Новые записки психиатра, или Барбухайка, на выезд! - Максим Малявин

— Света, здравствуй! Давно не виделись. С чем пожаловала?

— Пришла пожаловаться. Как им всем не стыдно! Губернатор, президент и премьер — ведь взрослые серьезные люди, а подглядывают, как через дырку в туалете в пионерлагере!

— Куда подглядывают-то?

— А куда только можно! Через телевизор подглядывают — а я на кухню, между прочим, порой и без халата могу выйти! И в ванной через вентиляцию! И в туалете — у них такая оптика гибкая, они ее через канализацию — и в мой унитаз!

— Господи, а в унитаз-то зачем, Света?

— Вот и я не понимаю, Максим Иванович! Жопа как жопа, чего там смотреть-то? Узоров нет.

— Узоры бы их точно добили. И что, просто смотрят или говорят чего?

— А вы как думаете? Если бы молча смотрели, оно бы и ладно, но они же комментируют!

— Даже не буду предполагать, как.

— А у меня с собой конспект, вот, возьмите!

— Ну, спасибо, дорогая, осчастливила доктора!

— И ведь нет чтобы по-человечески попросить — мол, Света, солнышко, дай! Уж премьеру я бы не отказала. И президенту… Да и губернатор, если подумать, мужик ничего…

— Какая у тебя широкая и добрая душа!

— А вот мэру не дам! У него целкофобия.

— Да-да, что-то такое ты уже рассказывала…

— Да и спекся он, больше не наблюдает, не комментирует чего-то.

— Видимо, не по Фердинанду каска…

— И вообще вы не представляете, как сложно жить честной девушке, которую все только и делают что хотят, — и ни один не предлагает себя как положено.

— То есть в комплекте с белым конем, рукой и сердцем?

— Я вам уже говорила, что вы настоящий этот… донжуан… тьфу, блин! — джентльмен?

— Нет, но я очень, очень польщен.

— В общем, сделайте мне галоперидол, чтобы эти поменьше мою жопу комментировали. И еще что-нибудь для сна, а то как подумаю, сколько народу меня вожделеет, — так и сон прочь.

— Для тебя, Света, — все что угодно. Рецепт сейчас медсестра оформит, получишь снотворное в аптеке бесплатно, а ампулка галоперидола деканоата — вот, держи, вместе с направлением в процедурный кабинет.

Протягивая ампулу и листочек с направлением, я заметил, что Света старается не брать их из рук в руки, а подставляет свою сумочку.

— Света, ты что, боишься заразиться?

— Нет, доктор. ЗАБЕРЕМЕНЕТЬ.

— Э-э-э, поясни, пожалуйста!

— Я чувствую, как от вас исходит животворящая сила. Кого вы ни коснетесь — сразу же забеременеет.

— И мужики?

— Нет, что вы смеетесь! Я серьезно, между прочим! Так что вы поосторожнее с женщинами. Я вот, например, не готова к внебрачному ребенку, я еще девочка нецелованная, если вы забыли. Вот и предохраняюсь, как могу. До свиданья.

Она ушла делать укол, а я задумался. Надо жену предупредить. И где-то искать презерватив на всего себя. Или черт с ним, плюнуть на все и улучшить демографическую ситуацию?

Как пытался убедить нас приведенный на судебно-психиатрическую экспертизу товарищ, пить двадцать три дня в месяц — это не запой, это так, баловство. Сидели задумавшись — что же тогда такое запой в его понимании?

Огоньку?

Он сжег офис «Лукойл» вместе с бензоколонкой —Без причин, просто так, из уваженья к огню…

Твоя вишневая «девятка»Меня совсем с ума свела…

Есть, есть в пламени что-то необъяснимо притягательное. Будем ли мы пытаться объяснить это, поправляя пенсне, юнговскими архетипами или же ударимся чем-нибудь в эзотерику и вспомним первый из пяти основных элементов (из семи, на самом деле, но не суть), или же будем резонерствовать относительно генетической памяти, с ее мамонтами на вертелах и окорочками птицы дронт а-ля шеф-повар Петя Кангропов — неважно. Человек упорно пытается зажечь не по-детски: то Герострат решит прославиться в веках, то аутодафе станет жутко модным по идейным и имущественным соображениям, то какие-то дебилы решат выразить свой протест не самому плохому из государств в форме массового сожжения авто (что характерно — не своих собственных, но это тоже очень по-человечески).

