Сожженные Леса - Густав Эмар

— Извините, сеньор дон Бенито, — возразил капитан важным голосом. — Сеньора не моя дочь — я имею честь быть очень дальним родственником ее и теперь только считаюсь ее опекуном. Я стараюсь, насколько это зависит от меня, удовлетворять ее всем, что только может сделать ее счастливой.

При этой неожиданной откровенности на губах донны Розарио и Бенито Рамиреса показалась насмешливая улыбка.

Но между тем капитан продолжал, передавая блюдо охотнику:

— Итак, я говорю, любезная нинья, что если я позволил себе, не предупредив вас, пригласить к себе этого иностранца, с которым я познакомился всего два часа тому назад, то это потому, что этот иностранец оказал мне одну из таких услуг, которая никогда не забывается. Одним словом, он спас мне жизнь.

— Он поступил очень великодушно, — заметила молодая девушка, кушая или, вернее сказать, делая вид, что ест.

— Действительно, — возразил, смеясь, охотник, — скажу не хвастаясь, дорогой сеньор, что, кажется, я вовремя вступил в разговор с серым медведем — иначе дело приняло бы дурной оборот для вас.

— Бррр! — проворчал капитан, — я содрогаюсь при одном воспоминании; не напоминайте мне про эту ужасную минуту.

— Да, да…

— Этот господин на самом деле спас вас от серого медведя? — спросила сеньора, как бы в первый раз заинтересовавшись оборотом разговора.

— Спас ли он меня! — вскричал капитан. — Я утверждаю, что без него был бы растерзан этим отвратительным зверем. И я, — добавил он, — так обязан ему за свою жизнь, что даю честное слово честного человека, что никогда не позабуду этого и готов вознаградить его всем, что ему только угодно — даже половиной всего своего состояния.

— Хорошо, я принимаю ваше обещание, сеньор капитан, — заметил, смеясь, охотник, — помните это, я тоже никогда не забываю о том, что мне обещают, и если я отказываюсь от чего-нибудь в настоящее время, то очень может быть, что когда-нибудь я вам напомню ваши слова и попрошу вас исполнить ваше обещание. Кто знает, что еще случится, и всегда нужно принимать заранее меры предосторожности.

— Со мной это совершенно напрасно, — ответил довольно холодно капитан, — я всегда готов сдержать слово, данное мной вам.

— Очень хорошо, я и не буду настаивать. Но что вы делаете, капитан, в этих пустых местностях? Вы, вероятно, не пришли драться с индейцами? Здесь их нет. А если здесь иногда и встречаются краснокожие, то это только одни охотники. И с ними вам нечего делать.

— Это правда, я и не думал иметь дело с ними, я просто прохожу здесь.

— Вы проходите. Но куда же вы идете? Я извиняюсь перед вами за нескромность моего вопроса, и вы, конечно, можете не отвечать мне.

— Нет, нисколько, я не нахожу ваш вопрос нескромным, сеньор, и в доказательство не задумываюсь отвечать вам. Что касается до меня, то я и не нахожу нужным скрывать своих дел: я иду в Калифорнию.

— В Калифорнию! — вскричал Бенито с притворным изумлением, — вы, вероятно, шутите?

— Нисколько, я уверяю вас, что иду в Калифорнию.

— Если это так, то я считаю своим долгом предупредить вас, дорогой сеньор, что теперь вы показываете Калифорнии спину. И я вам скажу даже более — если вы будете продолжать в этом направлении свой путь, то вы придете не в Калифорнию, а в Ванкувер, что совсем не одно и то же. Ко всему этому я добавлю, что меня очень удивляет, что вы заставили сеньору сопутствовать вам в этом не только утомительном путешествии, но и сопряженном со многими опасностями.

— Боже мой! То, что вы говорите, может быть и верно, сеньор, но я вам должен сказать, что я и не думал принуждать сеньору следовать за мной. Это, напротив, было желание моего милого дитяти.

— А, в таком случае, — воскликнул охотник, улыбаясь сардонически, — мне остается только поклониться.

К тому же такое самоотвержение не удивляет меня со стороны сеньоры: женщины всегда не скажу храбрее, но преданнее нас.

— Извините, сеньор, — проговорила молодая девушка, смотря на него, — если я позволю себе вмешаться в ваш разговор; в нем встретился такой факт, который я должна подтвердить, сеньор де Бенито… вас, кажется, так зовут?

— Да, сеньора, Бенито Рамирес.

— Итак, сеньор Бенито Рамирес, я не заслуживаю нисколько тех похвал, которые вы мне расточали. Сеньор Кильд лжет — он это знает очень хорошо, — говоря вам, что я пожелала следовать за ним. Если вы меня и видите здесь, сеньор, то это положительно вопреки моей воле, потому что я была изменнически похищена из своего семейства и выдана на руки этого человека, который надевает теперь перед вами маску лицемерия, но так плохо скрывает бесчестность его поведения. Я не опекаемая им, а просто его раба.

— Сеньора! — вскрикнул горячо капитан.

— Осмелитесь ли вы опровергать меня? — возразила энергично молодая девушка, смотря прямо в глаза ему. — Необходимо, чтобы правда вышла наконец наружу и чтобы все знали, на что вы способны и что я для вас. Вы желали, чтобы при нашем ужине присутствовал иностранец; я благословляю за это Бога. Вы очень много рассчитывали на меня, сеньор, и на ту ненависть, которую вы мне внушаете, и имели слишком много смелости, или, вернее сказать, цинизма говорить то, что вы только что произнесли здесь. Я не сделаюсь вашей сообщницей. Сеньор Рамирес, — продолжала она, обернувшись к охотнику. — этот человек солгал: он похитил меня, купив меня я не знаю за какую сумму, и его теперешнее желание продать меня таким же презренным негодяям, как и он сам, которые еще трусливее его.

— Сеньорита, — прервал ее мрачно капитан, — я больше не в силах выносить. Берегитесь!..

— Погодите, сеньор, — заметил холодно Рамирес, — ваши домашние ссоры не касаются меня, и я не имею ни малейшего желания разбирать их — я только имею честь заметить вам, что вы ведете себя совсем не так как кавалер. Вы позволяете себе угрожать женщине, и я не могу терпеть этого.

— Но если…

— Тут нет ни «но», ни «если», сеньор, так как подло угрожать женщине, которая не может защищаться. Вы сами привели меня сюда — тем хуже для вас, — и я объявляю вам, что до тех пор, пока я здесь, вы должны обращаться так почтительно и вежливо с этой сеньорой, как того требует ее пол, — иначе, клянусь вам Богом, что вы не уйдете так легко из моих когтей, как вы избавились два часа тому назад благодаря мне от когтей серого медведя.

— Боже мой, сеньор! — возразил капитан жалким голосом, — поверьте мне, что я глубоко опечален тем, что произошло здесь. Я сознаю, что зашел несколько далеко, и, чтобы доказать вам, что я сознаю свою ошибку, я прошу сеньориту извинить меня за то, что произошло здесь, и позабыть мои слова так же, как я забываю ее слова.