Идеалы и действительность в русской литературе - Петр Кропоткин

Все, таким образом, заканчивается к общему благополучию, но зрители чувствуют, что могло случиться и нечто как раз противоположное. Вследствие каприза отца дочь могла быть несчастной на всю жизнь, как это и бывает в большинстве подобных случаев.

Подобно комедии Грибоедова, «Обломову» Гончарова и многим другим прекрасным произведениям русской литературы, эта комедия Островского имеет такую типически русскую оболочку, что легко проглядеть ее широкое общечеловеческое значение. Комедия кажется типически «московской», но измените имена и обычаи, измените некоторые детали, перенесите действие в высший или низший класс общества; поставьте вместо пьяницы Любима Торцова бедного родственника или честного друга, сохранившего здравый смысл, — и мораль комедии может быть приложена к любой нации и к любому классу общества. Она глубоко человечна. Этим и объясняется ее громадный успех: в течение пятидесяти лет она не сходит с русской сцены. Я не имею при этом в виду нелепого, преувеличенного энтузиазма, с которым комедия была встречена так называемыми народниками, в особенности славянофилами, видевшими в Любиме Торцове олицетворение чисто русской души, даже в глубоком падении сияющей добродетелями, до которых не дойти гнилому Западу! Люди более рассудительные не заходили так далеко; но они понимали, какую массу удивительных наблюдений, почерпнутых из действительной жизни, представляла эта комедия и другие драматические произведения Островского. Руководящим журналом того времени был «Современник», и критик этого журнала Добролюбов посвятил обширные статьи анализу произведений Островского, причем впечатление, получаемое от них, он выразил в самом заглавии статьи: «Темное царство». Обзор темных сторон русской жизни, изображенных Островским, сделанный Добролюбовым, послужил могучим толчком в последующем интеллектуальном развитии русской молодежи.

Одной из лучших драм Островского является «Гроза» (переведенная на английский язык г-жой Констанцией Гарнетт). Действие происходит в маленьком провинциальном городе на Верхней Волге, где обычаи местного купечества еще сохранили отпечаток первобытной дикости. Там живет, например, старый купец Дикой, очень уважаемый обывателями, представляющий специальный тип тех тиранов, которых так превосходно изображал Островский. Если Дикому приходится платить за что-либо, он, прежде уплаты долга, всегда поднимает ссору с человеком, которому он должен. У него имеется старая приятельница, купчиха Кабанова, и, напившись и обозлясь, Дикой обыкновенно навещает ее: «У меня никакого дела нет, а я хмелен, вот что!» — объясняет он свой визит.

Кабанова — под пару Дикому. Может быть, она менее первобытна, чем ее друг, но ее самодурство имеет еще более тиранический характер. У нее имеется сын, который по-своему, до известной степени, любит свою молодую жену Катерину; но мать держит этого взрослого сына в таком подчинении, как будто бы он был маленьким мальчиком. Свекровь, конечно, ненавидит молодую жену и всячески притесняет ее, а у мужа не хватает энергии стать на ее защиту. Он чувствует себя счастливым лишь тогда, когда ему удается вырваться из дому. Может быть, он выказывал бы больше любви к своей жене, если бы они жили отдельно от матери, но, живя в доме матери, под ее постоянным тираническим присмотром, он смотрит и на жену как на одну из причин своей угнетенности. Катерина, напротив, поэтическое существо. Она выросла в хорошей семье, где пользовалась полной свободой, прежде чем вышла замуж за молодого Кабанова, и теперь она чувствует себя очень несчастной под гнетом постоянных преследований со стороны ужасной свекрови, не имея никакой защиты, кроме слабохарактерного, боящегося матери мужа. В ее характере имеется еще одна черточка — она страшно боится грозы. Эта черточка очень характерна для глухих городков в верховьях Волги: мне самому приходилось встречать хорошо образованных женщин, которые, испугавшись однажды внезапной грозы, — а они часто достигают здесь грозного величия, — во всю последующую жизнь страшно боятся раскатов грома.