Вот и некоторых наших пациентов огонь тоже не оставляет равнодушными. Геннадий (пусть его будут звать так) знаком с психиатрами уже больше четверти века. За это время было много всего — и госпитализации, и попытки родного брата сплавить Геннадия после смерти матери в дом-интернат, и выход на инвалидность, поскольку ни на одной работе не желали держать сотрудника, который через месяц после трудоустройства шел к начальству и излагал собственный план интенсификации производства и улучшения условий труда. Причем план неизменно начинался с предложения выгнать ко всем чертям директора, его блядскую бухгалтерию и гадских бригадиров. Обострения с галлюцинациями не в счет, Гена вполне сносно работал и с голосами в голове — правда, отчаянно с ними ругался, отчего работать ближе чем в пяти метрах от него народ отказывался: а то вдруг перейдет от дискуссии к воспитательным мероприятиям.

Выйдя на инвалидность, Геннадий не утратил жажды деятельности, в отличие от многих других, для кого диван, холодильник с пивом и телевизор становятся Бермудским треугольником. Он то где-то подрабатывал — пусть недолго, но вполне результативно, то копался на даче, то затеивал очередной капитальный ремонт в пределах отдельно взятой квартиры. Вот тут-то его, как правило, и госпитализировали, поскольку ремонт он брался делать очень радикально: отрезал на фиг трубы с водой и газом, демонтировал канализацию, вынуждая соседей держать наготове дежурный ночной горшок и телефон спецбригады. Его ни разу не сбывшейся мечтой было сделать в квартире настоящий ремонт, на зависть всем шабашникам, и поехать в Югославию. Зачем? Все очень просто: там он сливается с их местным пролетариатом, косит под своего, после чего возвращается в Россию, но уже в составе строительной бригады — а это контракты, это заработки! И никто не вспомнит ни про инвалидность, ни про дурдом. А голоса — да бог с ними, с голосами! Опять же, будет возможность послушать родную речь на чужбине. Вот только навыки строительства на своей квартире отработать — и привет югославам!

Все в очередной раз двигалось по намеченному плану, и вдруг Геннадий почувствовал, что кто-то его страшно невзлюбил. Невзлюбил — и едреный бы с ним корень, он не топ-модель по-русски, чтобы размазывать косметику из-за каких-то там рейтингов и оценок жюри. Однако нелюбовь стала выражаться вполне ощутимо: то нога опухнет, то рука, то уши. Хирург, к которому Гена пришел с этими жалобами, сказал, что опухоли он никакой не видит и что это он сам опух, только виртуально. Еще добавил, что от нелюбви опухает совсем другое — но это, скорее, следствие вынужденного воздержания. Словом, не проникся важностью момента.

Пришлось искать источник недомогания самостоятельно, поскольку состояние день ото дня становилось все нестерпимее, даже сон пропал. Хорошо, голоса не стали кочевряжиться и подсказали — мол, к номерам автомобилей присмотрись повнимательнее — и все поймешь. Гена посмотрел — и не поверил своим глазам. Во дворе, у дома напротив, стояла вишневая «девятка», что само по себе было плохим знаком. А номер… Ну, точно! Ай да голоса, ай да чилдрен оф зе бич! 3 и 57 — как месяц и год рождения, а буквы — ОСС. ОПУХНИ, СДОХНИ, СВОЛОЧЬ! Или, как вариант, ОКОЧУРЬСЯ, СУКА, САМ. Все один к одному, все яснее некуда. У владельца этой машины паранормальные способности, вот он-то и изгаляется. И ведь так хитро, что не подкопаешься. Ну да ладно, покажем этому мучителю, почем фунт перца в конкретно взятой заднице!

Ведро солярки одолжил водитель какого-то КамАЗа и даже денег не взял — мол, ради благого дела не жаль даже углеводородов, а кстати, Гена точно уверен, что никто из начальников транспортной компании в деле не замешан? А то вот и адресок нужный… Остальное было делом техники: высадил стекло «девятки», полил салон, слил из бензобака пару стаканов на растопку, прикурил, кинул спичку в машину. Горело весело, всем было интересно, и только мучитель-экстрасенс матерился очень громко. Правда, не слишком разнообразно, а вот прибывший пожарный расчет устроил ему лингвистический мастер-класс, но это уже детали.

Вычислили Геннадия довольно быстро — двор старый, глаз и ушей много. Следователь, узнав истинную причину поджога, как-то поскучнел и пошел писать запрос в психдиспансер. А заодно и вызывать спецбригаду — мало ли что… На судебно-психиатрической экспертизе Гена охотно рассказал и про сволочного соседа с его склонностью к экстрасенсорике и личной к нему неприязнью, и про сам процесс истязания, и про месть с задором и огоньком. Жалеть? А чего его, гада, жалеть? Пусть радуется, что легко отделался, поскольку попал на человека широкой души и незлобивого от природы. В тюрьму за такое сажают? Вот пусть сначала посадят этого коня педального, да еще и спросят по всей строгости — за пытки, за недозволенные методы воздействия! Принудлечение? Вы серьезно? А альтернативы? Эх-х, откладывается Югославия… Ну да ладно, братья-славяне подождут, никуда не денутся!