Всё не так, как кажется (СИ) - Морейно Аля

- Расскажи, как вы поживаете. Как в школе? Тебя никто не обижает? Не дразнят мальчишки?

Миша молчит, раздумывая, стоит ли ябедничать, а потом выдаёт мне на ухо шёпотом:

- Меня Гриша дразнит безотцовщиной и говорит, что мама меня нагуляла. А что это значит – безотцовщина?

- Это значит, что Гриша подслушал какие-то глупости у взрослых и бездумно повторяет их. Не обращай внимание.

- Но у меня и правда нет папы… Я так надеялся, что ты будешь моим папой!

Это простое детское откровение выбивает из лёгких весь воздух. Открываю рот, как рыба, порываясь что-то сказать, но ничего не выходит. С трудом шепчу ему:

- Я и есть твой папа.

Возможно, делаю это зря. Подозреваю, что Николь будет в ярости из-за такой самодеятельности, но не могу сказать ничего другого. Потому что я говорю правду. И мне не нужен никакой анализ, чтобы убедиться в нашем генетическом родстве.

- Что происходит? Миша! – грозный мужской голос звучит прямо над головой.

Ставлю ребёнка на ноги, поднимаюсь, но продолжаю обнимать сына обеими руками.

- Кто вы такой?

- Деда, это – мой папа! Я тебе о нём рассказывал. Это дядя Лёша, ему медаль вручали по телевизору. Он – герой!

Его не надо представлять – Миша и вправду очень похож на деда. Мужчина смотрит на меня укоризненно, а я лихорадочно пытаюсь вспомнить отчество Ники, чтобы как-то к нему обратиться.

- Твой папа? – мальчик радостно кивает. – И давно?

Включаюсь в разговор, потому что вряд ли Миша знает, что сказать.

- Я его отец почти семь лет. Но так вышло, что познакомились мы с ним только год назад.

- Очень интересно. Я много слышал о почти мифическом дяде Лёше, но ни разу никто мне не говорил о вас как о Мишином отце.

Я имел наглость сказать Мише, что я – его отец. Весь вечер как на иголках – жду гневного звонка от Николь. Не сомневаюсь, что она будет в бешенстве от моей выходки. Не уверен, правда, что ребёнок понял, что я говорил о настоящем отце. Ему это было неважно, главное – здесь и сейчас у него появился папа.

Но она не звонит. Неужели до сих пор настолько не хочет меня ни видеть, ни слышать?

Принимаю решение, не посоветовавшись с ней. Если бы позвонила, я бы рассказал о своих намерениях. А поскольку связь у нас с ней односторонняя, то поставить её в известность у меня нет возможности. Уверен, она будет против, разозлится и устроит мне «вырванные годы». Но всё это будет потом. Главное – Миша будет доволен.

Надеваю форму с наградами и отправляюсь к сыну в школу. Он сказал вчера, что после уроков обычно остаётся на продлёнку. Волнуюсь, не заберут ли его сегодня раньше – мало ли какие у них планы, потому прихожу задолго до окончания.

Охранник встречает меня приветливо и объясняет, где найти нужный класс. Стою под дверью, прислушиваясь к детским голосам. Наконец набираюсь смелости и вхожу. Тотчас же на меня устремляется не меньше десятка пар любопытных детских глаз. Тишину разрывает вопль Миши:

- Папа!

Малыш подбегает ко мне и прижимается.

- Здравствуйте! А вы кто? – учительница строгим тоном нарушает нашу идиллию, всем своим видом говоря: «Стой, стрелять буду!».

- Карпов Алексей Викторович, отец Миши, – как же круто это звучит! Готов повторить это сотню раз.

- Отец? Николь Марковна меня не предупреждала, что вы за ребёнком придёте.

- Я не буду забирать его, мы дождёмся Нику. Я пришёл познакомиться с вами и посмотреть, где Миша учится.

- Папа на войне был! Он только недавно вернулся! У него медали есть! – вклинивается ребёнок.

- Мой папа тоже был на войне. Только он не вернётся, его убили, – слышу голосок слева.

Поворачиваюсь, нахожу глазами этого мальчика.

- Иди-ка сюда, – сажусь на стул, а его усаживаю к себе на колено. – Тебя как зовут?

- Ваня Громов.

- А папу как звали?

- Андрей.

