказал бы капитан Сергий, терпимо. Но Лека обошел его вчистую. И я бы обошел, если б кидал… хорошо, что додумался в сторонку отойти. Мол, не по чину с княжичем состязаться. А Юрке хватило и Леки.

— Детская забава, — повторил Юрка. — А вот не проверить ли нам, братец, кто лучше выйдет с луком да стрелами?

И так он это спросил…

Мы с Лекой давно уже не ловились на «слабо». Но тут…

— Почему бы и не проверить, — ответил Лека, и за его спокойствием я без труда угадал ярость. — Только сейчас поздно уже на плес, придется с утра. Хочешь, я попрошу отца, а ты попроси своего, чтобы поехали с нами.

— Что еще за плес? — Юрий презрительно скривил толстые губы.

— Наше стрельбище на Кудрявке, у плеса, — объяснил Лека. — Мишени размечены, дорожки расчищены…

— Да, братец, — протянул Юрий. — Дите ты еще, как есть дите. Дорожки тебе расчищенные подавай, да еще, чтоб папочка присматривал.

— На плесе состязаются вот уж три века, — недобро сообщил «братцу» Лека. — Всегда всем хорош был, а если тебе плох, так жди до осени, пока в Славышть вернемся.

— Осенью! — усмехнулся Юрка. — Уже послезавтра я буду воином, и зазорно мне станет состязаться с мальчишкой. Ладно, братец, поехали утром на плес. Только, если ты не боишься со мной потягаться, придется нам обойтись без папочек. У моего отца, братец, серьезный разговор к твоему отцу, так что завтра они будут заняты. Мы поедем на ваше стрельбище одни, и так, чтобы с рассветом быть там и к завтраку уже вернуться.

И вот я скачу по предрассветной степи вслед за Лекой и Юркой, и на ум идет только обида на собственную дурость. Что стоило вчера стать между Юркой и Лекой и сказать: «А не пошел бы ты, княжич, с состязанием со своим! Тебе, если размыслить хорошенько, и сегодня с мальчишкой тягаться зазорно». Вот уж точно, поздним умом крепок не будешь!

— Эгей! — Звонкий окрик нагоняет нас из-за спины, и Лека осаживает своего Огонька. — Лека, эгей!

— Это кто еще, — бурчит Юрка. — Поехали, братец, чего стал.

— Подождем, — отвечает Лека. — Это Вагрик.

— Чего ждать, — возмущается Юрка. — Его что, звали? Одного уже с собой тащишь, — и кидает на меня недобрый взгляд.

Юркин конь редкой игреневой масти нетерпеливо танцует под ним.

— Мне уже кажется, братец, ты раздумал состязаться и тянешь время! Ждешь, что тебя догонят и вернут к папочке.

— А мне кажется, у тебя шило в заднице, — зло отбривает Лека. — Гонишь, как на вражьи похороны.

Мне хватает света увидеть, как перекосило Юрку. Я пугаюсь. Я жалею, что этого не видит Лека — он смотрит назад, выглядывая в сумерках Вагрика на косматом вороном Ясмане… Как хорошо, отстраненной, чужой мыслью думаю я, что этим летом Вагрик взял с собой Волчка… А я дурак, я должен был вчера исхитриться и сказать хоть кому, должен был вчера еще понять, что дело нечисто!