Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души - Джеймс Холлис

Периоды в нашей личной истории, когда мы склонны видеть максимум несовершенства в других людях, максимум невнимательности к нам, случаются именно тогда, когда мы сами на поверку ведем себя крайне требовательно, пытаясь получить больше, чем нам могут дать, или манипулятивно в отношении тех, кого на словах любим. И подобные нужды не уйдут сами собой только лишь потому, что мы подросли, стали старше и получили ведущие роли в этой жизни. Как отмечал Юнг, «где правит любовь, там нет места власти, а где воля к власти преобладает, любви не находится места»[139]. Ключевое слово здесь – преобладает, потому что подтекст власти никогда не бывает отсутствующим полностью. Власть сама по себе нейтральна. Это обмен энергией между людьми. Когда же, однако, эта энергия направляется комплексом, а не просто потребностью выполнить задачу, тогда будет преобладать комплекс власти. Как говорит нам наше знание Тени, когда преобладает властный мотив, именно в такие минуты мы полнее всего ощущаем собственное бессилие, следовательно, нужду самоутвердиться компенсаторными способами.

Долгий перечень всевозможных любовных коллизий и любовных неудач всегда служил топливом для литературы, в частности, для нашей массовой культуры. Ведь для того, чтобы близкие отношения могли сохраниться, более того, обеспечить платформу роста для каждой из сторон, не обойтись без везения, немалой доли благодати и способности взрослеть. А кто из нас может похвастаться постоянным везением, полнотой благодати или зрелым поведением в любой момент времени? Нечего удивляться в таком случае, что мы буквально зациклены на близости и при этом постоянно требуем от своих партнеров слишком многого, чтобы потом, вконец разочаровавшись, подводить для себя неутешительные итоги.

Романтическая любовь – наибольшая из иллюзий, магический эликсир и палочка-выручалочка нашего масскульта. Она сама по себе является теневой фантазией, ведь, по общему убеждению, в таком блаженном состоянии исцеляются раны и исполняются любые желания. Но романтическая любовь – это великая притягательная сила, которая на деле только отвлекает сознание от ответственности за действия. Кому, в самом деле, захочется критическим глазом оценить динамику отношений? Или всматриваться внутрь себя, когда намного проще поискать спасения где-то во внешнем мире? Однако без знания нашей истории – программирующей судьбы, начертанной на интрапсихическом имаго Себя и Другого, и сопутствующей им динамики взаимоотношений – кто может с полным правом ожидать, чтобы в настоящем отношения складывались лучше, чем их архаическая парадигма? Даже обладая тем знанием, которое приносит с собой непростой житейский опыт и зрелое желание к исследованию, кто может рассчитывать на то, чтобы быть вполне свободным от этого древнего трафика? Вот поэтому мы бросаемся в противоположные крайности повторения или сверхкомпенсации, но, как ни поверни, все равно остаемся подвластны неисследованной жизни.

Только через смиренное размышление об этих паттернах, обусловленных теми посланиями, которые мы интернализировали, и нашими собственными областями незрелости, мы имеем шанс прийти к осознанности. Только обладая такой осознанностью и еще смелостью, без которой не обойтись при конфронтации с нашей теневой историей, мы можем претендовать на то, чтобы иметь какие-либо близкие отношения, достойные называться любовью. Романтика манит своей легкостью, но любовь требует только новых трудностей – трудностей, неизбежных при признании наших теневых моментов и отзыва их от Другого. Жизнь – штука непростая, а отношения всегда отличались хрупкостью, так что эта индивидуальная теневая работа может на самом деле оказаться нашим лучшим способом любить Другого. Тот факт, что отношения с другим человеком не могут быть более развитыми, чем наши с самими собой, свидетельствует в пользу теневой работы. Ведь все то, чего мы не знаем или не хотим признать, обязательно скажется самым негативным образом в отношениях с Другим.

Проделать теневую работу в контексте взаимоотношений особенно сложно, поскольку это может потребовать отказа от нашего главного, возможно, бессознательного желания, а именно от желания пользоваться заботой Другого. Мы действительно заботимся о Другом и испытываем заботу со стороны Другого, но отказ признавать это жгучее желание, этот мощно заряженный комплекс пользоваться чьей-то заботой означает, что отношения рано или поздно надломятся под грузом ожиданий. Никто не может, не должен и не станет перекладывать на себя заботу о нас самих. Давайте это предложение сформулируем немного иначе: мы все-таки встретили человека, настроенного бесконечно заботиться о нас, и это единственный человек, с которым мы жили и продолжаем жить с момента рождения, тот единственный и неповторимый, с кем мы совершаем наше путешествие к смерти.

