Кукиш с икоркой - Елена Логунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отметила, что голос приятеля давненько не был таким веселым.
– Спешу сообщить тебе, что твоя «Дюшка» не подходит! Наш сейф остался непокобелим! – Вадик радостно засмеялся. – То есть непоколебим! В общем, промахнулась ты в своих расчетах!
– Ну и замечательно! – Я постаралась, чтобы в моем голосе не прозвучало легкое разочарование. – Сожги конверт и забудь, что он был!
– Сейчас так и сделаю, – с готовностью отозвался Вадик. – Ой, привет!
– Привет, – отозвалась я, решив, что приятель со мной прощается.
– Послушай, я так не согласна! – возроптала Ирка, едва дождавшись, пока я уберу в сумку мобильник. – Неужели я так и не узнаю, в каких таких страшных грехах ты подозревала Людочку? Лен, ну расскажи, а? Обещаю, я никому ни слова! Могила!
Ирка вперила в меня преданный взгляд и размашисто перекрестилась.
– Не надо больше могил, – вырвалось у меня.
Вздохнув, я испытующе поглядела на подружку. Ирка смотрела на меня таким лаково-блестящим взглядом, который бывает у Масяни, когда он выклянчивает у доброй мамочки какую-нибудь маленькую радость жизни, вроде возможности побегать босиком и с непокрытой головой по лужам, под проливным дождем с градом. Кротость и добродушие, которые излучает в такой момент румяная детская мордаха, обманчивы: стоит только мамочке сказать «нет», и раздается оглушительный обиженный рев.
– Только не вздумай расплакаться, все равно, ты меня не разжалобишь, – предупредила я подругу.
Вероятно, решив проверить это мое утверждение, Ирка сложила губы шлепанцами и наскоро соорудила себе брови с трагическим заломом, но в этот момент мы поравнялись с лотком продавщицы сосисок, и подружка вмиг перестала кукситься.
– Мне сардельку в лаваше, – объявила она. – С горчицей, хреном, кетчупом и майонезом, и острой морковки побольше, чтобы перебить вкус пирожных! Лен, тебе чего взять?
– Сосиску без горчицы, хрена и майонеза.
– И можно без хлеба! – съязвила подружка.
Перебивать вкус пирожных устроились в машине.
– Ну? – непонятно спросила Ирка, расправившись с лавашно-сардельным рулетом.
– В смысле?
– В смысле, ты обещала рассказать, что за текст на бумажке в конверте!
Я прекрасно помнила, что ничего подобного не обещала, но не стала этого говорить. Пожалуй, легче удовлетворить Иркино любопытство, чем слушать ее скулеж.
– Хорошо, слушай. В этом документе я изложила свое видение истории.
– Какой истории? Неужто всей современной цивилизации? – Подружка не удержалась от шпильки.
– Истории жизни Людочки Петровой, а также смерти некоторых людей. Ты будешь слушать или язвить?
Ирка жестами показала, что будет молчать и слушать: сначала приложила палец к губам, а потом ладонями оттопырила уши.
– Тогда я продолжу. По-моему, дело было так. После рождения сына Людмила Петрова недолго жила в Тихореченске. Она оставила ребенка на бабушку и уехала подальше от слухов и сплетен, поближе к местам обитания состоятельных людей – в краевой центр. Поселилась Людочка на первых порах в общежитии того самого медицинского колледжа, который закончила пару лет назад. Думаю, поначалу девица жила в общаге нелегально, у какой-нибудь старой подружки, а потом – на птичьих правах: тогдашний комендант, знатный взяточник и махинатор, устроил Петровой прописку в общежитии. Штамп о временной регистрации по месту жительства нужен был Людочке для того, чтобы найти хорошую работу. Известно же, что с городской пропиской устроиться легче.
Не знаю, повезло ли ей с работой, информации на этот счет у меня никакой нет, зато Людмила нашла себе кавалера – пожилого дядечку с серьезными намерениями.
– Как это у нее получается, интересно? – Ирка яростно почесала в затылке. – Я имею в виду, как у Людочки получается так ловко охмурять мужиков? Может, она знает секрет приворотного зелья?
– Криворотного зелья! – невесело сострила я, вспомнив перекошенное страданием лицо брошенного жениха Вадика. – Она красива и умна, чего еще надо? Кстати, Анатолий Иванович Мокроножкин давно уже разменял седьмой десяток, так что седина в его бороде появилась много лет назад, а вот бес в ребро ударил только с появлением Людочки. Сам по себе кавалер был неказист, но у него имелась собственная двухкомнатная квартира и некоторые денежные сбережения. Людочка Петрова решила стать Мокроножкиной, но еще до свадьбы проделала один небольшой, но эффектный трюк: избавилась от ребенка.