- Значит, ты – Иван Андреевич Громов. Папа твой героем был, ты должен гордиться им. Он теперь на небе и всегда будет наблюдать за тобой, будет твоим ангелом-хранителем. Ты, главное, не забывай его.

Не представляю, как говорить с этими детьми. Никто и никогда не вернёт им убитых отцов. А далеко не каждый мужчина станет относиться к пасынку, как к родному. Я – не солдат, я – врач. Моя задача на войне – не убивать, а спасать. Мои сражения – в операционной и перевязочной. Мои победы – выжившие солдаты. Мои поражения… Я помню многих, если не всех, они снятся мне, напоминая о моём бессилии и несправедливости этого мира.

Прижимаю к себе Ванечку, глажу по голове. На другое колено забирается Миша – ревнует. У моего сына раньше не было папы, но теперь обязательно будет, я сделаю всё, чтобы он не чувствовал себя безотцовщиной.

Глава 31

Постепенно нас обступают все дети. Как и следовало ожидать, самое большое внимание привлекают мои награды.

- А ты убивал врагов? – спрашивает девочка.

- Нет, я военный врач. Я спасаю наших воинов, чтобы они не умирали от ранений.

- И под пулями спасаешь?

- И такое бывало, конечно.

- А стрелять умеешь?

- Умею. Только от меня больше пользы, когда я врач, а не солдат. Каждый должен заниматься своим делом и на войне, и в мирной жизни и помогать друг другу. Тогда никакие враги нам будут не страшны. Вот ты кем бы хотел стать?

- Банкиром!

- Ух ты! Хорошая и нужная профессия.

- А я – програ-прогма-программистом, вот!

- Супер!

- А я – детским врачом!

- Какие вы все молодцы!

- Может быть, вы нам расскажете что-то о войне, о своей работе? – учительница пытается организовать детей.

Ребятишки рассаживаются по своим местам, и я делюсь с ними воспоминаниями, стараясь выдёргивать из памяти то, что не испугает малышню, но и не создаст у них впечатление, что война – это увеселительная прогулка.

Когда учеников начинают разбирать родители, Миша снова виснет на мне, словно чувствует, что сейчас за ним придёт мама – и отберёт его у меня.

И она приходит.

Я ощущаю присутствие Ники в тот миг, когда она входит в класс. На мгновение наши глаза встречаются. Она в ярости, но хорошо владеет собой.

- Николь Марковна, здравствуйте, – к ней тут же подбегает учительница. Могу понять её чувства. Она наверняка осведомлена, что отца у Миши официально нет. И боится, что Ника сейчас задаст ей жару за то, что подпустила к её ребёнку постороннего мужчину. – Миша сказал, что Алексей Викторович – его папа, – смотрит выжидающе, пытаясь предугадать, будут ли её ругать.

Думаю, Николь не станет прилюдно устраивать скандал. Учительнице, если и даст насчёт меня распоряжение, то только наедине, чтобы не привлекать внимание других. А вот меня ждёт скандал, если, конечно, она всё-таки станет со мной говорить.

- Всё в порядке, Ольга Сергеевна, – улыбается учительнице доброжелательно, но глаза выдают разъярённую дикую кошку.

Смотрит на меня. Нам не нужно слов, чтобы понять друг друга. Каждую молнию в её серых омутах можно попробовать оформить вербально, но она наверняка при этом потеряет свою остроту и эмоциональность.

Николь прощается с учительницей, забирает Мишу, я выхожу вслед за ними. Лишь оказавшись на парковке, она говорит мне одними губами, чтобы сын не услышал:

- Какого чёрта ты творишь?

- Его дразнят безотцовщиной. Я пришёл показать обидчикам, что они неправы, и поддержать его. Он был рад.

- И что, у него от этого появился отец? Зачем этот обман? Детей и самого Миши, в первую очередь!

- Это не обман. Пригласи меня к вам домой, чтобы мы могли спокойно поговорить.

- А не слишком ли многого ты хочешь? – кажется, она сейчас кинется на меня и расцарапает лицо.

- Нет, и я готов начать с малого. Так как? Я без машины.

Миша держит мою руку мёртвой хваткой. Николь видит это и злится ещё больше. Слышу, как скрипят сжатые челюсти. Не знаю, что у неё на душе в отношении меня и какие у меня шансы. Просто мне точно не будет. Но с сыном я её дожму в любом случае.