3. Что больше всего раздражает вас в вашем спутнике жизни или других людях вообще?

Как говорит моя супруга, человек проницательный, прочные отношения – это когда тебе повезло «найти себе того, кого можешь раздражать очень и очень долго». Хочется верить, что это лишь шутка, хотя я не уверен в этом на все сто процентов. Идти по жизни бок о бок с кем-то означает, что рано или поздно человек этот будет выводить нас из себя – или мы его – независимо от того, насколько сознательными, осмысленными претендуют называться эти отношения. Возможно, есть смысл немного глубже вникнуть в сам этот вопрос «раздражения».

И не в том ли дело, что мы выбираем или что-то внутри нас выбрало этого самого человека именно ради возможности раздражаться? Сама эта мысль покажется нелепицей для Эго, которое, как мы помним, убеждено в том, что достаточно знает для того, чтобы знать достаточно. Не так давно я был в числе приглашенных на одной свадьбе, где любящие новобрачные клялись друг другу в вечной любви, нерушимой верности и обещали хранить свои чувства несмотря ни на что. И дело даже не в том, что клятвы эти замахивались на будущее, которое никому не ведомо. Молодожены явно пренебрегли тем простым фактом, известным каждому с детских лет, что чувства – вещь непостоянная и переменчивая, они не подчиняются ничьим желаниям. Не мы выбираем их, они выбирают нас и поступают согласно своей воле. Кто в трезвом уме способен предсказать, что он или она будут чувствовать спустя несколько лет? Впрочем, в трезвом уме – сказано не про влюбленные пары. И, наверное, так и должно быть, в противном случае кто бы решился давать подобные непомерные обещания.

Но как, скажите на милость, вообще можно подумать, не будучи при этом полным мазохистом, что выбираешь человека потому, что он способен раздражать тебя? В качестве ответа можно предположить несколько гипотетических мнений на этот счет. Фрейд обращал внимание на некий странный феномен, который он назвал «навязчивым повторением», – настоятельную потребность каждого из нас повторять одно и то же. Таким образом, мы повторяем наши паттерны, даже саморазрушительные, обслуживая силу исторической обусловленности. Привычная боль может даже доставлять некое странное удовлетворение, когда знаешь, кто ты, кто Другой, что означает это привычное па-де-де, что оно запрограммировано на все тот же давно знакомый финал. Фрейд отмечал, что этому «знакомому страданию» нередко отдают предпочтение перед незнакомым страданием незнакомой обстановки, рискованной бездне альтернативного выбора.

В подтверждение сказанному выше мне вспоминается выражение лица человека, который наконец-то уяснил для себя, что его «внутренний сценарий» происходил от «считывания» сигналов семьи происхождения. Подчиняясь требованию этих сигналов, он «остановил свой выбор» на жене-стерве, подозревавшей всех и вся в том, что все ее обманывают, постоянно жертвовал своими желаниями ради того, чтобы опекать ее, возиться с ней и смягчал ее припадки злости в адрес других людей, хотя от этого ее паранойя нисколько не ослабевала. Наследуя отцу, он уяснил для себя, что роль и основа идентичности его родителя – управляться с уровнем стресса своей жены. Можем ли мы теперь предположить, что нечто в нем было нацелено на успешный поиск вечно рассерженной особы? А далее – соскользнуть к знакомой роли, воспроизвести заново жизнь отца и при этом вечно быть начеку, чтобы не поддаться сильным чувствам. Когда он увидел, что паттерн его детства и паттерн его нынешней семейной жизни совпадают, он понял, что выбрал свои раздражители исключительно по той причине, что они уже были известны ему как нельзя лучше.

Есть и такое мнение, что мы выбираем раздражающего, даже причиняющего боль Другого в попытке разрешить проблему со второго захода. Наш выбор в таком случае будет способом самоисцеления психики, прорабатывающей старую рану более зрелым, более уверенным образом. Возможно, эта теория верна, но я повидал немало семейных драм, чтобы полагать, что большинство людей так и не понимают сути происходящего и, соответственно, ничего не прорабатывают. Они, к примеру, могут сохранять брак от распада, но в глубине души отдавать себе отчет в том, что как были, так и остаются прикованы к своей удушающей личной истории.