Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии - Сесил Форестер

– Не ожидал такого от сына бредфордского фабриканта, – ворчливо заметил Хупер.

– Вы обедаете на борту «Абидосской невесты», сэр? – поинтересовался Хорнблауэр.

– Собираюсь сделать это, – ответил Хупер, который обожал хорошо покушать, – однако, это ведь всего лишь яхта, и вряд ли там можно рассчитывать на приличный обед.

По настоянию Рэмсботтома, Хорнблауэр прибыл на борт раньше других гостей, чтобы иметь возможность осмотреть судно. Он был принят на флотский манер, с юнгами, стоящими по сторонам трапа и долгим пересвистом боцманских дудок в момент, когда он поднялся на борт. Даже пожимая руку Рэмсботтому, он не переставал внимательно оглядываться вокруг. Ничто не указывало на то, что он находится не на борту военного корабля: он видел надраенную добела палубу, снасти, находящиеся в полном соответствии с законами симметрии, начищенные до блеска пики и кортики, сложенные в козлы у переборки, сверкающие на солнце медные части, вымуштрованную команду, одетую в синие робы и белые штаны.

– Разрешите представить моих офицеров, милорд? – обратился к нему Рэмсботтом.

В их числе были два лейтенанта на половинном жалованье, старые морские волки. Пожимая им руки, он говорил про себя, что, если бы не дюжина случаев, когда фортуна оказывалась благосклонной к нему, он сам бы мог быть все еще лейтенантом, и возможно, рад был бы дополнить свое половинное жалованье службой на яхте у какого-нибудь богача. Когда Рэмсботтом повел его дальше, он узнал одного из матросов, стоявшего навытяжку около пушки.

– Ты был со мной на «Ринауне», году в тысяча восьмисотом, – сказал он.

– Верно, сэр. Милорд, это был я, сэр. – Моряк расплылся в улыбке от удовольствия, застенчиво пожимая протянутую руку адмирала. – И Чарли Кемп, сэр, милорд, он тоже здесь, он был с вами на Балтике. И Билл Каммингс, на форкастле, он был фор-марсовым на «Лидии», когда вы ходили вокруг Горна, милорд.

– Рад снова тебя видеть, – проговорил Хорнблауэр.

Это было так, однако радость его вызывалась еще и тем, что отпала необходимость вспоминать имена. Он пошел дальше.

– Похоже, Вы набрали команду из военных моряков, мистер Рэмсботтом, – заметил Хорнблауэр.

– Да, милорд. Почти все они служили на военных кораблях.

«В эти годы, годы мира и депрессии, несложно набрать команду», – подумал Хорнблауэр. Правительство вполне могло бы предоставить Рэмсботтому какую-нибудь общественную должность за то, что он предоставляет рабочие места людям, которые имеют большие заслуги перед своей страной. Слушая отрывистые слова команд, раздававшихся по мере того, как они шли вдоль строя, Хорнблауэр не мог сдержать улыбки. «Совершенно безобидный пустячок, – думал он, – пусть Рэмсботтом воображает себя командиром военного судна.

– У Вас великолепный корабль и прекрасно подготовленная команда, мистер Рэмсботтом, – заметил он.

– Мне очень приятно слышать это, Ваша светлость.

– А сами вы не состояли на службе?

– Нет, милорд.

Он был до некоторой степени удивлен, осознав тот факт, что теперь, в 1821 году, можно найти взрослых людей, даже глав семейств, которые некогда были слишком молоды, чтобы принять участие в войне, опустошавшей мир в течение жизни целого поколения. От этого он почувствовал себя так, словно ему уже исполнилось сто лет.

– Прошу меня простить, милорд, прибыли другие гости.

Это были два плантатора – Хоу и Доггарт, и главный судья острова. Таким образом, с прибытием губернатора, в обеде примут участие шестеро: три должностных лица и три частных. Они собрались под навесом из парусины, который, будучи натянут поперек главной балки, накрывал квартердек, и стали ждать прибытия Его превосходительства.

– Как вы думаете, обед будет носить официальный характер? – спросил Доггарт.

– Казначей Рэмсботтома купил две тонны льда вчера – сказал Хоу.

– По шесть пенсов за фунт, если быть точным, – добавил Доггарт.

Ямайка являлась небольшим центром в торговле льдом, который привозили из Новой Англии на быстроходных шхунах. В течение зимы он, порезанный на куски, хранился в холодных местах, а потом его, упаковав и пересыпав древесными опилками, старались как можно быстрее доставить на Карибы. В разгар лета цена на него достигала фантастических величин. Хорнблауэр был заинтригован. Еще более ему было интересно узнать, какую работу делает матрос, вращающий рукоять лебедки в центральной части палубы. Его занятие, видимо, было не слишком трудным, но зато безостановочным. Ему никак не приходило в голову соображение о том, какую же роль может играть эта лебедка в жизнеобеспечении корабля? Раскланявшись перед Его превосходительством, гости расположились по его приглашению в удобных креслах. В ту же секунду появился стюард, разнося всем стаканы с шерри.

– Превосходно, клянусь святым Георгием! – воскликнул губернатор, сделав первый осторожный глоток, – ничего общего с этими вашими олоросо и сладкими и липкими темными шерри.

В силу приписываемой ему принадлежности к королевской фамилии и своего служебного положения, губернатор мог позволить себе делать замечания, которые показались бы грубыми в устах другого человека. Но шерри и вправду был хорош: светлый, сухой, с невероятно тонким букетом вкуса и запаха, холодный, но не леденящий. Новый звук коснулся уха Хорнблауэра, он повернулся и посмотрел вперед. У подножия грот-мачты расположился небольшой оркестр, состоявший из различных струнных инструментов, названия которых он никак не мог принудить себя заучить, за исключением скрипки. Если бы не эта непрошенная какофония, трудно было бы представить себе что-то более приятное, чем сидеть, потягивая превосходный шерри, под навесом на палубе прекрасно оснащенного корабля, в час, когда с моря уже начинает задувать бриз. Губернатор сделал едва заметный жест, и в ту же секунду ему был подан новый стакан.

– О, – заметил он. – У Вас прекрасный оркестр, мистер Рэмсботтом.

Было хорошо известно, что в королевской семье хороший музыкальный вкус передается по наследству.

– Должен поблагодарить Ваше превосходительство, – сказал Рэмсботтом, и стаканы вновь пошли по кругу. Стюард пробормотал что-то на ухо Рэмсботтому и тот объявил:

– Ваше превосходительство, милорд, джентльмены, стол накрыт.

Один за другим они спустились вниз. Было очевидно, что все переборки в кормовой части были убраны, чтобы сделать каюту просторнее, хотя она и оставалась низкой. Карронады по обеим сторонам вносили легкую нотку воинственности в картину роскоши – кругом были цветы, в центре стоял обеденный стол, накрытый блистающей белизной льняной скатертью. Сквозь вентиляционные решетки люков в каюту проникало дыхание ветра, которое, из-за двойной тени от навеса и палубы было восхитительно свежим. Однако внимание Хорнблауэра тотчас привлекли два странных объекта, похожие на маленькие колеса, установленные в отверстиях люков и безостановочно вращающиеся. Теперь он понял, зачем матрос на палубе вращал лебедку: он приводил в движение эти два колеса, которые, с помощью какого-то хитрого механизма нагнетали свежий воздух внутрь каюты, действуя подобно крыльям ветряной мельницы, только с обратным эффектом.