Сильмариллион - Джон Толкин

— Мне наплевать, друг он Морготу или враг, эльф или человек, или какая другая живая тварь! Ни закон, ни колдовство, ни сами Валары не спасут этого бродягу от нашего гнева, если он попробует присвоить Сильмарилл. Пока стоит мир, никто, кроме нас, не смеет посягать на Камни Феанора!

Много еще говорил Келегорм, и собравшимся, казалось, что сидят они на склонах Туны в Тирионе в слышат жаркие речи самого Феанора. Потом встал Карафин. Говорил он спокойнее, но нарисовал в воображении слушателей такую яркую картину гибели Нарготронда и так запутал их, что до самых дней Турина ни один тамошний житель не сошелся с Врагом в открытом бою, а предпочитал действовать тайком, из засады, пуская в ход магию и отравленные стрелы. С тех пор забыли в Нарготронде об узах родства, и жестоко стали преследовать всех путников, кто бы они ни были. Забыта была древняя честь и доблесть эльфийского народа и потемнело в подгорном королевстве.

А тогда, после речей Келегорма и Карафина возроптал народ. Стали кричать, что Фелагунд, не Валар и не указ им, и многие отвернулись от Короля. Проклятье Мандоса снова словно ослепило сыновей Феанора; решили они избавиться от Финрода и захватить власть в Нарготронде по праву старейшего рода князей Нолдоров.

Владыка Фелагунд, видя, что не поддерживает его народ его, снял серебряную корону и швырнул под ноги толпе со словами:

— Дешево стоят ваши клятвы верности Королю. Но свою клятву я ценю дороже и уйду, чтобы сдержать слово, данное другу. Неужели тень Проклятья накрыла всех и никто не пойдет со мной? Или мне уйти, как бродяге, которого выставили за дверь?

Десять эльфов встали рядом с Королем. Старший из них, Эдрахил, поднял корону и сказал Государю:

— Лучше бы до нашего возвращения передать ее наместнику. Пусть, управляет от твоего имени. Ты был Королем и останешься им и для меня, и для своего народа, что бы ни случилось.

Внял Фелагунд и передал правление брату своему, Ородрефу. Карафин с Келегормом переглянулись с усмешкой и, не сказав ни слова, вышли из зала.

Был осенний вечер, когда Фелагунд, Берен и десять их спутников покинули Нарготронд. Вдоль берега Нарога дошли они до Водопадов Ивринь. В Сумеречных Горах наткнулись на стоянку орков и ночью перебили их, забрав одежду и оружие. После этого Фелагунд искусно загримировал свой отряд под банду орков. Это помогло им продвинуться далеко на север, к ущелью между хребтом Эред Ветрин и плоскогорьем Таур-ну-Фуин. Уже некоторое время за ними наблюдал из своей башни Саурон. Сомнения одолевали подручного Врага. С одной стороны — ничтожная ватага орков спешила на север, возможно, по воле Темного Владыки; с другой — всем слугам Моргота, идущим этой дорогой, велено было давать отчет Саурону о своих делах и новостях, собранных в пути. В конце концов Саурон решил не рисковать и послал слуг, наказав доставить непонятных орков пред свои очи.

Теперь поединок Саурона и Фелагунда, прославленный потом в песнях, был предрешен. И он состоялся, причем оружием в нем были заклинательные песни. В древней балладе рассказано, как сила Короля Фелагунда скрестилась с темным знанием Саурона.

Он начал с древнего ведовства.О вероломстве звучали слова,

Коварном ударе исподтишка,Который наносит родная рука.

А Фелагунд, покачнувшись, запел,Что стойкости духа неведом предел.

Отважный вступает в неравный бойИ тайну в могилу берет с собой;

Ему дорога лишь свобода и честь.Пел, что из плена спасенье есть…

Сплетались напевы, боролись мотивы,Сияли и гасли речей переливы;

Заклятья Врага нарастали, как шквал,И Фелагунд, защищаясь, призвал

Всю силу, все чары эльфийских земель…Птиц Нарготронда послышалась трель;

Море вздыхает за окоемом;За Западным Краем, Эльфийским Домом,

Волны, ласкают жемчужный песок;Тучи сгущаются, свет поблек

Над Валинором. От нового горя —Пролитой крови хмурится море.

Нолдоры силой берут корабли.Светлые гавани тают вдали.

Вздыбился лед у чужих берегов…Черные скалы да волчий зов,

Жалобы ветра, стаи ворон,В ямах Ангбанда — невольничий стон…

Гром уже грянул, огонь запылал —И Финрод к подножию трона упал.

Саурон сорвал с путников орочьи обличья, но узнать, кто они и куда шли, так и не смог.

Он бросил пленников в подземелье и угрожал безжалостной расправой, если ему не скажут правду. Время от времени во тьме вспыхивали страшные глаза и волк-оборотень пожирал одного из несчастных, но никто не дрогнул и не выдал тайны.

В далеком Дориате страх сжал сердце Лучиэнь. Она пришла за советом к матери и узнала, что Берен заточен в темнице Саурона и бежать оттуда невозможно. Поняла Лучиэнь, что в целом свете никто не поможет ей спасти возлюбленного. И тогда решила она сама отправиться на выручку. Не ведая прошлого, доверилась она Даэрону, но он опять выдал ее планы Королю.

Удивился Тингол. Не по себе ему стало. Но нельзя же было собственную дочь посадить в темницу. Без света Небесных Огней быстро истаяла бы она и превратилась в тень. Но и на свободе оставлять дочь казалось невозможным. Тогда приказал он построить такой дом, который не повредил бы Лучиэнь, но и убежать из которого было бы нельзя. На севере Дориата росли могучие буковые леса. Среди деревьев особенно выделялось одно, росшее неподалеку от ворот Менегрота. Этот лесной исполин имел имя — Хирилорн. Три его огромных ствола с гладкой корой напускали ветви высоко над землей. По приказу Короля между ветвями Хирилорна построен был деревянный домик, там должна была жить Лучиэнь. Лестницы охрана спускала только для слуг, приносивших необходимое.

Дальше баллада рассказывает, как бежала Лучиэнь из своей древесной тюрьмы. Пустив в ход чары, она отрастила длинные волосы, сплела из них плащ, скрывший ее с головы до пят, и наложила на него сонное заклятие. Остатков хватило на длинную веревку; опустив ее к подножию дерева, она погрузила стражу в глубокий сон. По ней же спустилась она из своего гнезда и не замеченная никем исчезла из Дориата.

Случилось так, что Келегорм с Карафином отправились поохотиться на Охранной Равнине — в последнее время Саурон наводнил ее волками. Братья взяли с собой гончих и поехали поразмяться. Была у них и еще одна забота — разузнать, что слышно о Короле Фелагунде.