Реванш - Вячеслав Кумин

– Сэр…

Сказать что-то еще Крис не успел, из глаз посыпались искры от очередного удара, и правый глаз залило что-то теплое и липкое.

– Что ты там вякнул?… Я же тебя убью, гаденыша… Ну?

– Сэр… это был не «он»…

– А кто?

– Она…

– И что?! Если это она, то ей можно расстрелять майора Гастона?! Или, может быть, ты не стреляешь в женщин?!

– Не в этом дело… – просипел Крис после очередного удара. Встать самостоятельно у него уже не было сил.

– А в чем?!

– Это Дженнифер, сэр… позывной «Стервоза»…

– И что дальше?

– Я учился с ней в одной группе, сэр… и…

– И? – зло переспросил майор.

– Я ее люблю…

– Твою мать… – Гастон бросил истязаемого на пол, так и не нанеся последнего удара, отправившего бы Криса в глубокий нокаут.

Похоже, такого оборота событий не ожидал никто. Ни майор Гастон, ни собравшиеся пилоты, наблюдавшие за избиением, ни даже Крис, который только сейчас понял, что любит свою одногруппницу Дженнифер Гилгуд, позывной «Стервоза».

– В лазарет его, – наконец произнес майор, устало глядя на дело своих рук – совершенно разбитое лицо пилота, кровавую маску. – А потом… потом на гауптвахту, на десять суток.

Кто-то непроизвольно охнул, и Крис даже с затуманенным сознанием его понял: десять суток это много. Это очень много. Форкс сам слышал, как кричали из-за стенки наказанные техники, посаженные «на губу» по пьяному делу. На второй день они уже начинали выть в голос и молотить по двери кулаками. Пилоты независимо от пола были ребятами покрепче, но и они больше пяти-шести суток не выдерживали и тоже начинали сходить с ума. Но на все это, по крайней мере сейчас, Крису было наплевать, что называется, с высокой колокольни.

Капитан медицинской службы пыталась протестовать, но Гастон оказался тверд и неумолим. Единственное, что удалось Спирс, так это задержать Форкса у себя аж на три дня. За что Крис ее отблагодарил, как мог…

Впрочем, Форкс понимал, что отделался довольно легко, могло быть и хуже. Майор Гастон мог его просто застрелить, и ему бы за это ничего не сделали… Да и прецеденты были. Крис думал о том, что Ставр ему не пустил пулю в лоб только потому, что потери и без того были огромными, и где-то он прав…

Карцером являлся пустой ангар с довольно символичным номером тринадцать. Комната десять на десять метров, высотой три метра. Самым плохим в карцере было то, что здесь отсутствовал свет. Темнота стояла кромешная, хоть глаз коли. Но и это было еще полбеды… Совсем уж поганой вещью в карцере являлась тошнотворная невесомость. И держаться было абсолютно не за что. И при каждом повороте судна ты мог врезаться в стену в любой самый неожиданный, момент, и с этим невозможно было бороться. Если удавалось прислониться к стенке и как-то вжаться в нее, то очередное движение все равно отрывало тело, и ты врезался в противоположную стенку с чудовищной силой. Неудивительно, что после карцера многие отправлялись прямиком в лазарет.

Кроме того, в невесомости, темноте и тишине абсолютно терялось ощущение времени, а это было страшно. Казалось, проходили многие часы, а на самом деле несколько минут. Наручные хронометры почему-то не отбирали, и Крис понял, что это самая изощренная пытка: каждые полминуты смотреть на часы, думая, что прошло как минимум полчаса или даже час…

Одиночество. Оно давило на психику сильнее всего. Счастливчиками себя считали те, у кого были братья по несчастью. Можно было хотя бы о чем-то поговорить.

Единственным развлечением служила пища, выдаваемая в тюбиках, да туалет, появляющийся из стены всего на пять минут, и за это время нужно было успеть сделать все свои дела. Но дело в том, что в невесомости самые обычные дела, занимающие минимум времени, невероятно усложнялись, и этих пяти минут, бывало, не хватало…

Крис Форкс не знал, сколько уже пробыл «на губе». Очередной удар о стенку разбил его противоударные часы, и время перестало существовать. Он крепился, как мог, но это не помогло, и он уже что-то дико кричал, молотя кулаками по стенке. Хотя все начиналось довольно безобидно: он напевал какие-то песенки, сначала про себя, потом шепотом, еще какое-то время спустя – вполголоса и во весь голос, и вот теперь просто кричал, как сумасшедший.

Наконец темноту прорезал яркий свет, и чей-то голос проговорил:

– Ну, чего разорался? Давай на выход…

– Ск… сколько… сколько дней прошло? – спросил Крис, щуря глаза от дежурного освещения, казавшегося сейчас нестерпимо ярким.

– Шесть дней…

– Я вроде должен был отсидеть десять…

– А ты хочешь обратно? Так мы это мигом! – засмеялся технарь.

– Нет-нет! – замахал руками Крис.

– Я так и думал. Давай выходи.

– Но все же… почему меня выпустили досрочно? Майор Гастон не из тех, кто бросает слова на ветер, и он точно не страдает переизбытком жалости.

– Эт-т точно. Но именно он-то тебя и приказал выпустить. И сказал, чтобы ты, как оправишься, явился к нему.

– Понятно…

В лазарете Форкса привели в порядок всего за полчаса. Смазали синяки, залепили ссадины и вкололи бодрящий укольчик.

– Бедненький, – пожалела его на прощание капитан Спирс.

И действительно, чего ожидать от майора Гастона, было неясно. Тем не менее приказ следовало выполнить, и Крис направился на палубу, где обитал его командир. Вскоре показалась и его каюта. Дверь была не заперта, и потому было отчетливо слышно слова доносившейся песни. Голос певца был хриплым, и пел исполнитель под одну лишь гитару.

Я – Як-истребитель, мотор мой звенит.Небо – моя обитель.Но тот, который во мне сидит,Считает, что он – истребитель.

В этом бою мною «юнкерс» сбит —Я сделал с ним, что хотел,А тот, который во мне сидит,Изрядно мне надоел!

Крис никак не мог понять, что не так в этой песне. Она вообще была не такой, как все песни о самолетах, и тут он понял, что певец поет от имени самой машины. Это было очень необычно, и Крис дослушал песню до конца. Особенно его поразили слова почти в самом конце:

Терпенью машины бывает предел,И время его истекло, —И тот, который во мне сидел,Вдруг ткнулся лицом в стекло.Убит! Наконец-то лечу налегке,Последние силы жгу…Но что это, что?! Я – в глубоком пике,И выйти никак не могу!..

Аж какой-то ком к горлу подкатил. Но песня закончилась, и Форкс, постучав в дверь, попросил разрешения войти.

– Входи…

– Лейтенант Форкс по вашему приказанию прибыл! – отчеканил Крис, стоя навытяжку. Под строгим взглядом командира, оторвавшегося от своего хобби – раскрашивания модели древнего самолета с пропеллером, – он понял, что выбрал неверное поведение и встал «нормально».