Шах королеве. Пастушка королевского двора - Евгений Маурин

Кроме четырех, а потом пяти членов комитета к услугам заговорщиков было довольно много лиц, не посвященных во все планы и замыслы комитета, но содействовавших этим замыслам за плату – из корыстных побуждений или из пустого угодничества. Самыми важными сотрудниками считались Христина де ла Тур де Пен, кружившая голову Ренэ д'Арку и рассчитывавшая выскочить за него замуж, и Берта, получавшая щедрую мзду за шпионство.

Таким образом, Луиза де Лавальер была окружена врагами, недоброжелателями и шпионами со всех сторон. Она была страшно одинока и с горечью сознавала, что, кроме д'Артиньи, у нее нет ни одной подруги, как, кроме д'Арка, нет ни одного истинного друга. Впрочем, и Ренэ тоже был плохим утешением. Как ни привязан был он к всеми гонимой и обижаемой Лавальер, его слишком поглощала игра кокетливой Христины. Вообще, последняя причиняла много боли и огорчений Бретвилю. Она то опаляла юношу нежной лаской, то вдруг становилась холодной, высокомерной и нарочно возбуждала его ревность вольным обращением с другими мужчинами. Когда же Ренэ делал ей упреки, она высокомерно отвечала, что признает право контроля за женихом или мужем, но больше ни за кем. Ренэ не раз уже готов был выговорить слово, которого так ждала от него де ла Тур и которое дало бы ему право контроля, но каждый раз неясные сомнения удерживали его от решительного шага. Сколько раз Ренэ давал себе слово порвать с ветреной девицей, скинуть с себя ее чары, но призывная улыбка хитрой кокетки будила в пылком гасконце самые низменные, самые неукротимые инстинкты, и он опять, словно бабочка, летел на огонь. Однако, вернувшись после мучительного свидания, Ренэ снова давал себе зарок не видеться больше, в сотый раз внушал себе, что в нем даже нет любви к Христине, что его лишь обуревает самая низменная страсть. Но раздавался новый призыв, и все сомнения сейчас же забывалась.

От этой игры у Ренэ оставалось слишком мало времени для Луизы, и бедная фаворитка порой готова была биться головой о стену в минуты отчаянья. Выпады против фаворитки короля все учащались, нередко бывало, что Луиза убегала к себе в комнату вся в слезах, и около нее не было никого, кому она могла бы излить свое горе. Да, никому! У Полины, по-видимому, было тоже что-то угнетавшее, и, поглощенная своим тайным горем, она была плохой поверенной для горя чужого.

А были моменты, когда Луизе становилось совершенно невмочь и когда, словно назло, Полина бывала особенно угнетена. В один из таких моментов мы и застаем вновь нашу героиню.

В этот день у герцогини Орлеанской был интимно-парадный завтрак в честь английского дворянина, приехавшего из Лондона с письмом короля Карла к сестре. Лавальер как раз была дежурной в этот день вместе с Шимероль. Не будь такого случая, последняя справилась бы с дежурством одна, но официальный характер обеда требовал присутствия обеих дежурных, а Луиза, не желавшая пользоваться в службе преимуществами своего особого положения, не хотела просить кого-нибудь заменить ее. И вот в этом-то и раскаивалась она теперь!

Церемониал требовал, чтобы на подобных полуофициальных торжествах шествие распределялось так: впереди шел церемониймейстер с жезлом, за ним – герцогиня с гостем, затем в последовательном порядке – камер-пажи, старшая статс-дама, две дежурные статс-дамы, дежурный камергер и две дежурные фрейлины. За фрейлинами шли приглашённые на завтрак или обед, потом более или менее интимные приятельницы герцогини, а в самом конце – свободные от дежурства фрейлины и прочие чины двора, имевшие раз навсегда приглашение украшать собой стол Генриетты.

В этот день Луиза немного запоздала, и шествие уже выравнивалось. Позади Шимероль шла единственная посторонняя гостья – старушка Версаль, представительница рода, традиционно служившего всем четырем ветвям герцогов Орлеанских.[36] Версаль продвинулась слишком далеко вперед и стала почти рядом с Шимероль. Заметив такое нарушение этикета, Луиза поспешила вперед, вежливо отстранила Версаль и стала рядом с подругой.

Вдруг сзади послышался громкий голос графини де Суассон:

– Я всегда знала, что Лавальер хрома, но что она слепа как курица, до сих пор мне не было известно!

– А почему вы думаете, что она слепа? – спросила маркиза де Берси.

– Да чем же, как не слепотой, можно объяснить, что эта особа позволяет себе толкать и забегать вперед дам, несравненно более почтенных, чем она, и уж, во всяком случае, не скомпрометировавших себя распутством!

У Луизы вся кровь хлынула в голову слезы выступили на ее кротких глазах от этого оскорбления. Она беспомощно обернулась по сторонам, как бы отыскивая хоть единственное дружеское лицо, могущее заступиться за нее. Но вместо этого ей пришлось выслушать брошенный ей в упор ответ маркизы де Берси, обращенный к графине де Суассон:

– Она, вероятно, думает, что де Версаль превышает ее только количеством своих заслуг, тогда как специальные заслуги Лавальер важнее по качеству!

Тихий, но дружный смешок окружающих был ответом на эту новую гнусность.

Луиза побледнела как полотно, и, хотя церемониймейстер уже стукнул троекратно жезлом, оповещая о приближении герцогини и начале шествия, она, совершенно расстроенная, резко выступила из рядов и на глазах герцогини Орлеанской и ее гостя вышла, не поклонившись, из зала.

Придя к себе, она истерически разрыдалась; Полине удалось немного успокоить подругу, но затем ей надо было уйти по своему делу, и Луиза опять осталась наедине со своими невыносимо-грустными мыслями. По мере того как день склонился к вечеру, Луизе становилось все тяжелее на душе.

Вдруг звук знакомых шагов заставил ее ожить и насторожиться. Вот скрипнула рукоятка двери, и на пороге комнаты обрисовалась высокая, стройная фигура короля.

– Возлюбленный Людовик! Обожаемый король мой! – с истерической радостью крикнула Луиза и, охватив обеими руками шею кинувшегося к ней короля, вдруг жалобно, по-детски заплакала.

– Луиза, дорогая, светлая моя, что с тобою? – встревожено спросил Людовик, усаживая девушку на кушетку и подсаживаясь к ней – Тебя, наверное, опять кто-нибудь обидел? Ну, скажи мне, я навсегда отобью охоту у этих ведьм обижать мою незлобивую пастушку!

– Нет, ничего, – глотая слезы, ответила девушка, – просто мне взгрустнулось без тебя, божество мое!

– Неправда, Луиза, неправда! – горячо перебил ее король. – Ты опять берешься за старое и скрываешь от меня оскорбления, наносимые тебе! Ты не хочешь понять, что кротость обезоруживает волков и дикарей, но таких ведьм, как все эти аристократические негодяйки, только воодушевляет на новые мерзости! Однако мне это надоело! Так как причиной твоих слез обыкновенно бывает герцогиня Орлеанская, то я сейчас же отправлюсь к ней и потребую ее к ответу!