Муж Катерины отлучается из города на две недели. В этот промежуток времени Катерина, которая и раньше на гулянии случайно встречалась с молодым человеком, Борисом, племянником Дикого, и замечала с его стороны некоторое внимание, — отчасти под влиянием сестры мужа, очень ветреной девушки, видится несколько раз с Борисом и влюбляется в него. Борис — первый мужчина, который со времени ее брака относится к ней с уважением; он сам страдает от притеснений Дикого, и Катерина чувствует к нему симпатию, переходящую в любовь. Но Борис также обладает слабым, нерешительным характером, и, как только его дядя, Дикой, приказывает ему уехать из города, он повинуется и изливается в жалобах на «обстоятельства», разлучающие его с Катериной. Возвращается муж Катерины, и, когда его, жену и старуху Кабанову захватывает страшная гроза на прогулке на берегу Волги, Катерина, в смертельном ужасе пред грозящей ей внезапной смертью, признается в присутствии толпы, ищущей защиты от грозы в галерее, в том, что случилось во время отсутствия ее мужа. О том, что следует далее, читатели узнают лучше всего из приводимой ниже сцены, происходящей на высоком берегу Волги. Пробродив некоторое время в сумерках по пустынному берегу, Катерина наконец видит Бориса и бежит навстречу ему:

Катерина. Увидала-таки я тебя! (Плачет на груди у него. Молчание.)

Борис. Ну, вот и поплакали вместе, привел Бог.

Катерина. Ты не забыл меня?

Борис. Как забыть, что ты!

Катерина. Ах нет, не то, не то! Ты не сердишься?

Борис. За что мне сердиться?

Катерина. Ну, прости меня! Не хотела я тебе зла сделать, да в себе не вольна была. Что говорила, что делала, — себя не помнила.

Борис. Полно, что ты! что ты!

Катерина. Ну, как же ты? Теперь-то ты как?

Борис. Еду.

Катерина. Куда едешь?

Борис. Далеко, Катя, в Сибирь.

Катерина. Возьми меня с собой отсюда!

Борис. Нельзя мне, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает, уж и лошади готовы; я только отпросился у дяди на минуточку, хотел хоть с местом-то тем проститься, где мы с тобой виделись.

Катерина. Поезжай с Богом! Не тужи обо мне. Сначала только разве скучно будет тебе, бедному, а там и позабудешь.

Борис. Что обо мне-то толковать! Я — вольная птица. Ты-то как? Что свекровь-то?

Катерина. Мучает меня, запирает. Всем говорит и мужу говорит: «Не верьте ей, она хитрая». Все и ходят за мной целый день и смеются мне прямо в глаза. На каждом слове все тобой попрекают.

Борис. А муж-то?

Катерина. То ласков, то сердится, да пьет все. Да постыл он мне, постыл; ласка-то его мне хуже побоев.

Борис. Тяжело тебе, Катя?

Катерина. Уж так тяжело, так тяжело, что умереть легче!

Борис. Кто ж это знал, что нам за любовь нашу так мучиться с тобой! Лучше б бежать мне тогда!

Катерина. На беду я увидела тебя. Радости видела мало, горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет! Вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отымут; а больше мне ничего не надо. Только ведь мне и нужно было увидать тебя. Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала, что ты на меня сердишься, проклинаешь меня…

Борис. Что ты, что ты!

Катерина. Да нет, все не то я говорю, не то я хотела сказать! Скучно мне было по тебе, вот что; ну, вот я тебя увидала…

Борис. Не застали б нас здесь!

Катерина. Постой, постой! Что-то я тебе хотела сказать?! Вот забыла! Что-то нужно было сказать! В голове-то все путается, не вспомню ничего.

Борис. Время мне, Катя!

Катерина. Погоди, погоди!

Борис. Ну, что же ты сказать-то хотела?

Катерина. Сейчас скажу. (Подумав.) Да! Поедешь ты дорогой, ни одного ты нищего так не пропускай, всякому подай, да прикажи, чтоб молились за мою грешную душу.

Борис. Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с тобой! Боже мой! Дай Бог, чтоб им когда-нибудь так же сладко было: как мне теперь. Прощай, Катя! (Обнимает ее и хочет уйти.) Злодеи вы! Изверги! Эк, кабы сила!

Катерина. Постой, постой! Дай мне поглядеть на тебя в последний раз. (Смотрит ему в глаза.) Ну, будет с меня! Теперь Бог с тобой, поезжай. Ступай, скорее ступай!

Борис. (Отходит несколько шагов и останавливается.) Катя, нехорошо что-то! Не задумала ли ты чего? Измучусь я дорогой-то, думавши о тебе.

Катерина. Ничего, ничего! Поезжай с Богом! (Борис хочет подойти к ней.) Не надо, не надо, довольно!