– Что?! – громко ужаснулась Ирка, позабыв, что обещала молчать.
– Успокойся, я выразилась фигурально!
– Ох, дать бы тебе по фигуре за такие выражения! – ругнулась подружка. – У меня чуть сердце не выскочило! Я подумала, что эта негодяйка убила своего малыша!
– Нет, эта негодяйка всего лишь поменяла паспорт, утратив при этом запись на страничке «Дети».
– Как ей это удалось? – Ирка наморщила лоб стиральной доской.
– Очень просто. Ты не забыла, кто у Людочки мама? Точно, паспортистка. Думаю, Людочка заявила об утере своего основного документа и выправила новый по месту своей постоянной прописки, то есть – в родном Тихореченске, в паспортном столе у собственной мамули. В чистенький паспорт жуликоватый общежитский комендант снова тиснул печать о прописке сроком на пять лет, но Людочка больше не жила в общаге. Она вышла замуж за дедушку Мокроножкина и поселилась в его приватизированной «двушке». В самом скором времени старичок умер, любезно оставив молодой супруге квартиру и деньги на банковском счету.
– Это те деньги, на которые Людочка купила в Тихореченске квартиру для мамы и сына? – догадалась Ирка.
– Они самые. Сомневаюсь, что галантный дедушка Мокроножкин был миллионером, но на квартиру в захудалом провинциальном городишке его сбережений хватило, – подтвердила я. – Однако Людочке еще нужны были средства, чтобы содержать родственников, да и себя саму ущемлять не хотелось. Подумала молодая вдова, подумала, да и решила подыскать себе нового состоятельного супруга. Причем афишировать тот факт, что она уже пару раз сходила замуж, да еще оба раза подозрительно быстро овдовела, Людмила разумно не желала. И что же она сделала?
– Что? – выдохнула Ирка.
– Опять поменяла паспорт!
Ирка шумно шлепнула себя по коленкам:
– Гениально! Только… Стоп, а ведь она уже не могла прибегнуть к мамочкиной помощи, раз прописалась в Мокроножкиной квартире в нашем городе?
– Во-первых, в унаследованной квартире Людочка хотя и жила, но не прописалась, только оформила право собственности. Полагаю, ей хотелось, чтобы ее считали неимущей сироткой. Во-вторых, мамочкина помощь на сей раз не понадобилась. Людочка просто пошла в загс и заявила о желании вернуть себе добрачную фамилию. Ну, не хотелось девушке всю оставшуюся жизнь быть Мокроножкиной! Разумеется, после выполнения всех необходимых формальностей Людмила получила новый паспорт. Печати о браке в нем, само собой, не было, потому как не было уже и самого брака: муженек-то умер!
– И стала Людочка Петрова вновь чиста и непорочна! – восхитилась Ирка.
– С непорочностью ей очень помогли в клинике «Камелия», – кивнула я. – Выписанное из Москвы светило, доктор Локтев, успешно провел операцию по восстановлению девственности.
– Операция – это уже слишком! – решила Ирка.
– Ничего не слишком! – возразила я. – Людочка ведь как раз познакомилась с мадам Рябушкиной, а у той была навязчивая идея женить сына на девственнице, вот Людочка и стала девственницей, опять двадцать пять…
– Дальше я вроде знаю: Людочка благополучно прошла проверку у гинеколога богатенькой банкирши и совсем уже собралась выйти замуж за наследного принца Вадика, да тут наш Масянька обозвал ее снеговиком, и невеста сбежала, – поторопилась закончить Ирка. – Кто бы подумал, что девица такая чувствительная!
– Насчет чувствительности – вопрос спорный, – я покачала головой. – Честно говоря, я так и не поняла, почему Людмила сбежала со свадьбы. Разве что хотела доканать своей выходкой Ангелину Митрофановну? По словам секретарши, банкирша очень неважно себя чувствовала, что-то с сосудами у нее было…
– А что за история с сейфом? – вспомнила подруга.
– Да все та же история, комедия жадности. Сдается мне, это не мадам Рябушкина, а Людочка поменяла кодовое слово. Узнав, что Ангелина Митрофановна скоропостижно скончалась, Людочка проникла в квартиру в отсутствие Вадика и сменила шифр сейфа.
– Откуда она знала шифр?
– Она же два месяца жила в квартире Рябушкиных, могла за это время узнать многое!
– А зачем она поменяла шифр?
– Чтобы Вадик не растранжирил денежки, конечно! – я пожала плечами. – Точно, Вадика она успела узнать! Спустил бы он с дружками все мамины валютные тыщи, как одну копеечку, всего за пару дней беспробудной горькой пьянки-гулянки в кабаках и ночных клубах! Он ведь и мамулины бриллианты хотел в гроб положить.